– Эй, вы кто такие? – спросил один из парней, высунувшись из-за угла.
– Люди! – ответил Андрей.
– Это-то я вижу! Но что за люди? Что вам тут надо? Зачем пожар устроили?
Судя по голосу, говорившему было вряд ли больше двадцати, и он изрядно нервничал.
– Да вот, пошутить решили… – начал Илья, но Андрей жестом остановил его.
– Мы просто путешественники, – сказал он. – А пожар… пришлось организовать его, чтобы устранить кое-кого.
Парень исчез, но через мгновение вышел на перрон, а за ним показался второй.
– Давай к нам, – позвал он с легким кавказским акцентом, – поговорим как люди.
Мальчишки и вправду оказались молодыми, и по всем признакам – солдатами срочной службы: один был русый, губастый, с круглыми голубыми глазами, придававшими его лицу удивленное выражение, второй отличался черной мастью, щетиной и смуглой физиономией.
– Реваз, – представился он, протягивая руку. – Откуда вы взялись?
– Мы чужаков ни разу не видели, – добавил губастый. – Коля.
Андрей назвался и подумал, что либо Женя и отправившиеся по святым местам странники обошли Балабаново стороной, либо ухитрились проскользнуть так, что их не заметили.
– Э, кореша, да это вам повезло! – заявил Илья с видом дворового хулигана, собравшего вокруг себя мальчишек помладше. – Сейчас я вам все разъясню, в натуре, почем нынче стоит лаптем щи хлебать, чего за тема и кто в понятиях главный…
Разошедшегося оратора Андрей остановил минут через пятнадцать, когда тот начал слегка привирать.
– У вас-то тут что? – спросил он. – И вы откуда?
Выяснилось, что мальчишки служили в одной из частей Балабановского гарнизона, и в день катастрофы их там осталось трое: они да еще сержант Петренко. Первый день провели на месте, пытаясь оживить телефон, радиосвязь и ожидая хоть каких-нибудь приказов от начальства.
Когда стало ясно, что их не будет, что за оградой части бродят свирепые твари, каких тут раньше не водилось, и что мир странным образом изменился, набрали оружия, боеприпасов и двинулись в город.
– Еще двоих нашли, совсем салаги, – говорил Реваз, поблескивая черными, словно вишни, глазами. – Они к нам прибились, а затем местные, кого еще не сожрали… Сейчас нас уже пятнадцать!
Судя по рассказу, сержант Петренко оказался парнем что надо – вчерашним солдатикам разгуляться не дал, не позволил превратиться в мародерствующее быдло, а потом зажал в железной руке то, что осталось от Балабанова. Хищных тварей в его пределах оказалось, на счастье уцелевших, немного, да и те не самые опасные – «собаки» да «гориллы».
Чудовищ вроде «дракона» из Гороховца, «леденящего облака» или убитого сегодня «оборотня» здесь не знали.
– Хм, надо же, – сказал Андрей, когда ребята замолчали. – Отведете нас к своему сержанту?
– Можно, – кивнул Реваз, явно бывший в парочке за старшего. – Идем.
И они двинулись в обход вокзала, через площадь и по довольно широкой улице на северо-запад. Дома тут сохранились хорошо, разве что некоторые лишились стекол, да между ними появились отдельные черные кусты.
– Вы-то куда сами идете? – спросил Коля, когда миновали выросший на обочине «террикон».
– В Обнинск, – ответила Лиза.
Лица вчерашних солдат отразили одно и то же – удивление, замешательство, страх, а Реваз пробормотал:
– Да? Наверное, не стоит туда…
– Почему? – спросил Андрей.
– А это вам сержант расскажет, – отрезал Реваз таким тоном, что стало понятно – расспросы ни к чему не приведут.
Для «резиденции», как выразились вчерашние солдаты, сержант Петренко выбрал несколько стоявших рядом домов частного сектора и времени даром не терял – заборы были укреплены, на углах получившегося участка торчали наблюдательные вышки, на них стояли часовые.
Тот, что был ближе всех, оказался женщиной, а точнее – девчонкой лет пятнадцати.
– Кто идет? – пискляво спросила она, поднимая автомат, слишком тяжелый для тощих ручонок.
– Свои, Маша, или не видишь? – сурово отозвался Реваз.
– Вижу! Но порядок должен быть!
В заборе обнаружились ворота, а в них калитка, она-то со скрипом и открылась. Гостей за ней встретил плечистый румяный молодец, каких во все времена, от царя-батюшки до президента России, изображали на агитационных армейских открытках, разве что очень неулыбчивый.
– Рад приветствовать, – сказал он без особой радости. – Реваз, докладывай!
Порядки в маленькой общине были, конечно, не совсем армейские, но все же к ним приближенные.
– Вот так дела, – проговорил молодец, выслушав доклад. – Меня зовут Семен Петренко, для вас – товарищ сержант, и здесь я решаю, кому, что и когда делать… Понятно?
Андрей хотел сказать, что они вовсе не навязываются, но оказалось, что вопрос был риторическим. Сержант продолжил, не дав никому и рта раскрыть, и напору в его краткой, сдобренной крепкими словечками речи оказалось столько, что хватило бы на пару бульдозеров.
Это было нечто вроде предупреждения чужакам – не суйтесь в наши дела, и все будет хорошо.
– Ну, вот, теперь можно и о деле, – сказал Петренко, закончив вступление, и заулыбался вполне по-человечески.
Через полчаса гости были не только размещены в одном из домов, накормлены, а еще и вымыты – на территории общины имелась скважина с ручным качком, и летний душ, где налитая в огромную бочку вода грелась на солнце.
– Прямо рай, зуб даю, – заметил Илья, когда они вернулись к себе.
– Да, неплохо они устроились, – согласился Андрей, но тут в комнату заглянул Петренко.
– Вижу, что довольны, – громыхнул он. – Можно на пару слов?
Последняя фраза относилась к Соловьеву.
Они вышли во двор, к стоявшему у забора «Запорожцу», настолько грязному и ржавому, что цвет его можно было только угадать. Сержант покряхтел, смерил Андрея взглядом и даже с какой-то робостью поинтересовался:
– Вы что, и вправду до Обнинска собираетесь дойти?
– Да.
– Зачем?
На язык просился резкий ответ, но Андрей сдержался и сказал спокойно, даже лениво:
– Есть там кое-что, что нам очень сильно хотелось бы осмотреть. А в чем дело?
Петренко замялся, выказывая необычайную для военного человека нерешительность, а затем махнул рукой, словно перед прыжком вниз головой в пропасть, и заговорил:
– Мы, конечно, разведки не ведем… Не до того, понятное дело.
Из дальнейших его слов выяснилось, что на юге, в той стороне, где находится Обнинск, дела обстоят «нехорошо», что оттуда ползет всякая хренота, с которой человеку лучше не связываться, если он, конечно, хочет остаться в живых и при здравом рассудке.
