крепкое железо.
И тут Денис зовёт его:
— Аким, можешь подойти?
— А что там у тебя?
— Да тут один пухлый таится у ворот. Видно, ждёт нас… пока выйдем, — сообщает Калмыков.
— Вася, отойди в случае чего, туда, — Саблин указывает товарищу на дверь в соседнее помещение, а сам идёт к пирсам и стапелю.
— Есть, — отвечает радист. Он присел у одной из бойниц и аккуратно выглядывает через неё за стену.
Лодка уже спущена Калмыковым на воду, но ещё не развёрнута носом к воротам. Сам же он со стороны левой створки светит фонарями. Аким быстро идёт к нему.
— Вон, видишь, у рогоза сидит, — говорит Калмыков, приглашая прапорщика к бойнице, — вон он… справа…
— А-а, да, вижу… — Аким прикидывает и понимает, что большого солдата с отвисшим животом из этой бойницы не достать. — Пузо и рука торчат. Вот зараза, притаился…
И тут из соседнего помещения доносится винтовочный огонь:
Та-та-та-та… Та-та…
— Вася, что там у тебя? — сразу интересуется Саблин.
— Нормально всё, — по-деловому сообщает Ряжкин. — Перезаряжаюсь. Денис, если есть магазины — дай парочку…
— Сейчас, — обещает Калмыков и вытаскивает из разгрузки на груди два полных магазина, протягивает их Акиму: передай ему. И когда Саблин забирает патроны, продолжает:
— Вот… Только мы высунемся из ворот, он нам врежет картечью по борту, одного заряда хватит, и опять паяться придётся… Не уплывём мы так.
Мог бы и не говорить, прапорщик глядел через бойницу и всё сам понимал. Офицер сюда солдата не зря посадил.
— А ещё один по крыше шаркает сейчас… — Денис замолкает…
Та-та-та-та-та…
…доносится из смежного помещения, и он продолжает: — Сейчас не слышно, но как становится тихо, я его слышу, он на крыше, — всё и так понятно, но Калмыков, словно маленькому, ему разъясняет: — Будем выходить, полоснёт из своего автомата сверху.
— Будете выходить, — вдруг говорит Саблин, — так закинете сначала ему на крышу гранату. Или пару.
— Будете? — удивляется Денис. — А ты?
— Я с вами, — говорит прапорщик, а сам через бойницу всё выглядывает сидящего в рогозе солдата переделанных.
«Лишь бы он один там был». И потом, не глядя на Дениса, спрашивает:
— Граната, тесёмка есть?
— Растяжку поставить? — сразу догадывается товарищ.
— Да. В проходе. Только лодку сначала носом к воротам разверни.
— Понял, — отвечает Денис.
Саблин же идёт на свет, он возвращается туда, где Василий держит комнату в одиночку.
— Вася!
— Чего? Уходим уже? — Ряжкин весь серый от бетонной пыли.
— Да, Денис лодку запаял, — отвечает Саблин; ему кажется, что кто-то стоит за стеной у окна, но у него осталась всего одна граната, — Вася, иди в комнату отдыха, на восточную дверь поставь растяжку, как скажу, ты дверь приоткроешь и дашь в кусты пару очередей… Отвлечёшь того, что на крыше…
— А потом? — спрашивает Ряжкин и встаёт; он, пригнувшись, идёт в комнату, где стоят кровати.
— Потом дверь не закрываешь, пусть заходят, а сам бежишь к Денису, садишься в лодку. Встанешь на нос лодки, и Денис тихим ходом носом лодки ворота приоткроет, а ты закинешь пару гранат на крышу. А то там на крыше…
— Да, я слыхал, — отвечает радист.
— И смотри, там Денис вход к стапелю тоже минирует…
— И про то слыхал, — отзывается Василий.
Саблин присаживается у большой двери, за генератор, там хорошее место, осколки не так секут, и теперь всё-таки враг сбивает ставень с последнего окна. И почти сразу за ним в окно влетает ещё одна граната…
Пуфф…
Хорошо, что сел за генератор, его не достают осколки, но за этой маленькой гранатой в помещение закидывают большую, на литр примерно, чёрную пластиковую банку, из которой, плотный, как зубная паста из тюбика, начинает струиться белый дым. Первые секунды дым просто выходит из банки, а потом начинает бить, вырываться с силой и шипением…
— Токсин! — объявляет Саблин и сразу выключает систему вентиляции. Входные прорези для воздуха на маске тут же закрываются створками, а на мониторе появляется надпись:
«Кислород 97%».
— Травят нас? — спрашивает Ряжкин из комнаты отдыха.
— Да, вот… — отвечает Саблин, только он не верит, что офицеры у переделанных такие дураки, что не понимают они, что броня рассчитана на противодействие ОВ.
А дыма от этой одной банки столько, что в помещении уже ничего не видно, сплошная белая пелена. Аким увеличивает чувствительность микрофонов, и делает это не зря. Тут же он слышит, как тот, кто топтался за стеной, забегает за угол и начинает шуршать у окна, выходящего на запад.
Саблин выскакивает из своего укрытия и оказывается рядом с тем окном… Проемы на заставе узкие, огромному солдату в такое влезть будет непросто, но вот разведчик… Прапорщик различает через дым его угловатые плечи и плоскую маленькую голову, всё это уже здесь, его сегментированная грудь уже приподнялась над подоконником, а неприятные хитиново-гладкие руки в длинных редких волосках уже цепляются за стены…
Он вскидывает дробовик…
Пахх… Перезарядка…
Он хотел выстрелить ещё раз, но первый выстрел вымел гада из окна, и прапорщик сразу отпрянул от проёма, когда на улице что-то мелькнуло. Картечница… Один громкий выстрел, второй, а за ними… Что-то влетело и покатилось по полу…
— Граната! — объявляет он, хотя никого тут, кроме него, нет. И прикрывает камеры на шлеме перчаткой.
Пуфф…
На сей раз его обдало градом осколочков, два ударили в перчатку, один из осколков был крупный. И Саблин почувствовал боль в руке. Поднёс перчатку к камере… Вмятина была солидной.
«Неужели кость сломал⁉».
Он пробует сжимать пальцы…
