у меня — иной транспорт.
Плоская зеленая башка закачалась в знак возмущения (как зрелый подсолнух на ветру). Я не верил ему…И стал судорожно вспоминать, как Леха «базарит» с бомжами:
— Слышь, мужик…Бери ноги в руки — и греби отседа. Дорогу отыщет непьющий, усек? Вали давай…
— Ты мне до сих пор не веришь? — С ужасом переспросил детский альт (ну точь-в-точь, как у меня в прошлом году, когда голос «ломался»…)
— Не верю! — Хотел я воскликнуть. Но тут в моем сознании ожили знакомые ритмичные удары: «Хай-Тоба, Хай-Тоба…». И я — заорал.
— Ты — кто? — Заорал я.
И тут он сложил на груди все свои — лишние сейчас? лапки, а взамен, пугая жестким шорохом. — выросли — и развернулись (как два косых паруса!) два огромных крыла. И усики-антенны заколыхались: каждое — над своим.
— Позвольте представиться! — Шаркнул исполин своей «арматурной» ногой. — Сто тридцать восьмой потомок из рода Длинноусых Кавалеров… — И так тряхнул башкой, что усики тут же «перекатились» над его выпученными зенками, и одно коснулось меня, а другое…
— Не дергайся! — Приказал я Машке. — Это — действительно…кузнечик. Тот самый, вчерашний. Так у них — знакомятся. Через обоняние.
— Чушь какая-то.! — Проворчала сестра. — Мы — в реале, или — где? Может — это голография?
— А где хотя бы две лазерные пушки? Помнишь, как над фонтаном?..
— Все-равно не поверю, — трясла головой сестра. — Не поверю, пока…
— Пока — что, ИМАЖКА?..
— Кто-кто?
— Имажка — полноценная женская особь. Я — имаго, ты — имажка.
— Машка-имажка, — смехотнул я, хотя мне было совсем не до веселья. — Так чего ты хочешь от нашего…э-э, гостя?
— Чтоб он опять стал таким же маленьким, — и она изобразила руками крохотный чуланчик: не больше спичечного коробка.
Этот громила уставился на меня. И я ему подмигнул: «Давай!».
8. Мы не одни в этом мире
В дверь забарабанили: упорно и настойчиво…
Машка рванулась на выход: дурочка думала, что посторонние сейчас — уместны. Я еле успел затолкать эту зеленую дылду обратно к Филимону.
Первым влетел в комнату огромный лохматый Тристан. И с ходу, заметьте, принялся облаивать убежище нашего внезапного гостя. Следом вразвалку вошел Черноухов — и то же, представьте, поперся к шкафу. Я только и успел, что показать Машке страшенный кулак (усугубив его зверской рожей).
И Машка врубилась. Что ни говори, а семейные ценности у нас — на первом месте. Вот и сейчас: отодвинув пса, сестрица заняла сторожевую позицию перед шкафом.
— Так! — Изрек Петька, засовывая руки в карманы своих вечных черных джинсов. — Что за крик, граждане жильцы первого этажа? Я думал…
Но он — не только думал. Он медленно и настойчиво подбирался к цели. Туда, где Машка распласталась по всем дверцам сразу: крест — накрест (если кто видел северянок в разгар сезона занимающих место на пляже, — тот сразу поймет!).
Чтобы усилить защиту, я сделал вираж — и подкатил к Машке. Однако я не учел, что и для Петьки я был всего лишь «бедным мальчиком на колесах».
Для начала Черноухов только приказывал: мне, собаке и Машке (всем — сразу!).
— А ну — брысь… Сейчас я с ним разберусь.
Приплыли!..Жилец сверху точно был уверен, что у нас в шкафу (нет, не террорист!), — скорей — Машкин поклонник, с которым вышел конфликт.
Но сестра стояла насмерть, словно приклеенная монтажной пеной.
Однако, он быстренько справился. Машку — на диван; меня — к окну… Потом он погладил собаку, спросив ее — так, что все слышали: «Гнать негодяя?». И пес облизнулся: видно «гонять негодяев» — было его любимой забавой.
Тут же, без паузы, Черноухов резко рванул на себя дверцу — и отскочил в боксерской стойке. И собака ринулась внутрь… Что-то там — загрохотало, захрустело, даже зачавкало (?!). Потом она испуганно взвизгнула, выбилась задом наружу: не то — таща что-то, не то, наоборот, от чего-то освобождаясь…
И тут Машка мы просто всхлипнули от смеха, когда Петька приказал шкафу: «Выходи, Белый, я жду…». Но, вместо соблазнителя, на свет божий из мрачной норы явилась его престарелая ищейка; только на миг! — и обратно втянулась, и опять что-то трещало, сбивалось и уминалось в неведомую композицию.
Шкаф покачнулся (а такого сроду не бывало…). Но главного Петька не просек: как оттуда, одним гигантским скоком, взлетел «маленький зеленый штурмовик», — и спикировал в мою коляску. А следом…
Следом (разъяв от ужаса пасть), вывалилась из чужой страшной будки пожилая учебная собака…А на ней — Филимон! Плохой ездок, Филя почти лежал на мохнатой спине, и его длинные конечности жутко трещали, грозя расстаться с собственным стовом. Но галстук и цилиндр (в котором Филимон встречал Андрэ), сохранились. И радостный оскал — то же.
Пока Тристан мотался, тыкаясь куда попало — Черноухов зачарованно молчал, а Машка уже рыдала от смеха… Всем было весело. Особенно — мне: в голове у меня настойчиво и тревожно звучал знакомый писклявый голос: «Царь Данька, Царь Данька — ты меня слышишь?..Плотоядное псовое похитило твою добычу из охраняемого склада! Могу вмешаться, могу вмешаться…»
Честно, я думал — что после этого случая Петька будет обходить стороной нашу полоумную семейку…Но уже под вечер этого дня Машка нежно щебетала с ним через контрольно-пропускной пункт: подоконник.
А он (снаружи!) старался говорить тихо, чтобы старушкам, навострившим уши, и крохи не доставалось от чужой беседы.
— …Что ты прицепился к Белому? — Светским тоном дразнила Машка. — У него сейчас — другая симпатия: Екатерина Худайбердыевна Миллер! «Дочь трех культур», как утверждает фрау Эмилия. Ты бы видел, какая у них суматоха в доме!..Все носятся, чистят, скоблят… ББГ — не дурак: зачем ему офис в городе открывать? А у Катьки — места, хоть завались! Надеюсь — они и шофера своего заберут: а то сидит в дупле, как белка. Бедный Челюскин… только кругами все бродит и бродит вокруг скамейки.
— А у меня — другие сведения, — не соглашался Петька. — Они всю ночь колбасились, эти соседи: баба Улька заснуть не могла. Потом — эта катавасия у вас! Тристан из-под койки не вылезает…Одно хорошо: научился препятствия брать. Как он сиганул отсюда, из окна — я аж обрадовался. Сколько с ним бился: никогда барьер не брал! А теперь, правда, из-под кровати не вытащишь. Как его учить? Может, опять напугать?
— Страхом, Петр, только заик лечат. Испортишь…
Остальное мне было не интересно. Я выехал, чтобы не мешать их воркованию. В коридоре потрепался с Катькой по домашнему телефону (сестрица предупредила, что ее