не было, а четвёртый совсем оказался без куртки.
Обувка так и вовсе была с бора по сосенке — успел заметить кирзовые сапоги, ботинки на шнуровке и кроссовки.
Они были бы похожи на туристов, грибников, охотников или рыбаков, если бы не вооружение. Но оружие не было однотипным и соревновалось в пестроте. Ружья, винтовки, карабины, несколько автоматов и даже один арбалет. Всё это войско может лечь в схватке с одним рубером. Если твой ствол не в состоянии пробить череп опасной твари — ты мясо.
— Монстры! — подобно иерихонской трубе, завопила по-английски негритянка эфиопской наружности.
От вопля в замкнутом пространстве заложило в ушах, но я поторопился к противоположному борту, чтобы оценить степень опасности. Бойниц в этом стальном гробу было немного, и у каждой уже стояли школьницы. Пришлось совсем невежливо оттереть плечом говорившую со мной брюнетку и попытаться разглядеть хоть что-то. Бахнул ружейный выстрел, затем ещё и ещё, подключился автомат Калашникова и только после этого вступления добавились пулемёты, установленные на машинах.
— Это ещё не монстры, — проворчал я, — Пока вижу только с десяток бегунов и пару лотерейщиков…
И действительно, со стороны шоколадки неслись, перепрыгивая кочки, с десяток или дюжину тощих, ободранных, но неестественно быстрых и жилистых фигур — матёрые бегуны, твари, готовящиеся перейти в разряд лотерейщиков. Они всё ещё похожи на людей, но уже не такие неуклюжие и медленные, как это бывает на начальных стадиях заражения, когда новый хозяин тела только пытается с ним освоиться. Не такой уж серьёзный противник для крепкого в коленках и вооружённого, пусть даже только холодняком, рейдера. Группа очень разреженная и набегает словно с разных сторон.
Твари мчались, виляя между карликовыми ёлочками, перепрыгивая на ходу и огибая поросшие начавшим желтеть мхом кочки, коих тут, в тундре, было в изобилии. За спинами бегунов маячили два серокожих лотерейщика, уже полностью лишённых одежды. Из-за скорости и рваной манеры движения тварей стрелки при всей подавляющей огневой мощи безбожно мазали, расходуя драгоценные боеприпасы, а всё из-за того, что, похоже, это кто-то вроде муровских штрафников, чьей задачей было под прикрытием обчищать магазины, а тут в кои-то веки они столкнулись пусть с небольшой, но со стаей заражённых.
А это, как ни крути, уже целая толпа, хрипящая и урчащая на разные голоса, только и мечтавшая добраться до человеческой плоти и впиться в неё зубами, напиться крови, насладиться вкусом мяса, похрустеть хрящами, обглодать косточки.
В первые недели в Улье по ночам дёргался, насмотревшись таких вот картинок в течение дня, но человек такая тварь, которая ко всему привыкает. И я привык. Что характерно, привык быстро, словно и не жил расслабленной праздной жизнью современного горожанина.
— Они нас съесть⁈ — задала очевидный вопрос брюнетка.
В голосе русскоговорящей американки уловил истеричные нотки.
— Обязательно съесть, — подтвердил я, — Если эти в лыжи обутые не отстреляются от них сейчас.
Бросил ещё один взгляд на поплывшие хари стремительно приближавшихся бегунов, покрытые загрубевшей и морщинистой, цвета асфальта кожей, раззявленные клыкастые пасти, руки на которых уже начали расти когти, пока ещё слабые, но уже на стадии лотерейщика эти когти смогут вспарывать металл.
— Дай мне напиться из фляги! — приказал я брюнетке.
Джо обнаружил постороннего человека в доме далеко не сразу. Поначалу показавшийся пустоватым, дом Монзомо оказался очень функциональным и, как выяснилось на практике, очень уютным. Шредер сидел у камина-очага, потягивая коньяк из стакана для виски и размышляя, что с таким девайсом совсем не нужно ни телевизора, ни компьютера, ни смартфона. Знай себе, любуйся горящим живым огнём, а когда надоест одиночество, то можно пригласить к себе друзей и рассказывать друг другу истории у очага, а когда они закончатся, то можно снова наслаждаться танцами языков пламени по углям. И до того он размяк и погрузился в созерцательное настроение, что, когда увидел этого мужчину, от неожиданности вздрогнул.
Крупный и широкоплечий, по виду — тоже индеец. Гладкие и чёрные, словно смоль, волосы ниспадают на широкую спину и мощные плечи. Лицо было… Ликом сурового языческого божества, вырубленным из чурки каменным топором. Самыми выдающимися деталями были нос, напоминавший клюв орла, тяжёлый подбородок и чёрные глаза, цепкий взгляд которых и вырвал Шредера из созерцательности.
