– Глеб Михайлович, – послышалось сзади.
– Да, Зинаида Павловна, – отозвался я. – Как самочувствие?
– Просто ужасно! – простонала директриса. – На этой неделе вы обещали покрасить классы. Помните?
Ей-богу, я чуть не съехал в кювет.
– Помню, разумеется. Но ведь сегодня только понедельник.
Она приняла сидячее положение.
– Сегодня практически вторник, Глеб Михайлович. Каникулы пролетят незаметно.
Я вздохнул:
– Вижу, Зинаида Павловна, с вами все в порядке.
Хоть смейся, хоть плачь.
Утро было солнечным и теплым. Я собрал их в пыльном классе, в центре которого громоздились обшарпанные столы. Илья и Стас одеты были, как люди, в джинсы и майки. Только Дашка вырядилась будто на прием в посольстве: зеленое платье в обтяжку, зеленые босоножки на шпильках и лента в волосах того же цвета. Изумрудные ее глаза в недоумении оглядывали голые стены.
– Не поняла, в чем сюрприз.
Стас посмотрел на меня в упор:
– В общем, я тоже.
Я набрал в грудь воздуха:
– Друзья мои, вы здесь для того, чтобы покрасить этот класс. Вернее, все классы на этаже. Думаю, не надорветесь.
Надо было видеть их физиономии!
После немой сцены Стас прорычал:
– Что за шутки?! У меня дел по горло!
– У тебя вечно дел по горло, – парировал я.
Дашка встала передо мной подбоченясь:
– Для этих дел, между прочим, существуют маляры! Слыхал про таких?!
– Маляры?! – возмутился я. – Молчала бы! Кто напел Зинаиде, что я покрашу все сам?
– Тебе это – тьфу!
– Ну да, Мангустам только и дел, что стены за вас красить! Разбаловались вконец!
Мыском босоножки Дашка отбивала ритм своего гнева. В глазах ее скакали чертики.
– Эй, Мангуст! Ты в этой школе работаешь!
– Ты – тоже, – заметил я. – И этот рыжий бугай – с тобой за компанию.
– Насчет бугая полегче, – огрызнулся Стас.
Илья встал передо мной, оттеснив Дашку.
– Старик, я в этой школе не работаю. Могу я быть свободен?
Я кивнул:
– Можешь. Если совесть позволяет.
Илья погладил бороду:
– Уел. Позволяет, старик, вполне.
В этот момент дверь открылась, и вошла Светлана. Она была в малярной робе, волосы ее повязаны косынкой.
– Привет! – сказала она. – Здесь, что ли, красить?
Все уставились на нее. Дашка спросила:
– Ты в этом прикиде по городу тащилась?
– Не-а, – мотнула головой Светка. – Я в туалете тут переоделась. – Лучезарная улыбка не сходила с ее лица. Она кивнула на бидоны с краской, кисти и лестницу-стремянку. – Работаем этим? Сойдет на первый случай.
Дашка потрогала ее лоб:
– Сычова, тебя из МУРа выперли?
Светлана обняла ее и поцеловала:
– Ой, Даш… Орали, ногами топали… потом отпуск дали. – Она опять поцеловала Дашку. – В общем, обошлось.
Дашка проворчала:
– Лизунья какая-то. Что с тобой?
– Ну-у… такое вот настроение, – сияла Света. – Приятно, что буду красить школу. Просто кайф.
Возникла пауза. Сдерживая смех, я уселся на подоконник.
Рыжий буркнул:
– Вот и крась. А у меня забот полон рот.
Светлана погладила его по щеке:
– Ты иди, Стас. Я сама покрашу.
– Да ну? – Веснушки Рыжего зарумянились. – Знаешь, сколько тут классов на этаже?
– Ну и что? У меня отпуск – неделя.
Это прозвучало сильно. И молчание повисло долгое.
Я сидел на подоконнике, качая ногой.
