Опершись о стол, он тяжело приподнялся. Стол слабо качнулся и, как бы не веря увиденному, вместе со столом качнула головой и Ника. Все растворилось в бесконечной пелене времени. Далекие звезды мерцали в бескрайнем пространстве. Прилетевший откуда-то ветерок поднял прядку Никиных волос. Взвившийся локон коснулся лба Дини и стал медленно опускаться, нежно касаясь его лица. Задержавшись на влажной щеке, золотая прядь прильнула к его губам, и время остановилось…
Они были одни в этом мире. Он и все еще его Виня. Денис гладил ее лицо, целовал ее невидящие глаза и шептал в ее не слышащие уши о том, как он ее любит. Он умолял ее проснуться, но она смотрела сквозь него бездонными глазами, безмолвно прощаясь с ним и отпуская от себя. Ее гаснущий взор рвался на волю, туда, где нет ни боли, ни страданий.
Издалека донесся едва уловимый запах костра. Во рту появился привкус крови от их последнего поцелуя, во время которого он так отчаянно дышал за нее. Вдруг ветвистые тени складок сморщенной простыни на операционном столе стали превращаться в сухой валежник. В ночное небо поднялся нежный дымок, завиваясь совсем как локоны спящей на хворостяном ложе красавицы. Набирающие силу язычки пламени пробивались сквозь аккуратно сложенные ветки, выхватывая из темноты ее прекрасные черты. Это видение вдруг оживило далекое прошлое.
Он сидел, прислонившись к высокой сосне, и сторожил тревожный сон своей малышки. Осенние сумерки сгущались. Вместе с темнотой подкрался тягучий сон. Он не знал, как долго пробыл в тревожном забытьи. Непривычная пугающая тишина пробудила его. Хрипы Венди больше не разносились над речной гладью, и только плеск играющих рыб нарушал безмолвие ночи.
Склонившись над ней, Дерек с ужасом осознал, что вместе с хрипами пропало и слабое дыхание. Он обхватил ее рот губами и попытался вдохнуть в нее уходящую жизнь. В ответ грудь Венди послушно расправилась и тут же безвольно опала. Во рту появился уже привычный привкус крови, который за последние дни все глубже проникал в его существо. Частичка крови любимой теперь текла и в его жилах, и наступающее одиночество уже не так пугало. Его малышка оставалась с ним. Она теперь была частью его и будет жить до тех пор, пока живет его измученное сердце.
— Ты не уйдешь бесследно! — возбужденно воскликнул Дерек.
Он вытащил кинжал и занес руку над животом Венди. Кесарево сечение — так называл дядя то, что он собирался сделать.
«Так по воле Божьей появился на свет король Шотландии и основатель династии Стюартов, — звучал в голове голос дяди. — Придворный лекарь шотландского двора успел освободить из чрева умершей матери наследного принца!»
Рука Дерека дрогнула: «Моя малышка просила предать ее тело огню, но ни словом не обмолвилась о дитяти! Вдруг оно будет таким же немощным? Хотела бы она обрекать ни в чем не повинную душу на такие же мучения? Раз уж провидение так распорядилось, в праве ли я противиться ему?!»
Кинжал блеснул в свете луны, разгоняя сомнения…
С отрешенной аккуратностью Дерек сооружал для Венди последнее ложе из валежника. Когда он нежно уложил ее на приготовленную постель, ни одна ветка не хрустнула под ее невесомым телом. Глядя на спокойное лицо любимой, он не заметил, как из ее безжизненной руки выпало несколько янтарных бусин. Звук их падения растворился в легком гудении набирающего силу огня. Вскоре по прибрежному лесу разнесся еле уловимый запах костра. В ночное небо поднимался нежный дымок. Достигнув верхушек деревьев, он поворачивал в сторону реки и сопровождал ее быстрые воды до самого моря. Стройные сосны танцевали в отблесках огня, отражая прекрасный профиль покидающей их Венди. Не замечая обжигающего жара, Дерек склонился над ней, и языки пламени превращали его слезы в легкие облачка.
— Я сделал все, как ты наказывала! — разносились по лесу его рыдания, и ночные звуки леса стихали, скорбя вместе с ним.
Обессиленный, он осел на землю, и тут что-то нежное коснулось его пальцев. Янтарные бусины подкатились, будто просясь в его ладонь. Они еще несли тепло ее рук и передавали ему последнее прости. Он поднял их и спрятал в складках рубища, в которое был завернут тихо посапывающий младенец.
Сидя около растворяющейся в огне любимой, он одиноким волком выл на полную луну. Казалось, что сила его голоса достигла небес и расколола металлическое мерцание ночного светила на множество стеклянных лун…
В полумраке оперблока единственным ярким пятном оставался столик анестезиолога. Его свет отражался от висящей под потолком многоокой операционной лампы и стеклянным блеском падал вниз десятками маленьких лун. Денис продолжал смотреть вверх. Где-то там вихри черной энергии бессильно разбивались о невидимую преграду. Он опустил глаза, и ему почудилось, что едва уловимая улыбка победительницы коснулась лица викканской воительницы. Никто, кроме него, не заметил этого. Весь персонал был прикован к кардиомонитору. Шла двадцатая минута, а сердце упорной пациентки продолжало биться наперекор всему.
— Ты победила, любимая! Что же держит тебя здесь? — сорвался с его губ отчаянный шепот.
Перед глазами вспыхивали и гасли электрические волны ее сердца. Промежутки между ними неотвратимо увеличивались. В глазах рябило. Что-то в кардиограмме бегущей по монитору было не так.
В какой-то момент он скорее почувствовал, чем увидел, едва уловимые вкрапления тончайших зубчиков, которые с завидной регулярностью пытались пробиться на поверхность из глубины сигналов Никиного сердца. Он приблизился к монитору. Отразившийся в хромированном корпусе свет ножом резанул по глазам, напомнив только что пережитое видение.
«Не может быть!» — обожгла внезапная догадка.
Нарушая полученные инструкции, он откинул полог, за которым сгрудились хирурги, и судорожно обвел их взглядом. Ни на одном из них не было того, что он искал. Его продвижение к обнаженному и уже обработанному антисептиками животу Ники преградил высокий анестезиолог.
— Нашел! — Денис сорвал у него с шеи фонендоскоп.
Если бы он не так спешил, то наверняка заметил бы знакомый иссиня-ледяной блеск его глаз. Вставив фонендоскоп в уши, он с силой вжал его в желтый от йода живот и весь превратился в слух.
«Не может быть! Не может быть!» — металось в голове.
Стук собственного сердца мешал слушать. Он глубоко вдохнул, пытаясь унять сердцебиение. На пике вдоха его сердце замерло, и он отчетливо услышал тиканье маленького сердечка. Не раздумывая, он схватил скальпель с ближайшего инструментального столика. Оправившись от неожиданности, стоявший рядом хирург перехватил его руку и требовательным движением высвободил скальпель из сжатых добела пальцев.
