– Может, есть другой способ… – произнесла Рози Лада, когда впереди замаячили огни конторы на Цепной.
– Для двухпенсовой перепышки место также неподходящее, – отрезал Ваймс и тут же услышал коллективный вздох. – Замолчите, все.
Он остановил Мэрилин, спрыгнул на землю и достал из-под сиденья папку.
– Семеро для вас, – сказал он стоявшему у дверей охраннику.
– Чо, правда? – хмыкнул охранник. – Ну, открывай, пускай выгружаются.
– Хорошо, – Ваймс полистал бумаги. – Нет проблем. – Он сунул папку стражнику под нос. – Распишись здесь.
Охранник отшатнулся, словно Ваймс протянул ему змею.
– Чо значит «распишись»? – изумился он. – Выгружай давай!
– Распишись, – упрямо повторил Ваймс. – Таковы правила. Задержанные передаются под охрану другого лица только под расписку. Если не получу твою подпись, это может стоить мне службы.
– Да твоя служба и плевка не стоит, – прорычал охранник, вырывая из его рук папку.
Он тупо уставился на нее, а Ваймс протянул карандаш.
– Если возникнут проблемы с трудными буквами, дай знать, – с готовностью вызвался он.
Недовольно ворча, охранник накарябал что-то на бумаге и вернул папку Ваймсу.
– А теперь отворяй, дорогуша.
– Конечно, – сказал Ваймс, бросив взгляд на расписку. – Но сначала я хотел бы увидеть твои документы, будь добр.
– Чо?
– Дело не во мне, понимаешь? – пояснил Ваймс. – Но когда я вернусь и покажу своему капитану этот клочок бумаги, он скажет мне: «Послушай Ва… Киль, откуда ты знаешь, что это был именно Генри-Хомяк?» – и этот вопрос поставит меня… в крайне затруднительное положение. Возможно, я даже приду в замешательство.
– Слышь, мы не расписываемся за арестованных!
– Зато мы расписываемся, Генри, – сказал Ваймс. – Нет подписи – нет арестованных.
– И ты чо, помешаешь нам их забрать? – осведомился Генри-Хомяк, делая несколько шагов вперед.
– Если ты коснешься рукой этой двери, – предупредил Ваймс, – я буду вынужден…
– Отрубить ее, да?
– Арестовать тебя, – поправил Ваймс. – Для начала, за создание помех правосудию, а в участке придумаю еще несколько обвинений.
– Арестовать? Меня? Но я такой же стражник, как ты!
– Опять ошибаешься, – сказал Ваймс.
– Так, что здесь происходит?
Маленький тощенький человечек появился в свете факелов. Генри-Хомяк отступил на шаг и принял позу величайшего подобострастия.
– Сэр, этот офицер отказывается передавать нам нарушителей комендантского часа, – отрапортовал он.
– Этот самый? – спросил человечек, подскакивая к Ваймсу странно дерганым манером.
– Так точно, сэр.
Ваймс почувствовал на себе холодный и неприкрыто враждебный взгляд отмороженных, как у ручной крысы, глаз бледного человечка.
– А, – сказал человечек, открывая маленькую жестянку и доставая зеленую пастилку для горла. – Ты совершеннослучайно не… Киль? Я уже… слышал отебе.
Голос человечка был таким же нетвердым, как походка. Паузы возникали в совершенно неуместных местах.
– До вас быстро доходят вести, сэр.
– В таких случаях принято отдавать честь, сержант.
– Не вижу кому или чему, сэр, – сказал Ваймс.
– Верноподмечено. Верноподмечено. Ты – новичок, конечно. Но, понимаешьли, мы, особисты… часто находим необходимымходить… в штатском.
«Как же, помню… В резиновом фартуке, например», – подумал Ваймс, а вслух произнес:
– Так точно, сэр.
Хорошая фраза. Может означать все, что угодно, или совсем ничего. Если больше ничего не говорить, она остается не более чем знаком препинания.
– Я – капитан Загорло, – представился человечек. – Цоп Загорло. Если имя кажетсятебе забавным, ухмыльнись… и покончим с этим. Теперь можешь отдать честь.
Ваймс отдал честь. Уголки рта Загорло на мгновение поднялись.
– Хорошо. Твое первое дежурство на тюремном фургоне, сержант?
– Сэр.
– Ты приехал так рано. С полным фургоном. Может быть… взглянем на твоих пассажиров? – Он заглянул в фургон сквозь прутья решетки. – А, добрый вечер, Лада. С подружкой, как я вижу…
– Я занимаюсь макраме!
– …А это, похоже, ночныегуляки. Так-так. – Загорло отошел. – Эти твои патрульные такие проказники, сержант. Они ивправду прочесали улицы. А уж какони любят… пошутить.
Загорло положил ладонь на ручку двери фургона, и тут раздался звук – едва слышный, но в повисшей тишине он прогремел, как раскат грома. Звук меча, который частично достали из ножен.
