чуть заметно улыбнулся ей в ответ:
– Я не способен читать твои сны, Мэгги. Я… почувствовал, как ты вошла в школу, и был… рад… тебя видеть. Но потом ты сказала, что меня не существует. Это меня рассердило. Наверное, я хотел показать тебе, что я… существую, если так можно сказать. – Губы Джонни скривились в циничной ухмылке.
– Но как же та песня? – не сдавалась Мэгги, по-прежнему ничего не понимая.
– Я ни о чем таком не думал. Я просто выхватил песню из воздуха, буквально так. Песни легко искать. Каждая песня, которая когда-то звучала, так и играет без конца где-то во Вселенной. Энергия на самом деле не возникает и не исчезает, она попросту перенаправляется.
Мэгги изумленно помотала головой, а Джонни двинулся дальше, словно не сказал ничего поражающего воображение. Мэгги смотрела ему вслед, не двигаясь с места. Он остановился и повернулся к ней.
– Именно это и случилось с тобой? – осторожно проговорила Мэгги. – Ты не исчез… тебя просто перенаправило куда-то еще?
– Нет, Мэгги. В том-то и беда. – В глазах Джонни мелькнула вековая печаль. – Меня никуда не перенаправило.
– Что это значит? – прошептала Мэгги.
– Похоже, я здесь застрял. Или, точнее, застрял где-то посреди, между «здесь» и «где-то еще».
– То есть между жизнью и смертью?
– Может… или между раем и адом. Мне кажется, я в чистилище. Я застрял в старшей школе. – В бесстрастном голосе Джонни явно слышалась едкая ирония. – В том месте, которое ненавидел больше всего на свете. И как ни смешно, я ведь молил о том, чтобы остаться. Вместо того чтобы умереть, я потребовал остаться. Я отказался уйти.
Несколько минут они шли молча. Мэгги рассеянно отметила про себя, что Джонни двигается совершенно беззвучно, хотя в пустых школьных коридорах прекрасно слышался любой звук.
– Мэгги…
– Да? – Мэгги подняла к нему лицо и залилась краской от того, каким напряжением лучился его взгляд.
– Какой сейчас год?
– Сейчас ноябрь две тысячи десятого года.
Джонни осел на пол прямо на месте, и на лице у него отразилось такое отчаяние, что Мэгги потянулась к нему, обхватила обеими руками его руку. Он дернулся от ее прикосновения, и по ее телу прошел несильный разряд. Но она все равно не выпустила его руку. Она могла думать лишь о том, каково это – целых пятьдесят лет не касаться другого человеческого существа. В этот же миг Джонни, словно прочитав ее мысли, крепче обхватил ее руки своей рукой. Он словно тонул и в отчаянии цеплялся за нее, и она вдруг почувствовала то же, что бывает, когда держишь ладонь прямо перед телевизором или компьютером, не касаясь экрана: от Джонни исходило дрожащее, словно гудящее тепло. У нее перехватило дыхание.
– Мэгс… – В высоком голосе Шада слышались удивление, смех и страх.
Мэгги дернулась как подстреленная. Джонни исчез, словно кто-то щелкнул выключателем. Ее руки, вмиг опустев, нелепо застыли в воздухе. Почему Джонни не предупредил, что Шад рядом?
Мэгги опустила руки и медленно повернулась к Шаду. В голове у нее пронеслась целая череда объяснений и оправданий.
– Маргарет О’Бэннон, именем Мартина Лютера Кинга-младшего, немедленно объясни, чем ты здесь занимаешься? – Шад вспоминал Мартина Лютера Кинга, только когда приходил в крайнее замешательство. К счастью, его уже понесло, и он не мог остановиться: – Погоди… так ты его видела? Ты видела призрака? И теперь ты его тоже видишь? Он рядом, да? – Шад мгновенно встал в стойку ниндзя, забыв о своем баскетбольном мяче, и тот одиноко покатился по коридору. – На кого он похож, а, Мэгс? Он прозрачный? Он летает по воздуху? – Шад сделал несколько резких выпадов и ударов влево и вправо, словно заправский каратист, а потом с ужасом воззрился на потолок, словно призрак Джонни Кинросса выжидал там, собираясь набросить на него сеть.
– Шад… успокойся! – Мэгги попыталась было прервать бессвязные вопли Шада, но тот уже крался по коридору на полусогнутых ногах, выставив перед собой руки, готовый отразить нападение призрака… и вообще всякого обладателя черного пояса. Подхватив его баскетбольный мяч, Мэгги двинулась следом, пытаясь убедить его в том, что Джонни Кинроссу нет до него никакого дела.
К тому моменту, когда они погасили свет и вышли из школы, Шад уже перестал изображать ниндзя и заговорил в обычном темпе. Правда, он всегда говорил так быстро, что его было сложно понять. Он замолчал только после того, как они выехали со школьной парковки и двинулись к его дому. Мэгги его молчание давалось едва ли не сложнее, чем его бесконечная трепотня. Она неловко ерзала на своем сиденье. Шад молчал и смотрел в окно, пока они не подъехали к самому дому Гаса. В окне гостиной горел мягкий свет. Мэгги увидела Гаса. Тот сидел в своей качалке у старомодного телевизора. На крышке телевизора высилась комнатная антенна. Мэгги подумала, что в наши дни такие антенны вряд ли нужны.
– Я знаю, что ты не все мне сказала, Мэгс, – тихо проговорил Шад. – Я тебя видел! Ты стояла в пустом коридоре с таким видом, как будто кого-то касалась. Это было до смерти странно, Мэгс. – Шад с перепуганным видом потянулся к ручке на дверце, словно боясь оставаться с Мэгги в машине. – Я одного не могу понять, почему ТЕБЕ самой это не кажется странным?
– Да ничего там не было, Шад! – неубедительно возразила Мэгги и улыбнулась ему, чувствуя, что и сама себе не поверила бы. Она могла врать незнакомым людям, но совершенно не умела врать тем, кто был ей дорог. – Все в порядке. Тебе не о чем беспокоиться. – Это была самая настоящая правда, и звучала она так убедительно, что Шад успокоился. Он со вздохом открыл свою дверцу.
Внезапно из-за угла вынырнули фары другой машины, и рядом с изящным «кадиллаком» тетушки Айрин затормозил видавший виды пикап. Шад замер на месте, уцепившись за дверцу.
– Шадди! Это ты, малыш? Шадрах! Иди помоги мне донести покупки.
Из пикапа выскочила тоненькая темнокожая женщина с волосами, заплетенными в доходившие до лопаток косички. Она принялась вытаскивать из багажника криво припаркованной машины какое-то барахло. Значит, Малия Джаспер наконец-то вернулась домой.
Мэгги взглянула на своего юного приятеля и задумалась, что может быть хуже – потерять мать в одночасье, как было с ней, или терять ее год за годом, снова и снова, всякий раз, когда ей взбредет в голову снова уехать.
Дверь домика отворилась, и в проеме, в окружении голубого сияния, исходившего от телеэкрана, показался хрупкий силуэт Гаса. Старик щелкнул выключателем и зажег свет на крыльце. Даже в вечерней полутьме Мэгги заметила, как он напряжен.
– До завтра, Мэгс, – бросил Шад и вздохнул так тяжело, словно держал на своих плечах весь мир или по меньшей мере весь Ханивилль. Он вылез из