Пару минут точно Джо пытался вспомнить что-нибудь про этого субъекта, пока не понял — это тот самый родственник, о котором ему рассказывал гостеприимный хозяин. Шредер припомнил, как просветил об услуге «трезвый водитель», а Монзомо смеялся и возражал, что в такую глухомань никто их ночью не повезёт, кроме… Правильно. Его дальнего родственника. Индеец смеялся, а глаза его были печальны. Кажется, Джо и об этом сказал, но это породило новый взрыв веселья, хотя говорил он вполне серьёзно.
Расслабившийся вконец Шредер собрался было, поздоровался почти внятно, приумолк и напрягся. Глядя на серьёзное выражение лица этого нового персонажа вестерна, он вдруг понял, как выглядят его нетрезвые капризы с немедленным посещением не чего-то там, а священного места индейского народа. Он — нетрезвый белый человек, предки которого ещё не так давно истребляли краснокожих, что-то там требует практически у местных. И вот, Монзомо — добрая душа, напрягает связи и отвлекает своего родственника, может, уже отдыхавшего в это время, чтобы тот бесплатно свозил белый зад Шредера, куда тому вздумалось.
Когда индеец подошёл к соседу, стало ясно — ростом он удался. Он был на полголовы выше Монзомо и почти на голову выше Джо.
Джошуа стало неловко и совсем неуютно в компании с двумя индейцами сразу. Они были оба крупней его, отчего в комнате резко стало тесно. И дурные мысли в голову полезли о том, что совсем он утратил хвалёную осмотрительность и перестал заботиться о своей безопасности. Но Монзомо со спокойной улыбкой представил гостя.
— Джо, я рассказывал тебе о супруге моей сестры, — сказал он, — Его имя трудно произнести, поэтому называй его просто — Кривая Секвойя.
— Я отвезти ваша на священное озеро у Медвежья Круча, — сообщил Кривая Секвойя со спокойной улыбкой, от которой суровое лицо преобразилось, — Друг Монзомо — моя друг.
— Точно! — подскочил с дивана Джо, радостно кидаясь к своей куртке, висящей у дверей, — Мы х-хотели ехать на Медвежья Круча! Тфу, ты! На Медвежью Кручу!
Снять куртку с крючка и попасть в рукава оказалось не так-то просто, но воодушевлённый предстоящей экскурсией Шредер, успешно справился с этой нетривиальной для его состояния задачей.
Естественно, коньяк отправился в поездку вместе с людьми в качестве самого почётного пассажира. Они с Монзомо продолжили употреблять крепкий напиток в пути под лёгкую музыку в стиле кантри и весёлые шутки о дамах, автомобилях, глухих лесах и ночных поездках. А потом Джо внезапно вспомнил, на чём прервалась их беседа, и снова разговорил Монзомо.
— Хочешь знать, кто жил в твоём доме до тебя, так?
Получив кивок в ответ, индеец начал рассказ:
— Я расскажу, что знаю, а знаю я немного. Это был мужчина к пятидесяти или за пятьдесят. Я бы не сказал, что он производил впечатление больного или страдающего душевным расстройством, но все соседи в один голос утверждали — он псих. Все эти душевные болезни, наверное, больше по твоей медицинской части. Я в этом не разбираюсь. Считаю, что нужно жить самому и другим диагнозы не ставить.
Посмеялись, выпили. Джо уже подумал, что это конец, но история неожиданно продолжилась.
— Ни жены, ни детей, ни других родственников я ни разу не видел и не слышал, чтобы они были у этого русского…
Монзомо задумался.
— Его имя было Виталий или Витас, как-то так, но все звали его Нэмо, Лунатик Нэмо или Дурачок Нэмо. Так дразнила его местная шпана. Повторюсь, что на меня он не производил впечатления больного, вот…
Монзомо догрызал кусок сушёного мяса, усердно работая челюстями.
— Нэмо вёл отшельнический образ жизни. Большую часть времени он проводил у себя дома. Выбирался только за продуктами. На что жил, не скажу. Не работал, но говорят, что был литературным критиком. Со мной он общался только по необходимости. Пару раз заходил, просил воспользоваться компьютером, чтобы отправить какие-то письма по электронной почте. И это, пожалуй, что всё.
Индеец принял от Шредера стакан с уже налитым коньяком и продолжил рассказ с ним в руке:
— Дома у него не было ни интернета, ни компьютера
