Таврино к родственнику Онегина ему скорее в плюс.
Да и деньги, как ни крути, он сохранил. Не считая ящика бухла, конечно.
— У вас найдется телефон? — спросил я Ленского. — Мне бы связаться с Таврино и сообщить новости. Радостные и не очень.
— А то! У дяди там целая телефонная станция. В крайнем случае, пошлешь почтового голубя.
Я хмыкнул. Ну, или почтовую кошку. Лучше и вправду перестраховаться.
— Метта, возможно, тебе лучше действительно сбегать в Таврино и передать Рух и остальным, что все путем, но Горбатовы не собираются отдавать поместье так просто. Пусть готовятся ко… всему. В том числе и к кровопролитию. Раз они послали за нами хвост, возможно, дом уже окружен.
— Поняла! Но автономная работа в отдалении от тела потребует много энергии!
— Не жадничай. Теперь-то уж точно нам грех жадничать.
Есть ли вероятность, что нас преследуют, чтобы убить, а не просто напугать? Есть, и немаленькая. Морда у Горбатова была такая, словно он готов меня лично задушить, и не будь вокруг массы свидетелей барон бы точно попытался.
Да и сумеречно уже… Ездить по потемком наперегонки с хвостом ни мне, ни Льву совсем не улыбалось. А родовой армии в багажнике ни у меня, ни у Ленского не было.
— Мне кажется, ты был со мной недостаточно искренен, — посмотрел на меня Ленский. — Говорил, что в Таврино одна рухлядь. Разве из-за рухляди стали бы так бодаться?
— Ты же видел как эти старики бодались за стулья и прочую дребедень? Впрочем, я и вправду тебе немного приврал. Пусть поместье и старое, но большое и, чую, секретов в нем масса. Да и не во всех комнатах я был. Только в гостиной, спальне, да в кабинете. Переночевал и чуть свет сорвался на аукцион.
Он ухмыльнулся:
— Значит, с тебя один из секретов! Ну-ка выкладывай, а то сдам тебя Горбатовым!
И он зловеще рассмеялся.
— Шучу, конечно, — выдохнул он. — Секретничай на здоровье. Мне эти дядины дрязги побоку. Главное выжить.
— Думаю, от дрязг мы все равно никуда не денемся, — сказал я, продолжая искоса наблюдать за броневиком.
Они ехали как-то дерганно и часто ошибались. Возможно, уже поняли, что их раскрыли.
Особняк Ленских находился на отшибе, и до него все же пришлось проехаться за черту города. Когда ворота оказались позади, преследующий нас броневик пронесся мимо и, отъехав на сто метров, дал по газам. Рев его рассерженного мотора, наверное, слышался за милю.
— Поехал в сторону Таврино, ишь! — заметила Метта. — Ну значит, точно что-то намечается…
Мы с Левой и Аки вышли.
— Дорогу помнишь? — спросил я Шпильку, и кошка кивнула. — Давай, я на тебя рассчитываю!
И она, сверкнув сине-зеленым взглядом, юркнула между прутьев забора и пропала в кустах.
— Сбежала⁈ — охнул Ленский.
— Ей давно пора гулять, — ухмыльнулся я и потащил товарища в дом.
Нас уже встречали слуги. И все они были нелюди.
— Узкоглазая сука… — бормотал Родион Романович Горбатов, засовывая в ноздрю уже десятый ватный шарик. Кровь никак не унималась, как и отцовское рычание с сидения напротив.
Еще чуть-чуть и стекала броневика разлетятся от криков — так был зол любимый папенька. А все этот…
— Негодяй! Подлец! Сволочь! Да кто он такой⁈ Откуда взялся? — бушевал Горбатов-старший. — Молокосос! Меня? Меня унизил перед всем Шардинском!!!
Родя тоже удивлялся, как этому хлюсту все сошло с рук. Едва сошел с поезда, как умудрился перетереть со старостой Таврино, проникнуть на территорию неприступного поместья, а теперь еще и вырвал из рук отца долгожданный трофей.
И это еще не говоря о том, что натравил на Родю свою бешеную японку!
Ах, эта косоглазая шлюха… Вот с кем он мечтал расправится в первую очередь. Вот поймает ее и вдоволь наиграется. Когда-то у маленького Роди была ручная зверушка, но та давно сгнила в болоте. Вот эту сучку ждет та же судьба!
— ШИИРовцы… И они тоже, проклятые! — шипел папенька. — Надо было не на тупых ходоков надеяться, а парней Тима послать. Что ты там бормочешь? Что у тебя с носом⁈
Родя пробормотал:
— Рука у вас крепкая, папенька…
Когда он не в духе, отвечать следовало четко и по делу. За «не знаю» или предложение длиннее пяти слов можно было и огрести. Ведь у отца рука действительно крепкая — вона швейцар отлетел прямо как кегля…
Однако папенька отчего-то снова осерчал и дал сыну мощную оплеуху. Ватка пулей вылетела у Роди из носа, и кровищей забрызгало весь салон.
— Папенька, за что⁈
Махнув на сына рукой, Горбатов-старший откинулся на сиденье и постучал водителю. Стекло, разделяющее салон и кабину, опустилось:
— Отвезешь нас, — сказал он, — потом мухой на переезд. Там и возьмете пиздюка. Парни Тима помогут.
Пытаясь заткнуть ноздрю, Родя напрягся. Папенька решил закончить дело одним махом.
Впрочем, давно пора. Они охотились за поместьем Онегина с той поры, как этот тип не вернулся с рейда в Амерзонию. Был замешан в этом дорогой родитель или нет, Родя не знал.
Задумавшись, он и не заметил, что Горбатов-старший погрузился в тягостное молчание, а оно было куда страшнее отцовского гнева. Все знали, если Роман Арнольдович молчит, вариантов два: либо сейчас с кого-то спустят шкуру, либо в его голове формируется план.
Наконец они добрались до родовой усадьбы. Выбравшись из машины следом за родителем, Родя было подумал, что кровь, наконец, остановилась, но нет — стоило вытащить ватку, как струя хлынула с новой силой.
— Сука… — зажмурился Родя, пытаясь что-то сделать с кровью, хлещущей на его ботинки.
— Родя, ты чего там встал, идиот⁈ — зарычал отец с крыльца. — А ну живо домой!
Немного погодя, оба уже шагали по коридорам усадьбы. В носу Роди торчала новая ватка, а в голове роились новые способы расквитаться с японкой.
Навстречу им вышел старый дворецкий, а вот трусливые слуги все попрятались. Даже Лизки, этой приживалки, не было. Ох, попадись она Роде!
Папенька вбежал в кабинет и пропал в полумраке. Шторы там не отодвигались практически никогда, ибо солнечный свет пагубен для хранившейся там изношенной геометрики. Немного замешкавшись на пороге, Родя все же юркнул в кабинет, тонущий в зеленоватых переливах.
— Закрой дверь! — бросил папенька из-за стола. — Садись!
В его пальцах уже дымилась
