горло залила холодная, зловонная жижа. Он больше не мог дышать. И отчетливо понял, что сейчас умрет.
И проснулся.
Сердце билось в груди, как дикая птица, попавшая в клеть. Лоб и шея взмокли, все тело колотила дрожь. Мышцы были натянуты, как струны. Ассасин резко привстал и огляделся, боясь наткнуться взглядом на оторванные конечности, головы с обезображенными лицами или узреть мертвецов. Но вокруг ничего не было.
Ибрагила на посту сменила Немизия. Сам волот спал неподалеку, укрывшись плащом и подложив под голову походную сумку. Палатку он почему-то решил не ставить. Валькирия сидела на уступе скалы и смотрела вдаль. Костер еле тлел. Дым ровной струйкой поднимался вверх и терялся во тьме. Ночь вокруг стояла непроглядная. Ни мерцания звезд, ни света лун — сплошной мрак.
Морк бесшумно выдохнул, сбрасывая с себя остатки ужасного сна. Давненько ему не снились столь жуткие кошмары.
Заморосил дождь. Прохладный, неприятный. Он тут же напомнил о недавнем сне. Ночь выдалась совсем не летней. Где-то неподалеку заухала сова, тут и там слышались тихие шорохи. Дрожь отступила, пот начал высыхать, но леденящий внутренний холод еще не ушел.
— Ты стонал, — тихо произнесла женщина-птица. Морк сначала даже подумал, что ему послышалось, но потом понял, что нет.
— Что? — неуверенно прозвучал его голос. Ассасин не узнал сам себя. Кошмар высушил его настолько, что у него даже нормально говорить не получалось.
— Стонал, говорю. Во сне. И выл, как безумец.
— Дурной сон, — сказал Морк уже чуть тверже.
— Да, — утвердительно проговорила Немизия. Она так и не повернулась к нему. Словно разговаривала сама с собой. Или с пустотой.
Наемный убийца снял перчатки, осмотрел свои серые, с розовыми пятнами руки. Они были влажны от пота. И от них исходил пар. Как тогда, подумал Морк. Сморщенная, постаревшая кожа, на которой уже никогда не вырастут волосы, будто дымилась. Звук прогорающей кожи, тонкий, почти неразличимый, снова наполнил его уши. Ассасин хорошо помнил тот день. День, когда он покинул Братство Теней. День, когда его жизнь, едва не окончившись, сильно изменилась. День, когда огонь и боль стали для него едины. Кожа на руках, а еще на груди, животе и левом бедре никогда не даст забыть о том дне.
Морк сжал ладони в кулаки, наблюдая, как неестественно натягивается кожа на костяшках пальцев. Поморщился. Он не чувствовал боли, но помнил о ней. Всегда.
— Здесь всем снятся дурные сны, — снова проговорила валькирия и чуть повернула голову в сторону ассасина. Из-за темноты он не мог разглядеть ее лица. Видел только спину и сложенные крылья.
Наемный убийца разжал ладони и быстро натянул перчатки. У него не было желания вступать в беседу. Но и молчать, оставаясь наедине со своими мрачными мыслями, тоже не хотелось.
— Мне редко снятся кошмары, — проговорил он.
— А мне они вообще никогда не снились… до тех пор, пока мы не приплыли сюда, — вздохнула женщина-птица. — Я не верила в легенду о Кристалле Барьера. Но после того, что мне приснилось вчера и сегодня, я стала задумываться о многих вещах.
— И что же тебе снилось? — поинтересовался наемный убийца.
— Это… не имеет значения. — Валькирия снова отвернулась, глянула во тьму. Ее крылья чуть колыхнулись, как паруса под дуновением ветра, и замерли.
Морк не стал настаивать. Ему хватило и собственного кошмара с лихвой. Пускай Немизия осмысливает свои сны сама.
С четверть часа его еще одолевали тяжелые думы, а потом он снова уснул. И на этот раз спал без сновидений.
Глава двадцать первая. Каньон страха
Единый Океан, остров Околос.
15-ый день месяца Заката Солнца.
2891 г. от ЯБТ.
Немизия чувствовала себя отвратительно. Толком поспать ей так и не удалось — после того, как Морк уснул, пришла очередь Йова караулить лагерь. Валькирии совершенно не улыбалось идти на боковую — слишком много мыслей, навеянных полуночным кошмаром, кружилось в ее в голове. Ей хотелось поразмышлять еще. Но молодой чародей подошел к ней сам и вежливо попросил идти в палатку. Выглядел, он, надо признать, помятым и уставшим. Кожа на лице бледная, глаза красные. Должно быть, его тоже одолевали кошмары.
Валькирия легла в палатку, но до утра так и не сомкнула глаз. Поразмышлять ей все же удалось, и даже построить несколько казавшихся вполне достоверными предположений.
Кошмары — это защитный механизм острова. Да, Околос женщина-птица считала чуть ли не живым существом. Должно быть, Богоподобные Творцы с помощью своих опытов настолько пропитали его магией, что он «ожил». И теперь пытается прогнать чужаков со своей территории.
И еще этот сон. Вернее, даже не сон, а настоящее видение. Подобного с Немизией раньше не случалось. Некоторые валькирии преклонных лет поговаривали, что ее мать частенько видела вещие сны. Не все сбывались в точности, но многое совпадало вплоть до мельчайших деталей. Сама нынешняя царица Валь-Кирина относилась к этим разговорам с недоверием. Мать никогда не посвящала ее в тайны подобного рода, а слухам Немизия не верила. Но недавний сон заставил ее все переосмыслить.
Женщина-птица редко видела сны, а если и видела, то мало что могла запомнить. В основном это были картинки из прожитой жизни, лица знакомых, обрывки мыслей. И все это вертелось в диком, хаотичном вихре. Немизия всегда в тайне посмеивалась над теми чудаками, которые пытались нащупать во снах сакральный смысл.
Но это видение оказалось совершенно другим. Оно было четким, последовательным и выглядело настолько правдивым, что не поверить в него было так же трудно, как не поверить в саму смерть. В нем валькирия не чувствовала себя посторонним наблюдателем, а находилась в гуще событий. Ужасных событий, наступления которых она всегда опасалась.
Валь-Кирин полыхал. Валькирии вели неравный бой, жестокий и кровопролитный. Немизия всегда считала своими главными врагами гарпий. Если уж и ждать коварного удара в спину, то только от них. Но в этом видении противником были не гарпии, а люди. Только люди эти совершенно отличались от тех, которых она встречала раньше. Они не были похожи ни на белокожих и светловолосых северян,