Загорло на мгновение замер как вкопанный, после чего ловко закинул в рот очередную пастилку.
– Ага. Я думаю, эту мелкую рыбешку можно отпустить… обратновреку, чтоскажешь, сержант? Не стоит делать иззакона… посмешище. Увози их, увози.
– Так точно, сэр.
– Одну минуту, сержант. Сделайодолжение… У меня есть… маленькоехобби…
– Сэр?
Загорло пошарил в кармане своего слишком длинного пальто и достал очень большой стальной циркуль. Ваймс поморщился, когда Загорло принялся измерять циркулем ширину его черепа, переносицы и длину бровей. Потом капитан прижал к его уху стальную линейку.
Производя измерения, Загорло что-то бормотал себе под нос. Закончив, он со щелчком сложил циркуль и убрал его в карман.
– Должен тебяпоздравить, сержант, – объявил он, – с успешным преодолением врожденных пороков. Ты знаешь, что у тебя глаза серийногоубийцы? В таких вопросах яникогда… не ошибаюсь.
– Никак нет, сэр. Не знаю, сэр. Но впредь постараюсь никогда ими не пользоваться, сэр, – отозвался Ваймс.
Загорло даже не улыбнулся.
– Уверен, когда ты освоишься, твоя дружба с капралом, ага, Хомяком, будет крепнуть неподнямапочасам.
– Не по дням, а по часам. Так точно, сэр.
– Не смею… больше задерживать, сержант Киль.
Ваймс отдал честь. Загорло кивнул, развернулся почти без участия ног, словно на шарнирах, и зашагал в контору. Или, точнее, задрыгал, поправился Ваймс. Человечек двигался так же, как говорил: с неестественно переменной быстротой. Он был весь словно на пружинах – когда он шевелил рукой, первые несколько дюймов были стремительными, едва уловимыми глазом, но по мере того, как рука приближалась к намеченной цели, она двигалась все медленнее. Его речь состояла из скороговорок и пауз. Ему был абсолютно чужд какой-либо ритм.
Не обращая внимания на разъяренного капрала, Ваймс забрался на козлы.
– Разворачивайся, младший констебль, – приказал он. – Спокойной ночи, Генри.
Сэм дождался, пока колеса фургона не загрохочут по булыжникам, после чего обернулся к Ваймсу. Глаза у него были большими, как блюдца.
– Вы были готовы обнажить клинок, сэр? – спросил он. – Против него?
– Следи за дорогой, младший констебль.
– Но это же был сам капитан Загорло! А когда вы попросили у охранника доказать, что он действительно Генри-Хомяк, я едва не обо… поперхнулся! Сержант, вы ведь знали, что они не станут расписываться! Потому что иначе появится документ, согласно которому они получили людей. И когда кто-нибудь захочет выяснить…
– Просто держи вожжи, младший констебль, – перебил его Ваймс.
Впрочем, юноша был прав. «Непоминаемые» одновременно и любили, и ненавидели бумаги. Они плодили их во множестве. Всё записывали. Однако терпеть не могли значиться в документах, составленных другими. Это их нервировало.
– Не могу поверить, что такое сошло нам с рук, сержант!
«Может, и не сошло, – подумал Ваймс. – Впрочем, у Загорло своих проблем хватает. Вряд ли ему есть дело до очередного тупого сержанта».
Он повернулся и постучал по решетке.
– Прошу прощения за доставленные неудобства, дамы и господа, но, судя по всему, «непоминаемые» не желают сегодня работать. Придется нам самим допросить вас. Мы в этом деле не слишком большие мастера, поэтому остается только надеяться, что я как-нибудь уж управлюсь. Слушайте меня внимательно. Среди вас есть серьезные заговорщики, задумавшие свергнуть правительство?
Сидевшие в фургоне люди ошеломленно промолчали.
– Ну давайте, давайте, – подбодрил их Ваймс. – Я не собираюсь тратить на вас всю ночь. Кто-нибудь из вас замышлял свергнуть лорда Ветруна?
– Да вроде… нет? – раздался голос Рози Лады.
– А может, кто-нибудь замышлял его пришить?
– Я все слышу! – взвизгнул другой пронзительный женский голосок.
– Что, никто? Какая досада, – сказал Ваймс. – Меня это вполне устраивает. А тебя, младший констебль?
– Э… Конечно, сержант.
– Ну, раз такое дело, мы высадим вас по пути домой, и мой обаятельный помощник Ваймс взыщет с каждого из вас, скажем, по полдоллара за проезд, причем каждому выпишет квитанцию. Спасибо за то, что были с нами, надеюсь, вы вспомните про тюремный фургон, когда решите в очередной раз нарушить комендантский час.
Ваймс услышал за спиной удивленное перешептывание. То, что он собирался сделать, в эти дни считалось совершенно невозможным.
