годы торговли я увеличил его в десять раз! В Царьграде нас ждут дом, сад, рабы, всеобщий почет.
– Думаешь, Мстислав пропустит нас через свои земли? Возьмет и так просто даст уйти? Нет, Ковырша, свободу придется купить.
– Купим, – охотно поддержал идею купец. – Мы везем меха, янтарь, серебро! Неужто поскупимся?
Несмотря на страх, Зорка мысленно с ним согласилась. На одной Домбромиле звенело столько украшений, что хватит и на дом, и на безбедную жизнь в окружении домочадцев.
– Твои товары Мстиславу не нужны. – Добромила покачала головой, звякнув серебряными подвесками. – Но у меня есть кое-что получше. Избранная! Ты же знаешь, как давно он ищет тех, кого примет амулет. Забавно… Ты сгубила мою жизнь. Ты же оплатишь новую.
Травница почувствовала громадное облегчение. Все могло сложиться гораздо хуже. Обидно, что коварная княжна переберется в Царьград, избежав наказания. Зато она, Зорка, будет жить. И даже до Киева вовремя доплывет, как поклялась.
– Не спеши радоваться. – Добромила легко разгадала, какие мысли охватили Зорку. – Говорят, ты выходила этого воя и три дня тащила на себе. Напрасно. Его разрежут на куски у тебя на глазах.
Изборянин, стоявший ближе всех к Карасю, пнул его по раненой ноге. Вой-полукровка сжал губы и побледнел, но не издал ни звука.
– Потом возьмусь за тебя. Без рук Мстислав тебя, конечно, не возьмет, какой с тебя прок? А вот гладкое личико в бою без надобности. Отрежу тебе нос и покрою лицо шрамами, будете с сотником парочкой на загляденье!
Зорка бросила отчаянный взгляд на Карася. Черт с ней, с рожей, она красавицей никогда не была! Но его смерти она не хотела! Вой-полукровка выглядел спокойным, волнение выдавала лишь мертвенная белизна. О чем думал Сигмар, понять и вовсе было невозможно.
– Не вздумай открывать! – Добромила одернула холопа, потянувшегося к защелке на краденой суме. – Бросай в воду!
Послышался всплеск. В черных глазах Карася мелькнула обреченность. По еле заметному движению его тела травница поняла – он готов броситься в последнюю схватку, чтобы погибнуть в бою и подарить избранной хоть какую-то надежду спастись. Зорка качнула головой – не надо. Добромила считала, что уберегла себя, выбросив запасы травницы за борт. Напрасно. Вместе с сумой в воду упала самая редкая, самая драгоценная Зоркина трава – Нечуй-ветер.
Одними губами травница зашептала слова заговора. Только бы успеть, пока ладья не отплыла слишком далеко.
– Молишься? Правильно, самое время. Начните с сотника!
Приближенный княжны замахнулся древком топора и ударил по лодыжке лжесотника с такой силой, что хрустнула кость. Громкий крик согнал с мачты одинокую чайку. Сквозь человеческую оболочку проступила личина упыря. По рядам изборян прокатился испуганный шепот – такого они не ожидали. А Зорка ощутила, как Нечуй-ветер, катившийся вслед за ладьей, откликнулся на призыв. Губы травницы скривила усмешка. Пора!
Все произошло одновременно. Разгневанный ератник, с искаженным от боли лицом, вытянул дрожащую руку. Человек, что его ударил, засипел, из носа и глаз потекла темная, почти черная кровь. Кто-то пробормотал, захлебываясь от страха: «Это она! Это избранная! Кончай ведьму, пока всех не прокляла!» Карась, пользуясь тем, что на него никто не смотрел, кинулся на ближнего противника и принялся его душить связанными руками. А Зорка, ощутив прилив неведомой силы, заорала: «Да будет буря!» – вложив в эти слова всю накопившуюся ярость.
Вторя ей, грянул гром. Небо, только что синее и безмятежное, заволокли тучи. Волны обрушились на ладью, смыв за борт сразу несколько изборян. Палуба подскочила под ногами взбесившимся зверем. Вдарила по подошвам сапог и тут же ухнула вниз, поднимая мириады брызг. Хлынул дождь. Зорка мигом промокла насквозь, порыв ветра сбил ее с ног и покатил по скользким от воды доскам. В этом ей повезло – над головой пронеслось лезвие меча, отразив вспышку молнии в тусклом металле.
«Убить ее!» – сквозь визг обезумевших холопов и вой урагана донесся крик Добромилы.
Зорка сумела перевернуться на живот и встать на карачки. Но тут же с места рванула в сторону, чтоб не остаться без ноги. Добромила не соврала – эти вои превосходили тех, что поджидали в Смоленске. Если бы не бешеная качка, швырявшая людей то вбок, то вперед, ее бы сразу убили.
Сверкнула молния, следом прокатился оглушительный гром. Краем глаза травница увидела, как идущий за ладьей паузок клюнул носом и зачерпнул воды. Рядом с ухом вжикнул лопнувший канат, но задел не ее, а размахнувшегося для нового удара дружинника. Лезвие просвистело мимо.
– Лавка, держи!
Освободившийся от пут Карась подтолкнул чей-то меч. В начале движения он был алым от крови, но в Зоркину ладонь попал омытый дождем. Дзинь! Булат встретился с булатом. Лежащая на спине травница прикрылась от удара мечом, два лезвия скрестились чуть не у кончика ее носа. Противник был слишком силен, удерживать его натиск оказалось невозможно. Изловчившись, Зорка лягнула воя по щиколотке и откатилась в сторону. Тот прыгнул следом, но споткнулся о сына купца, пытавшегося спрятаться под скамейкой гребцов. Рубанув не глядя, вой отшвырнул с дороги мешавшее тело.
Не успев подняться, Зорка оттолкнулась ногами и поползла назад, пока лопатки не уперлись в высокий борт. Изборянин ухмыльнулся и поудобней перехватил рукоять меча, готовясь рассечь жертву в один удар. Но он не видел того, что видела Зорка: как за его спиной поднялась волна. Замерла, словно в раздумьях, и рухнула на ладью. Поток воды окатил воя с головы до ног, толкнул прямо на травницу, и та не упустила момент – острие меча вошло в живот, пробив кольчужную сетку. Плеснувшая из раны кровь тут же растворилась в дожде, пенно-розовый поток заструился по палубе и исчез за бортом.
Выбравшись из-под мертвеца, Зорка наконец-то встала и огляделась. Вместо паузка на волнах качались сломанные доски, на поверхности показалась чья-то макушка и снова ушла под воду. В двух саженях от нее из вспененной мути высунулась рука, ищущая, за что ухватиться. Но нащупала лишь связку песцовых шкур, с которой и скрылась на глубине.
Палубу ладьи усеивали тела. Кто захлебнулся, кто расшибся, кого прирезал Карась. Среди мертвецов лежал и затоптанный насмерть Ковырша. Но большинство забрал разбушевавшийся Днепр. Вой-полукровка рубился с двух рук, крутясь на месте волчком. Сигмар, несмотря на сломанную ногу, повалил кого-то на пол и вцепился в горло. Над головой раздался хлопок – это ветер сорвал край паруса с крепежа и принялся дергать его и мотать в бешеной злобе.
К лжесотнику кинулась Добромила. Выражение брезгливого превосходства давно слетело с ее лица. Разгневанная княжна попыталась всадить нож Сигмару в спину, но
