размером с голову.
— Уходите скорей! Сюда ползут другие твари, — прокричала сверху Немизия.
Ее слова подтвердились почти сразу — из-за уступа высунулись усатые морды еще двух сколопендр.
— Ну что, великан, выбирай: или пачкать штаны от страха на мосту, или подыхать под челюстями этих красавиц, — с налетом усмешки произнес некромант.
Пришло время бросить вызов страху. Потому что Нондер был прав: или волот переступит через свои предрассудки, или умрет.
На миг он закрыл глаза и увидел заснеженные горы Волотарона. Облака проплывали так низко, что, казалось, до них можно дотянуться рукой.
— Вставай, сын, ты не должен стоять на месте, когда впереди тебя ждет столько работы, — раздался голос Делкхина Джубы Болдуна.
— Отец? — удивленно спросил волот пустоту, и изумился еще больше — его голос звучал непривычно, казался совершенно чужым.
— Вперед, сын. Только вперед.
Завыл ветер, снег закружил вокруг него в резвом танце вьюги. Ибрагил кожей ощутил легкое пощипывание мороза.
— Где ты, отец? Я тебя не вижу. — Волот стал озираться по сторонам, но кроме гор, снега и деревьев в отдалении ничего больше не видел.
— Я здесь. Рядом. И всегда был рядом, сын.
— Они же убили тебя, — сквозь зубы проскрежетал волот, чувствуя, как из глубин сердца к горлу подбирается гнев. Много прошло лет с тех пор, как он покинул родную страну, но память… от нее так просто не избавиться. И горечь утраты тоже не стереть даже временем.
— Убили, — протянул с усмешкой Делкхин Джуба Болдун. — Нет, сын. Они только умертвили тело, но дух… его невозможно уничтожить. Он всегда будет рядом с тобой. Будет помогать. Как сейчас. Как всегда. Но сначала ты тоже должен помочь себе сам.
— Ты же знаешь, что я боюсь смотреть с высоких гор, отец. Ты же помнишь, что произошло тогда…
— Я все помню, Ибрагил. Но сейчас ты должен забыть. Ты должен не помнить о том, что было тогда, чтобы пережить то, что есть сейчас.
— Я не могу, — покачал головой волот и выдохнул облако теплого пара. Вдохнул холодного, обжигающего легкие воздуха и поежился. Он отвык от морозов севера.
— Половина моей души уже отмерла. Но не тогда, когда изменники искалечили мое тело. Нет. — В голосе отца Ибрагила звенело страдание. — А тогда, когда я понял, что Ордан, мой младший сын, предал меня. Я помню тот час, тот миг, когда я понял, что часть моей души уже никогда не воскреснет. Потом пришли они… Но вторая половина меня по-прежнему жива, Ибрагил. И пока жив ты, она будет помогать тебе. Ты должен вернуться в Волотарон — ты знаешь это лучше меня. И ты сделаешь это. Ради меня. И ради себя. Но главное — ради своего народа. Но чтобы вернуться туда, сейчас ты должен переступить через свой страх.
В следующий миг Ибрагил оказался на уступе скалы. Той самой скалы, откуда сорвалась в бездну его мать.
— Сынок… — Горания Болгол Шумур стояла на самом краю обрыва и смотрела в глаза Ибрагила с такой любовью и с такой тоской, что в глазах волота сразу же закололо. Он потерял мать в семь лет. И уже давно смирился с этим, но сейчас, когда ее образ предстал перед ним, он не мог сдержать слез.
— Прости, я не смог тогда спасти тебя. — Глаза щипало все сильней, Ибрагилу страстно хотелось зажмуриться, чтобы не видеть матери, не вспоминать того, что произошло.
— Ты ни в чем не виноват. — Горания покачала головой и нежно улыбнулась. — Мой мальчик, зачем же ты себя мучаешь?
— Прости, — приглушенно произнес Ибрагил и всхлипнул. Как ребенок, как маленький юнец. Он не плакал много лет, но сейчас не мог остановиться. — Прости, мама, я не смог тебя спасти! — Он упал на колени, прижал руки к лицу и разрыдался. Боль сжимала душу раскаленными тисками.
— Ну что же ты, перестань, — звучал успокаивающий голос матери, и волот почувствовал нежное прикосновение ее руки у себя на затылке.
И ему вдруг стало спокойно. Словно какая-то теплая добрая магия обволокла его с головы до ног.
— Я кое-что расскажу тебе, сынок, — произнесла грустным голосом мать. — Мир полон печали и несправедливости. Порой тебе кажется, что все происходящее вокруг зависит от тебя. Но это не так. Ты не мог спасти меня, и в этом нет твоей вины. И смерть отца тоже не твой грех. Но вот твой брат, — голос Горании изменился, отвердел, — он нарушил главный закон — пошел против родни, совершил страшное преступление крови. Единственный, кто может помешать ему — это ты. Потому что это твоя судьба, и отступать от нее — вот в чем грех. Противиться воле богов — вот страшное преступление.
Ибрагил отнял руки от лица и медленно кивнул. Голос матери успокоил его, наполнил душу решимостью.
— Посмотри туда. — Рука, лежащая на затылке, сильно толкнула его вперед, к обрыву. Нутро волота сжалось от вновь воспрянувшего ужаса. — Посмотри своему страху в глаза! Покажи ему, что ты больше не боишься, что готов принять вызов!
Тело волота вновь онемело, но мать продолжала толкать его к обрыву. И он глянул вниз, в черный провал пропасти, где выл ветер и кружила метель.
— Не этого ты должен бояться! — почти кричала мать. — Не этого! Забудь, что ты видел раньше! Забудь обо всем!
Ибрагил вцепился в край уступа мертвой хваткой, но наполненная магической силой рука матери с легкостью толкнула его вперед. И он сорвался, с грохотом и скрежетом полетел вниз, навстречу тьме и холоду.
— Встреться со своим страхом в первый и последний раз и плюнь ему в лицо! — все еще звенел в ушах голос матери.
Волот открыл глаза.
— Ты чего замер, здоровяк? — возмущенно толкнул его в бок Нондер. — Ты что, слезу пустил?
— Нет, — медленно покачал головой волот и вытер взмокшие глаза ладонью. — Это роса.
Поднял молот и быстро зашагал вперед, к мосту. Усатые морды сколопендр уже маячили по обе стороны канатной дороги, но остановить волота не могли. Мощный удар размозжил сначала одну голову, потом другую. Оглушительный писк раздался из зубастых пастей. Черная кровь брызнула на скалы. Твари не
