Я так задумался и запутался в мыслях и образах, что не замечал, что толкаю людей, налетаю на прилавки, спотыкаюсь о какие-то коробки… Очнулся я только тогда, когда Нэко предложил мне сесть на заднее сиденье в фиолетовое такси, представлявшее собой практически такую же колымагу, на которой мы уходили от полицейской погони. Сам он сел со мной, а Ками устроилась рядом с похотливо поглядывающим на нее бровастым и бритым наголо шофером.
— Куда? — спросил он и плотоядно облизнул полные, резко очерченные губы. Его черные глаза-маслины мерзко поблескивали жирной тусклой пленкой, и было понятно, что в своих примитивных и скользких мыслях он уже содрал с Ками всю одежду и переспал с ней всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Я даже бросил на девушку испуганный взгляд, ожидая увидеть на ее коже какую-то слизь от его мерзкого ощупывающего взгляда, но Ками, совершенно сухая и невинная, вдруг приветливо улыбнулась этой похотливой жабе и игривым голоском сказала:
— На медицинский, приятель.
Глаза-маслины прямо заструились сальным блеском, и шофер, трогая свою фиолетовую колымагу с места, поинтересовался, совершенно не обращая внимания на меня и Нэко, молча сидящих сзади:
— А по какому такому поводу такая куколка едет на проспект Медиков?
— Грудь хочу увеличить, — сладко пропела Ками, качнув плечами, и я понял, что эта девица еще и неплохая актриса вдобавок ко всему, хотя… какая девушка не актриса, если ей нужно чего-то добиться от мужчины?
Таксист неторопливо вел машину среди довольно загруженного разным транспортом потока и продолжал щупать девушку масленым взглядом. Я подумал при этом, что Нэко странно спокоен, ведь если бы кто-то так оглядывал Илону, то мне было бы ужасно неприятно: если уж по отношению к практически незнакомой мне девушке меня раздражает и злит такое проявление животной… хотя нет — на такую похоть способны только люди! Такая похоть не является тем восторженным обожанием, которое испытывают влюбленные, не является она также и восхищением нормального мужчины при виде красивой женщины… Нет, она воспринимается как что-то материальное, осязаемое, липкое…
— На углу останови, красавчик, — попросила Ками у истекавшего слюнями таксиста. — Ребятам выйти надо, а мы еще с тобой прокатимся…
Таксист даже не пытался скрыть своей радости, когда мы с Нэко вышли на тротуар; он даже не удостоил нас взглядом: его глаза продолжали пожирать Ками, и он чуть не столкнулся с проезжающим мимо открытым автомобилем.
— Идиот озабоченный, — раздраженно пробурчал я, злой и на таксиста за его нравы, и на Ками за ее вызывающее поведение, и на Нэко, ведущего себя так, как будто ничего особенного не происходит. Как вообще брат может отпустить свою сестру уехать в одной машине с таким мерзким типом?
Нэко тихонько пожал мне руку.
— Успокойся, — негромко сказал он мне, увлекая по запруженному людьми тротуару. — С ней все будет в порядке: девочка знает, что делает. А ты будь готов к небольшой, но быстрой атаке: видишь вон ту витрину?
Я посмотрел в указанном направлении и увидел тянувшийся на десятки метров вдоль улицы широкий, прозрачный фасад высотой в этаж, за которым, несмотря на всю его кажущуюся прозрачность, практически ничего не было видно. Сверху, на всю длину этого стеклянного этажа, красовалась яркая и словно живая вывеска-реклама. Вывеска эта была странно объемной, из широкой панели то и дело словно выпячивалось изображение: призывно изгибались грудастые девицы, ослепительно улыбались накачанные парни и снисходительно-мудро щурился через сложного вида очки мужчина в белом халате. Все эти движущиеся персонажи перетекали друг в друга, заменялись яркими надписями, округло выпирали из плоской вывески, протягивая мужские руки с накачанными мышцами и не менее накачанные женские бюсты; только мужчина в халате, по-видимому доктор, оставался незыблемо неизменным, и все так же мудро щурились его проницательные глаза за сложной конструкцией очков.
Иногда в этом мнимо прозрачном фасаде раздвигались незаметные на первый взгляд автоматические также псевдопрозрачные двери, через которые входили или выходили какие-то люди, садились в такси. Выходили из длинных шикарных машин разнообразного возраста женщины, плавно проплывали в сопровождении охранников, исчезали в дверях… Да, женщин здесь было большинство, но и мужчины тоже попадались.
— Это что за заведение? — спросил я Нэко, когда мы подошли к веренице небольших торговых лотков на противоположной искомому фасаду стороне проспекта и сделали вид, что собираемся что-то купить.
— Великая Лавка Обличий, — ответил Нэко. — Один из основных в Нижнем городе центров пластической хирургии. Здесь множество людей корректируют свою внешность или полностью меняют ее, иногда — вместе с половой принадлежностью. Не чувствуешь стремления немного изменить форму носа или разрез глаз?
— Нет уж, спасибо, — поежился я. — Меня как-то и моя внешность устраивает, а какие-то существующие или мнимые недостатки… что ж, они как раз и делают меня индивидуальным и особенным. Не так ли?
— Также, — продолжал Нэко, пропустив мимо ушей мою философию, — здесь, прикрываясь такой удобной маской, находится один из центров нелегальной торговли органами, и нам как раз сюда, если только наводка, данная мне тем типом в игровом зале, верна.
— А тот тип, он может как-то подкорректировать свои показания, если он тогда ошибся? — невинно поинтересовался я.
— Вряд ли, — пробормотал Нэко, пристально всматриваясь в широкий проулок-туннель, выходивший на центральный проспект как раз напротив фасада Великой Лавки Обличий. — Он сейчас, скорее всего, вместе с еще несколькими дельцами такого же рода, как и он, — поставщиками мясников, лежит себе спокойнехонько в морозильной камере морга и теперь уже не думает ни о том, что он разговаривает с последним в своей жизни собеседником, ни о том, по какой системе облапошить очередного потенциального донора. Между прочим, то, что я убрал попутно несколько человек в том игровом зале, — тоже заказ небезызвестного тебе Братства. Понимаешь?
Все просчитать наперед, использовать удачную возможность и посторонних людей, решить несколько задач одновременно и остаться чистыми… это — признак сильных и умных.
Во мне словно молоко закипало: поднимались злость и обида на важных, полных достоинства, но очень мило при нужде улыбающихся дядек в ресторане «Тангура», что так ловко использовали подвернувшихся им простаков.
Нэко внимательно посмотрел на меня, положил руку на плечо.
— Прости, что использовал тебя и Сведа, но мне действительно нужно было выполнить попутное задание, чтобы осталась видимость, что Братство тут ни при чем, а все сделали наглые пришельцы. Вот и здесь нужно провернуть попутно кое-какое дело, раз уж штурман как раз в этом заведении оказался. Только, понимаешь, — Нэко крепко сжал мое плечо, — мне самому порой бывает трудно разобраться во всех этих запутанных интригах и соперничестве, что пронизывают нитями плесени весь такой чистый и светлый для взгляда снаружи мир Шебека. Но если мы хотим чего-то добиться, то должны сейчас играть по установленным нам Братством правилам…
