– Там, в развалинах, – линза.
Доктор озирается – кажется, он еще не понял.
– …Она перебросит нас через туман, – объясняю я почти уверенно.
Куда увереннее, чем есть на самом деле.
Обломок стены за несколько шагов от нас и правда искажен, будто в кривом зеркале.
Доктор кусает губу – наверное, пытаясь в уме оценить расклад. Если повезет – нас перекинет до самого Змеиного болота, идущее снизу тепло не дает ему замерзать, и посадка будет относительно мягкой.
Даже с десяти метров.
А если везения не хватит…
Доктор решительно двигается к искаженным очертаниям зубчатой стены, мне на ходу машет рукой:
– Беги, еще успеешь…
– Уже нет.
Просвет в конце улицы, метрах в ста от нас, затягивается туманом. И островок чистого воздух вокруг тает на глазах. Когда-то в подобной ситуации мне удалось отсидеться на верхнем этаже панельной высотки.
Только здесь высоток не осталось…
И мы делаем шаг к линзе, чувствуя комок тошноты, подкатывающий к горлу. Это нормально, «вестибулярка» играет – точь-в-точь как во время полета на поганом «кукурузнике»…
Я помогаю Доктору вскарабкаться по груде кирпича. Кажется, что до линзы еще пара шагов. Но искаженное пространство умеет обманывать. И долей секунды спустя меня швыряет вверх.
Какое-то мелькание… Радужные круги перед глазами… Перекошенное лицо Доктора… Моя рука, до сих пор судорожно вцепившаяся в его плечо…
Кажется, я успеваю ощутить испуг. Не за себя – за свое сердце, которое словно провалилось куда-то вниз, в темную пустоту.
А потом я и сам проваливаюсь – не в пустоту. Во что-то теплое, мягкое, черное.
Воняющее дегтем…
…Светлую лодку медленно несет по темной реке. Берегов не видать, они где-то там – за плотной пеленой. Сколько ни вглядывайся – никаких ориентиров. Я пытаюсь грести, но весла едва удается двинуть в странно густой воде. Толчок… Еще толчок! Болят руки, я взмокаю от напряжения, а лодка даже на сантиметр не отклоняется к невидимому берегу. Как будто неумолимая сила продолжает катить ее вниз по темной реке…
В отчаянии я роняю весла.
Столько усилий, и все напрасно. Такой длинный путь никуда не привел. Ради чего рисковал я жизнью?
Ради чего сгинули товарищи?
Не осталось сил. И надежды не осталось…
Я закрываю глаза, будто сам хочу раствориться в густом тумане. Но вдруг чувствую – кто-то еще есть в лодке.
Я поднимаю голову. И цепенею.
А Ромка Шепилов глядит на меня внимательно, строго.
Он бледный, очень бледный. И на нем – та самая, пробитая пулей, синяя футболка.
Я приоткрываю рот, только язык словно прилипает к небу. Целых пять секунд Ромка смотрит на меня, а я даже не могу шевельнуться. Наконец хрипло выдавливаю:
– Прости…
Он не отвечает. Лишь глядит на меня с немым укором, с болью. И темное пятно медленно расползается по его синей футболке.
– Прости… – отчаянно повторяю я, – отсюда нельзя выбраться…
Ромка молчит.
Потом так же молча встает, перешагивает через борт лодки и уходит – уходит по воде. Гладь под его ступнями в кроссовках едва колышется, а туманная пелена медленно растворяет фигуру.
Как завороженный, я смотрю вслед. Вскакиваю, бросаюсь за ним. И с головой проваливаюсь в черную, воняющую дегтем бездну…
Вверх!
«Ромка!»
Глотнуть воздуха.
«Ромка! Не оставляй… меня…»
Воздуха! Воздуха! Хотя бы пронизанного стальным привкусом Зоны…
– Надеюсь, она лечебная, – буркнул Доктор, отплевавшись от грязи.
– Сто процентов… – Я выбрался на твердую почву рядом и сел на травку – мягкую, свежую, несмотря на глубокую осень. Тут, в округе Змеиного болота, не водится никаких змей. Зато теплые потоки воздуха круглый год бьют из трещин. Это удобно – можно даже скинуть куртку и просушиться.
Плохо, что умыться тут реально только в старой луже. Хотя вообще грех жаловаться.
Я достал из внутреннего кармана платок – замечательный светлый платок, подаренный чудесной девушкой, – и утер свою кое-как промытую физиономию.
– Удачная нам попалась линза, – буркнул Доктор, вытираясь полой куртки. – А однажды в Нижегородской Зоне…
– Солнце вот-вот взойдет, – сухо напомнил я.
– Подумаешь, оно всегда всходит… Портки сперва просуши!
– Свои суши… – отмахнулся я.
Теперь-то ему нетрудно будет обойтись без моей помощи. Даже минуту задерживаться не стану. Здесь метров пятьсот до периметра. И километра полтора-два до ближайшего блокпоста полицаев – мимо них как-то приятнее топать в сумерках.
– Стой! – почти испуганно окликнул Доктор.
– Что еще?
– Верни то, что взял.
Я молча достал из кармана тускло блеснувший серебряный крестик на потемневшей от времени цепочке, аккуратно положил на кирпич. Сделал шаг, и вдогонку долетело – на этот раз почти требовательно:
– Мы еще не закончили разговор!
– Я закончил.
– Это тебе кажется…
Опять?
Я сморщился.
Почти то же чувство, как перед желтой дымкой, подсвеченной изнутри голубоватым мерцанием… Но дымка была позади – прошла мимо и развеялась на пространстве Зоны. А это…
Это все еще оставалось со мной.
Я развернулся и глянул на его замызганную физиономию:
– Черта им лысого, а не рыжего упыря! Так и передай…
– Дело не в них. Дело в нас!
– С чего бы так?
– Проиграют они – и мы останемся одни против низших кланов. Против тех, кто убивал в Микулино, – без союзников.
– В гробу я видал таких союзников… Хуже все равно не будет!
– Будет. Вспомни, что творится на Украине.
Угу. Безупречный аргумент. Все помнят лужи крови на площадях Киева и Донецка, помнят толпы вурдалаков, средь бела дня устраивающих охоту на улицах украинских городов.
Это реально паскудно. Даже думать о таком невыносимо…
Только при чем тут рыжее чудовище?
– Столько лет эта нечисть бегала по лесам, втихомолку жрала людей, и родному клану было на него плевать. А сейчас… без него им просто край? Убийца вдруг оказался великим воином? – я сплюнул в сердцах. – Скажи, Док, тебе самому не противно это повторять?
– Мне известно, что жизнь рыжего – ключ к огромному резервуару силы.
«Вранье!» – чуть не крикнул я в ответ.
Вранье! Ведь я до сих пор чувствовал взгляд Ромки – так ясно, будто сейчас он стоял рядом. А еще я знал, что рыжий упырь – наша «отмычка», та, что откроет портал в Зоне № 9. Один из питерского клана… Этого они испугались, суки?
«Вранье!»
Ведь там, за порталом, – Алена, девушка Ромки. Там – тысячи других, ставшие расходным материалом в жуткой, нечеловеческой игре.
Неужели приславшие Доктора надеются, что я смогу об этом забыть?