Ой, плохо…
А главное — опять допрос! Как в Оннели, в Тупсе этой поганой!
Хорошо бы кончилось не так, как в Тупсе… Надоело бегать.
Он сфокусировал глаза на дознавателе. Рослый и мясистый, с нездоровым цветом лица, тот сидел за столом, постукивая по столешнице карандашом, — ждал, когда Макс придет в себя. Гудело в черепе, изображение перед глазами норовило поплыть. «Наверное, головой о мостовую стукнулся, — подумал Макс. — Но как меня отключил этот китаец! Отчетливая работа!»
А что же тело с его наработанными боевыми рефлексами?
Подвело тело. Не ожидало нападения. А может, просто не было знакомо с таким изощренным приемом. Профессионал же… Отбиться от него — это не в Оннели крушить исполненных глупой самонадеянности толстомясых полицейских и столь же самонадеянных неуклюжих уголовников!
— Вы очнулись? — спросил дознаватель по-сургански.
Макс кивнул.
— Вы понимаете меня, не так ли? Вы хорошо знаете сурганский язык?
— Плохо, — с трудом проговорил Макс. — Совсем плохо. Но скоро я буду знать его лучше.
Дознаватель выпалил длинную и сложную фразу — будто горохом сыпал. Макс покачал головой.
— Не понимаю.
— Что ж, бывает. — Перейдя на оннельский, дознаватель внимательно посмотрел на Макса и, кажется, поверил. — Похоже, вы и в самом деле прибыли в Центрум всего лишь несколько дней назад. Не вы первый, не вы последний. Я, знаете ли, по рождению тоже землянин и притом ваш соотечественник. Вы Макс Штейнгард, а я Герхард Химмель. Называйте меня просто Герхардом. Вы откуда родом?
— Из Гейдельберга.
— А я из Мюнхена. Думаю, мы как земляки должны понять друг друга, так что помогите-ка мне поскорее разрешить это недоразумение. Немецким-то вы владеете?
— Если и владел когда-то, то все забыл, — сказал Макс. — Я ведь прибыл из Гомеостата.
— Каких только миров нет вокруг Центрума! — сочувственно кивнул Герхард. — О вашем Гомеостате я уже наслышан. Поэтапная потеря памяти, да-да… Понимаю и сочувствую. Послушайте, старина, расскажите мне все как есть. Окажите мне услугу.
— Я уже рассказывал все как есть вашему коллеге. Даже двум коллегам — сначала в Габахе, затем в Танголе…
— А все-таки расскажите еще раз. И как можно подробнее.
— В чем я обвиняюсь? — сердито спросил Макс.
— Пока ни в чем. Вы задержаны для проверки. Вполне законная процедура. Прежде чем прибыть в Сурган, вам следовало бы ознакомиться с его законами. Если имело место недоразумение, то в ваших и моих интересах поскорее разрешить его. Что скрывать лояльному трудовому мигранту? Скрывают — вернее, пытаются скрывать — правду шпионы, и с ними у нас совсем иной разговор. Видите? — Герхард указал на прикрытый салфеткой медицинский столик на колесиках. — Там лежат инструменты для добывания правды. Даже не хочу вам их показывать. Применение этих средств очень неэстетично, очень шумно, но весьма действенно. Будьте благоразумны, старина, не доводите дело до крайности. Посекретничайте со мной. Поймите, в случае вашего упорного — и глупого — противодействия я буду вынужден предъявить вам обвинение в шпионаже, и тогда с вами поговорят уже по-другому. Вы скажете все. А потом мы передадим то, что останется, в руки пограничников. Они требуют вашей выдачи — наверное, вы им чем-нибудь насолили, а? Заштрихованный круг на запястье они кому попало не ставят. Вы были контрабандистом, и притом злостным. Учтите, с нашей точки зрения, это малый грех, а иногда и совсем не грех. Великий Сурган может позволить себе пойти на конфликт с пограничниками, если дело того стоит. Поймите, дружище, я убежден, что сумею вам помочь. Скрывать истину не в ваших интересах… Или дать вам время подумать?
— Снимите наручники, — сердито сказал Макс.
— Зачем? Говорить вы можете и в них. Не кляп ведь, ха-ха.
— Боитесь?
— Страхуемся. Итак, вы будете говорить?
— Только как свободный со свободным.
— Не осложняйте своего положения. Подумайте еще немного.
Боже, как все это мне надоело, подумал Макс. Найдется ли в этом Центруме хоть одно место, где человека могут оставить в покое?
— Снимите наручники.
Герхард, казалось, задумался. А может быть, просто сдерживался, не желая раньше времени выйти из себя.
— Послушай, дружище Макс, — сказал он, выдержав паузу. — Ты здорово ошибаешься. Не дрейфишь — это хорошо, это славно, уважаю. Только зря все это. Великий Сурган — это то, чему надо служить, а не наоборот. Не становись на его пути. Помоги ему чем можешь, и он не даст тебя в обиду. Знаешь, почему я здесь, а не на Земле? Мог бы вернуться, мог бы… Мне предлагали. Не захотел. На Земле закат, здесь — рассвет. Здесь только самое начало. Расовая теория — вздор; культурологическая — иное дело. Я поставил на культуру и традиции Сургана. За ними будущее. Нация, состоящая из стойких, упорных, сильных, законопослушных и дисциплинированных людей, должна главенствовать хотя бы в этом мире. И она будет главенствовать в нем! Всего несколько лет — и вопрос решится.
Борьба! О, она будет жестокой! Клондал, Аламея, Лорея будут разгромлены в скоротечных сражениях, остальные сами приползут к нам на коленях. Центрум оглянуться не успеет, как станет единым под эгидой Великого Сургана. Мы установим более разумный, более справедливый и более простой порядок, чем тот, что был до великой катастрофы. Мы уничтожим бандитов, кочевников и прочий сброд. Умеющие и желающие работать получат работу, прочие исчезнут. Этот мир юн, и мы не позволим ему одряхлеть. Наступит Золотой век. Мы освободим творческие силы. Мы создадим империю, какой еще не видывал этот мир. Ты хотел послужить великому Сургану? Ты уже начал служить — решил одну технологическую задачку. Так послужи ему еще раз — и покончим с этим недоразумением!
— Наручники, — напомнил Макс. И сразу стало ясно: предположение, что Герхард сдерживает себя, не лишено оснований. Дознаватель побагровел и грузно поднялся из-за стола. Нарочито неспешно, натягивая по пути перчатки, подошел к Максу и коротко ударил сбоку в челюсть.
Голова мотнулась, лязгнули зубы, рот наполнился кровью. На мгновение Макс перестал видеть и слышать. А потом тело — наконец-то! — вспомнило давние уроки и зажило своей собственной жизнью.
Кончик башмака Макса угодил Герхарду в пах. Вывернув руки почти как на дыбе, Макс сумел вскочить. Тот, что торчал сзади, отреагировал быстро, но все равно с опозданием. Макс даже не оглянулся на него. Перед ним, за спиной вытаращившего глаза, потерявшего речь, медленно начинающего корчиться Герхарда в четко очерченном круге заструился воздух. И Макс уже знал, что это такое.
