Здесь не было времени, не было пространства. Я опустился на дно, раскинув руки в стороны. Почувствовал спиной камни, которые никогда, наверное, не видели солнечного света.
Не знаю, почему я не хотел двигаться. Догадываюсь, что причиной тому стало опустошение. У меня на тот момент не осталось ничего, способного вызвать внутри хоть какой-то отклик. Хозяин мертв, жизнь моя, посвященная служению ему, закончена.
Наслаждение небытием останавливало меня даже от попытки сжать пальцы в кулак. То положение, в котором тело застыло на дне моря, всецело устраивало парня по имени Эд. Оно стало как мокрая одежда, которая облепила тебя и согрелась. Ты знаешь, что при любом движении холод вернется и будет значительно острее чем раньше, но… зачем шевелиться?
Может, так и замерзают во льдах?
Вот только Гончая неспособна замерзнуть.
Пустота вокруг была такой же, как и пустота во мне. Вы когда-нибудь замирали на месте, зацепившись взглядом за небытие и бездумно в него глядя? Когда еще кто-нибудь щелкает пальцами, привлекая ваше внимание, или же трясет за плечо, чтобы выдернуть вас из этого состояния.
Здесь некому было растормошить меня. Однако Лайла, сказительница северных краев, рождением своим сотворила несколько чудес. Изменила мир не громкими поступками или мудрыми решениями, а собой.
Признаюсь, поначалу я и не думал о ней, слушая гулкие голоса льдов на дне моря. Угольки внутри меня объявились через какое-то время. Черная кровь Гончей восстанавливала тело, любовь лечила душу.
Времени сердцу требовалось гораздо больше.
Ее рассказ об огнях у Южного Круга возник в голове внезапно. Еще несколько мгновений назад в голове было пусто, как вдруг я услышал голос Лайлы, повествующий о прогулке в железных сапогах по морскому дну. Вспомнил почти детскую улыбку, с которой она смотрела на нашего китенка.
Лайла так хотела знать, что же за оранжевые лучи видела в воде. Так хотела, но… Я пошевелился. Согнул пальцы, замерзшие в холодных водах, повернул скрипящую шею. Поднялся. Вода сопротивлялась, движения были медленными. Вокруг гудела непроглядная тьма.
В краях где нет никакого направления, сложно выбрать правильный путь. Ты просто полагаешься на удачу и идешь. Так легче.
Сейчас, рассказывая это все, мне странно думать о прошлом. Оно свершилось. Его больше нет. Тот я умер несколько раз. Умер в Кассин-Онге, в Снежной Шапке, на корабле пиратов, в Барроухельме, на берегу за Южном Кругом, в путешествии по теплому морю, в сражении с Царном. Всех тех ребятишек по имени Эд больше нет. Осталась лишь Гончая на дне.
Гончая, в которой разгорались огоньки любви и благодаря им оттаивали другие чувства.
Вскоре из смерзшейся брони проступила и дружба. Потом я понял, что хочу увидеть Фарри. Те слова, что передавал нам альбинос из Братства, обрели больший смысл. Мой друг сражался. Мой друг побеждал. Он выступил против реального врага, отказавшись от заветной мечты. Упустив из рук контроль над ее осуществлением.
Что если «ИзоЛьда» встретила по дороге корабли Цитадели и не пережила той встречи? Что если Фарри так и не узнал правды?
Я должен был найти его.
Но первым делом нужно было увидеть огни в воде. Увидеть их ради Лайлы.
Я шел по дну в непроглядной мгле, обретая цели, и от этого двигался все быстрее. Иногда во тьме что-то было, колебания воды доносили до меня движения, иногда резкие, испуганные, иногда заинтересованные. Подводные обитатели старались держаться подальше от жителя сверху.
Жителя с черной кровью, потерявшегося во времени и пространстве.
Несколько раз я пытался всплыть, но даже содрав с себя всю одежду и оставшись абсолютно голым, не смог оторваться от дна. Оно тянуло к себе, всасывало. Мое тело будто уменьшилось, и все эти сотни ярдов воды над головой вдавливали его в каменную крошку.
