Юноша обиженно засопел:
— Настоящими книгами печки не топят. Она как талисман…
— Для огня всё едино, — усмехнулся доктор. — Особенно когда замерзаешь.
— Настоящая книга тоже помогает выжить.
Вовчик сейчас серьёзен. Как может быть серьёзен подросток в свои шестнадцать. А доктор рассудителен. Как и положено сорокалетнему. Аргументы Грэя просты и логичны:
— Книга — это не автомат. И не бронежилет. Придуманные истории ещё никому не спасли жизнь…
— Может, и спасли… — Вовчик слегка краснеет, пальцы его бережно касаются листков. — Мы с ребятами раз тридцать её перечитывали. Развалины — они ведь как острова из книги. Нас тоже бросили подыхать. А мы выжили… И однажды доберёмся до тех, кто всё это устроил. Если будем верить…
— Вера… — вздыхает Грэй. — Только она не в книжках. Она — здесь, — хлопает себя по груди.
— Я знаю, — кивает Вовчик. — Но когда жизнь — дерьмо, хочется лишнюю капельку надежды. Хотя бы иллюзию… Иногда так трудно… А дозу достать легко. Всегда. В любое время суток.
— Значит, книга заменила наркоту? — скептически щурится Грэй. — Я согласен, читать лучше, чем ширяться.
— Ты не понимаешь… Он бы нас понял, — указывает Вовчик на портрет с другой стороны обложки. — Жаль, что погиб.
— И чем бы он вам помог? Если бы выжил?
— Написал бы книгу. Самую главную свою книгу…
— После которой трусы обрели бы мужество, а слабые нашли силу? Это невозможно, Вовчик…
— Он был бы с нами.
— Может, и так… — иронично склоняет голову доктор. — Может, он и сейчас с нами.
— Как это? — удивился Вовчик.
— Просто стал другим. Думаешь, трудно изменить внешность? Хирурги теперь умеют многое. Раненым восстанавливают лица. Да так, что и шрамов не остаётся.
— Но ведь… мы бы всё равно его узнали. По его новым романам!
— А если он больше не пишет книг? Если он изменился не только снаружи? И устал от слов. Которые обманывают. Но никого не спасают…
Вовчик хмурится. И не смотрит на доктора. Кажется, он всё-таки обиделся. Переворачивает листы и раздосадованно бормочет:
— Кончилось моё везение… Потерял.
— Что?
— Самое главное… Последнюю страницу.
— Но ты ведь помнишь? — улыбается Грэй.
— Конечно.
— Тогда допиши…
Юноша смотрит так, будто ему предложили вставить в таблицу Менделеева несколько собственных элементов. А Грэй достаёт из пластикового пакета сухую бумагу, ручку:
— Попробуй.
— Я не умею, — выдавливает Вовчик.
— И не страшно. Листок остался чистым. Но от этого ничего не изменилось. Потому что главное — уже и так в тебе.
Паренёк хлопает ресницами.
— Извини, — говорит доктор. Прячет назад лист. — Я только хотел, чтобы ты понял. Строчки на бумаге лишь немые знаки. Смысл им придают люди.
Удивительно, что все затихли. Даже Синус и Артём прекратили спор.
Ради чего, Грэй? Ради чего эти красивые фразы? Какую комбинацию ты выстраиваешь?
Слишком трудно будет разбираться… А может, и не стоит? Оставить всё как есть… Пускай Грэй заговаривает остальных. Со мной это не пройдет…
— Павлик! — вдруг спохватывается Иришка. — Павлик, ты где?
И все остальные тоже замечают, что мальчугана нет. Светят фонарями, я надеваю «ночники», но малыш будто в воздухе растворился. Лишь спустя пару минут откуда-то, будто изнутри камня, доносится тонкий голосок:
— Не найдёте!
Подхожу вплотную и обнаруживаю за выступом скалы узкую щель. Именно оттуда опять слышится:
— Не найдете! Не найдете!
Протискиваюсь, и становится ясно, почему малыш не испугался залезть в такую темень. Стащил у Артёма «ночные глаза». Хватаю Павлика за шиворот, но тут вся педагогика вылетает у меня из головы.
Проход-то тянется дальше… И куда он ведёт? Что, если на поверхность?
Доктор за спиной кашляет:
— Очень интересно.
А у меня зарождается смутная надежда. Если бы Грэй сюда не протиснулся… Уйти вместе с остальными, а его бросить здесь. И больше не терзаться сомнениями…
Чёрта с два!
Доктор лёг на землю и, извиваясь как змей, преодолел узкое место. Встал и хозяйски огляделся:
— Можно попробовать. Вдруг куда-нибудь выведет. Ты как считаешь, Таня?
Что ж, ты сам решил…
Я вернулась и натянула слегка влажные штаны и куртку. Бронежилет надевать не стала. Плавать в нём хорошо, а лазить по скальным трещинам — не очень.
Артём торопливо застёгивал камуфляж. Я напомнила:
— Мы идем с Грэем. Вдвоём.
— Втроём, — упрямо повторил физик. — Забыла, как я верёвку закреплял? Без аналитического ума вам не обойтись.
— Аналитический ум посидит, охраняя детей и раненых. Пока мы разведаем дорогу.
— Синус и без меня справится…
Я шагнула к физику и вцепилась в его куртку. Толкнула к стене и прошипела:
— Здесь не виртуал, Артёмчик. И не лечебница для дипсклеротиков… Ты останешься. Твои мозги — самое ценное, что у нас есть. Когда они не будут нужны — тогда пожалуйста. Подставляй их под пули, сколько влезет… Дошло?
— Ну… — выдавил хмуро.
Отпустила его. Артём усмехнулся:
— Когда злишься, ты еще симпатичнее. Хоть картины рисуй.
— Обещаю попозировать.
— Ловлю на слове. Но если не вернётесь через час — начнем поиски.
Спустя шагов тридцать нас уже не было видно со стороны входа. Грэй шёл впереди. Уверенной, ровной походкой. Никакого беспокойства в нём не заметно. Чувствует он или нет?
А физик словно заподозрил. Уж больно рвался вместе с нами.
Нет, никого третьего не должно быть рядом. Они не поверят. Артем, Синус, Вовчик… Они все будут на стороне Грэя. Даже дети…
Как можно думать плохо о том, кто тебя спас? Кто рисковал жизнью ради тебя…
Это ведь Грэй обманул полицию, «охранку» и вытащил их из Развалин.
А я… Я виновата, что им пришлось падать чёрт знает куда и замерзать в обжигающе-ледяной купели. Умный и честный доктор предупреждал, а я, истеричная дура, сделала наперекор. Подвергла товарищей ненужному риску.
Как я смогу убедить? Как превратить в разумные доводы то, что изначально не поддается логике?
Ещё там, в схроне бабы Дарьи, зародилась глухая, бесформенная тревога. Неясным облаком шевелилась в подсознании. Иногда прорываясь наружу…
После визита призрачного Михалыча, после победы над своим кошмаром я думала — её уже не осталось. Но она не умерла. Тёмное облако лишь сгустилось. И приняло ясные очертания.
Кто-то чужой всё время был рядом. Скрытый враг, неразлучный с нами, будто тень. Ведущий собственную игру. И медленно, но верно отрезающий для нас все пути. Кроме единственного. Того, что ведёт в западню.