Рыжий не выдержал:
– Хоть комбинезоны какие-нибудь есть?! Хоть какая-то спецодежда?!
– А как же, – отозвался я. – Вон три пакета: на тебя, Илью и на Дарью Николаевну.
Стас извлек из пакета робу и критически осмотрел ее.
– На Илью – особенно, – усмехнулся он, облачаясь. – Представляю себе кино!
Глаза Ильи сверкнули:
– Что ты хочешь сказать?
Стас примирительно поднял руку:
– Ничего, Илюх, не бери в голову. Это грубая работа.
– Рыжий! – повысил голос Илья. – Думаешь, я покрашу хуже тебя?!
– Ну, в общем, ты же математик…
– Давай на спор! Эта стена твоя, а эта…
– Гольдберг! – вмешалась Дашка. – Тебя элементарно берут на понт!
Илья отмахнулся:
– Знаю, на что меня берут. Отойди, Дуська, испачкаешься. – Он повернулся к Стасу. – Эта стена твоя, Рыжий. А эта – моя. Спорим, я побью тебя по скорости и по качеству?
– Нагле-ец! – Стас протянул с улыбкой пятерню. – Спорим.
Светлана обняла Илью и расцеловала.
– Не спорь, Илюх. Я вас обоих сделаю.
Соскользнув с подоконника, я бочком двинулся к двери.
– Куда?! – крикнул Стас.
– Гулять. Левой-правой, левой-правой. – Маршируя, я продемонстрировал, как именно собираюсь гулять.
Дашка, вертя в руках комбинезон, объявила:
– Придется платье задирать. Можете отвернуться? – И, когда я выскользнул за дверь, крикнула вдогонку: – Любовь моя, ты прохвост!
Сбежать, однако, удалось не сразу. В коридоре меня перехватила Зинаида. С непреклонным видом она предложила пройти к ней в кабинет.
– Глеб Михайлович, – произнесла она, усевшись за директорский стол, – что здесь происходит?
Я округлил глаза:
– В смысле?
– Вы обещали покрасить классы лично. Разве нет?
– Да, но… Я сколотил бригаду. Что вас не устраивает?
Директриса посмотрела на меня как на бестолочь. Похищение, очевидно, во вред ей не пошло.
– Глеб Михайлович, мы с вами люди свои. Ладно бы еще Станислав Андреевич. Но этот бородач и девушка из милиции…
– Бородач, Зинаида Павловна, изучает жизнь. Малярные работы для него – педагогический практикум. А девушка из милиции пришла меня арестовывать, но сбилась с курса. Могу я идти?
Она поправила воротник платья:
– Ваш юмор, Глеб Михайлович, не всегда уместен.
– Согласен. Исправлюсь.
– Вот, к примеру, Дарья Николаевна. Еще и работать у нас не начала, вполне может передумать. Она пришла такая нарядная, а вы…
– А я, Зинаида Павловна, побуждаю ее к труду путем угроз и измывательств. Такова моя супружеская линия.
– Знаете, Глеб Михайлович… – Директриса хихикнула. – С вами совершенно невозможно разговаривать.
– Так я пойду?
– Куда, интересно?
– В кабак, разумеется. Пока бригада вкалывает, бригадир должен глушить водку.
Хихиканье усилилось.
– Идите! Или я в вас чем-нибудь запущу!
Спешно ретировавшись, я сбежал по лестнице и вышел из школы. Светило солнышко, пели птицы, и земля пружинила под ногами: левой-правой, левой-правой.
– Эй, морда! – послышался Дашкин голос. – Мы хотим мороженого.
Я обернулся. Все четверо, одетые в робы, высунулись из распахнутого окна.
– Какое на фиг мороженое?! – возмутился я. – Поработайте сперва, нытики! – И, отвернувшись, зашагал прочь.
Похвали меня, Стив Пирс. Я не нарушил заповеди, не вмешался в дела Человечества: пусть сами красят школу, плаксы. Не собираюсь им помогать. Левой-правой, левой-правой…
