правильно понял?
— А что здесь не понять? — Передернула она плечами. — Кэтрин — здравомыслящая девушка: она свободна в своем выборе. К тому же — молодой человек посетил мой дом. У него европейские манеры. Он обеспечен, воспитан… Он и меня приглашал, но — дела, дела!
Она вдруг рассмеялась: ее позабавил мой оглушенный вид.
— Чем-то расстроен, джигит? Я чего-то не знаю о тайнах твоего сердца?
— Он весь в таком белом, да?
— Стиль Ривьеры. Да. Он весь в белом. Белый лимузин… — (Глубокий вдох.) И — белоснежный швертбот.(Еще один вдох.) Имеет свой бизнес на побережье. В основном — развлекательного свойства. Здесь же — курорт!..
Слово «курорт» она произнесла так, будто с чем-то загодя уже смирилась.
…Ай да Кэтрин!
— А твоя сестра не с ними, джигит?
— Упаси Боже!
— Ты ревнуешь? — И она так уставилась на меня, что я все прочитал в ее взгляде. У меня нет будущего: мой «лимузин» — унитаз на колесах. А ее дочь — умница.
— Узбеки называют это КИСМЕТ. Судьба. — Напутствовала она меня перед выходом. — Но в жизни есть много занятий…
Я уже не слушал. Я летел из этого дома, словно финишировал на Параолимпийских…
Дура ты, уважаемая фрау Эмилия!
Я не стал заезжать сразу на пандус (мой свободный пандус!), а тормознул у подножия лестницы, залитой полуденным солнцем. Дюжина прекрасных высоких ступеней, — я давно сосчитал их глазами. Мысленно я давно по ним носился: галопом! Как Черноухов со своей утренней собакой.
Сейчас у нижней ступеньки шел инструктаж: дядька Мотыль из дома напротив вправлял мозги маленькому помощнику.
Дядька Мотыль — человек в светлом плаще. Его знает вся округа. У него есть старинный брегет в кармане и — потрясающий сачок для ловли насекомых. В сложенном виде он помещается туда же: во внутренний карман плаща. Вот без этой «купеческой луковицы» и своего хитрого сачка он никогда не является народу. Только в комплекте.
Даже на службе (а служил он там же, где и жил; вахтером соседней многоэтажки) он сидел в жару щеголем, не снимая драгоценного плаща. Сразу даже и не поймешь: портье это — или приехавший с севера курортник.
Чтоб было понятно, дядька Мотыль — самый известный в городе коллекционер-энтомолог. Я сам когда-то был на его выставке в краеведческом музее: ужас! Где это он все собрал?
Пейзажи и ракушки сейчас не в ходу: приличные люди обожают «композиции из малой фауны»: лепят на стенку бабочек, «стрекоз над прудом», в общем — все такое. Самые продвинутые увозят товар живьем. Но их — мало.
Говорят, что у Мотыля в доме — «перезагрузка». И там он — король! И к себе на шестой этаж он ведет клиента лично (в свободный от дежурства день). А еще я точно знаю: по крайней мере — в тех двух окнах, которые «глядят» на меня, — никогда не гаснет свет. Никогда! А когда случаются перебои с электричеством — стекла таинственно мерцают: там — свечи.
В сезон вся окрестная детвора сторожит своего «кормильца»; все «вооружены» пустыми спичечными коробками или подходящей аптечной тарой. Даже взрослые (не смейтесь!), уходя в поход (куда-нибудь на водопады или в Долину Привидений), на всякий случай берут с собой обычный школьный сачок, чтобы какая-нибудь редкость ненароком не пролетела мимо. А уж про мобильную малышню — я и вовсе молчу.
Летом они просто атакуют дверь соседнего дома. Проникая вместе с жильцами сквозь кодовый запор, они несут дядьке Мотылю все, что скакало, трещало и свистело лишнего в окрестных травах. Толку, судя по недовольному виду Мотыля, было от этого мало, — но иногда он некоторым совал мелочь: на перспективу.
Сейчас он допрашивал низенькго тшедушного человечка, стоявшего на две ступеньки выше (это — чтобы видеть глаза рекрута). Разговаривал он так, будто лежал в шезлонге на пляже.
— Значит — так, до самого озера и дошел?.. А «фасетки» свои взял с собой? Нет, не взял. Не можешь отличить махаона от простой совки… Куда смотрит семья и школа? Забирай свою гусеницу…Стой! Ну-ка приведи сюда этого… — И большой, как у памятника, рукой указал на забившуюся в тень большую белую фуражку.
— Дядька Мотыль, не надо. — Вмешался я. — Я сам к пандусу еду. Я позову.
Он обернулся ко мне — и сурово изрек:
— Сидеть! Ты мне тоже нужен…
Посланец его, меж тем, с трудом вытолкнул на свет маленького черного водителя. Отослав помощника, дядька Мотыль ухватил за воротник новую жертву. Сразу — невесть откуда, появился у него под рукой и крохотный рабочий альбомчик: для наглядной агитации.
— Понимаешь? Ферштейн?.. Инглыш?.. Парле ву франсе… — Допытывался он, загоняя и без того перепуганную мордочку подальше в фуражку. — Что, вообще ничего? — Поражался дядька Мотыль. — Это в наш то век… Вот сюда гляди: это — Павлиноглазка Атлас. В Африке она, родной. Ты же сам оттуда, верно? Я понимаю: Африка — большая…Но чем черт не шутит?..Тебе на родину скоро, да? (В конце каждой фразы водила кивал — и дядьку Мотыля это вдохновляло.)
— Ты мне, рулевой, бабочку, я тебе — «мани». Ферштейн?
— Да, сэр. — Неожиданно громко сказал водила.
Дядька Мотыль победно оглядел детвору. Есть контакт!
— Так ты понял?
— Да, сэр.
— Вот, гляди… — своей монументальной рукой коллекционер указал на соседний дом.
— Ты — здесь, я — там. Видишь дверь? Ножками-ножками — туда. Будет Павлиноглазка — хорошо! Нет — других тащи: Африка — богатая. О-кей?
— Да, сэр.
Я уже тихо давился от смеха. Я знал, что услышу дальше.
— Ступай, малой… Постой, а как тебя зовут? Вот из е нейм?
— Дасэр! — кивнул эфиоп.
Физиономия дядьки Мотыля вытянулась:
— Понаехали… — Буркнул он. — Своих шоферов не хватает, что ли?
Это он обращался уже ко мне.
— Чего скалишься? Знаешь, какие крылья у этой бабочки? — И, всплеснув руками, он показал нечто несусветное: величиной с распахнутое окно.
— Нет, Кузнецов, лучше мы про Африку с тобой будем базарить… Когда, говоришь…э-э, сеанс связи? — Его лицо под круглой шляпой вдруг стало восторженным и уязвимым: «Где-то там, на черном-пречерном материке в зеленых-презеленых джунглях под синими-пресиними небесами обитает…»
Почему-то мне стал противен этот сказочный зачин.
— Павлиноглазка! — Резко перебил я. — Вот с такими крыльями, — и я выгнул спину гусем, собираясь взлететь… — Понял. Передам…Сегодня как раз пятница.
— Ты любишь пятницу, фантазер?
— С чего вы взяли, что я — фантазер?
— Кирюша донес, — ответил чистосердечно дядька Мотыль. — А уж он видел твой подоконник, не сомневайся!
Куда уж там… Мелкая эта шпана везде пролезет! Давно у меня чесались кулаки