Тот, кто ходил по Пустыне пешком, должен понимать: даже самые огромные расстояния, пройденные им, смехотворны по сравнению с тем, что довелось преодолеть мне под водой. Тот, кто путешествовал, знает, сколько странников нашли свою смерть, перепутав направление.
Я же шел по дну без него, просто зная, что когда-нибудь выйду на берег. Времени на это у меня было предостаточно. Холода, голода, усталости тело Гончей не ведало.
Судьба оказалась добра к потерявшемуся на дне чудовищу. Я не отправился на север, не оказался в путешествии на восток. Может быть, во мне самом пророс проклятый компас Черного Капитана, и невидимая стрелка тащила покорное тело туда, куда нужно. Столько лет стремиться на юг — должно быть организм теперь и сам его чувствовал. Не знаю. Думаю, что мне повезло.
Я шел, пока не пропала кромешная тьма. Она превратилась в мутный сумрак. Очертания пальцев на вытянутой руке угадывались с трудом, но мир стал чуточку светлее.
А вскоре показались и огни Лайлы. Не знаю, как описать то, что я увидел впереди. Представьте пыльную темную комнату, свет в которую попадает через множество крошечных дырочек в окошке. Пыль клубится в светлых лучах, и кажется, что за них можно взяться рукой. Но, конечно, ты и не пытаешься это сделать, понимая, что никогда не поймаешь солнечный свет.
Где-то там, за темной комнатой моря, горело солнце.
Но когда я подобрался к этим огонькам, когда коснулся одного из них — на голове затрещали волосы. Кости задрожали, заныли. Загудели зубы, будто внутри что-то завибрировало, разрушая эмаль. Я остановился, прислушиваясь к ощущениям. Отступил на шаг.
Лучи двигались, будто волны касались каждого из них.
Я протянул руку, и рыжая игла света прошла ее насквозь, наполнив тело дрожью. Южный Круг…
Когда «ИзоЛьда» шла через смертельные воды — никакого свечения из воды не было. Когда мы возвращались обратно, уже будучи тронутыми Энекена — тоже ничего не видели.
Я смотрел, как едва шевелятся рыжие лучи, и думал: сколько выдержит плоть Ледовой Гончей? Есть ли шанс дойти потом до Фарри? Пусть даже сгнивающим трупом.
Море дышало. Море играло моими волосами. Я опустил руку, прошиваемый десятками, сотнями ярких нитей, и пошел к источнику света.
Которым оказался человек.
Сколько сотен лиг пришлось прошагать под ударами рыжих лучей — я не знаю. Но чем ближе был источник, тем сильнее крутило кости. Оранжевая аура пронзала мое тело, разрушая его. Плоть Гончей сражалась с невидимым противником извне, позволяя мне двигаться дальше, но руки и ноги дрожали, подкашивались. Свет убивал. Свет усиливался.
И наконец я увидел силуэт.
Занесенные камнями и песком цепи опутывали сияющего незнакомца. Руки скованы за спиной и сцеплены с ногами. Вдоль его спины шел железный штырь, заканчивающийся стальным брусом у стоп.
Я подошел, пошатываясь от сияния. Дрожа от слабости. Как он оказался тут? В голове прозвучал голос Энекена:
«Царн не стал ждать карателей от власти и сбежал вместе с остальными учениками. На север. И там следы его теряются. Как и следы всех тех, кто ушел вместе с ним. Теряются следы Царна и появляется Южный Круг.»
Любовь питала душу и вернула мне крошечную способность удивляться. Неужели передо мною оказался один из учеников сумасшедшего колдуна?
Я смотрел в бледное лицо существа, которому было много сотен лет, и чье тело так и не взяло разложение. Чье тело сокрушало мир смертельной заразой.
«Если одна часть питается от тела, а другая часть питает тело, то при совмещении они либо сожгут друг друга, либо закольцуются , и тело никогда не будет умирать, расходуя силу духа, тогда как дух будет пополнять энергию из тела. Что получается в таком случае — мне предсказать сложно» .
Мой мертвый хозяин лишь догадывался о том, что в древности умел Царн.
