– Да. Хотя некоторые из них еще не прошли апробацию, – ответил Газон, подготавливая стол.
– Да, не хотелось бы мне, чтобы ты использовал на мне вот это, – хмыкнул Ваймс, взяв в руки странный инструмент, похожий на две соединенные струной лопатки.
Газон вздохнул.
– Сержант, не могу представить себе обстоятельства, в которых мне пришлось бы применять сие приспособление на тебе, – сказал он, быстро работая руками. – Это для… женщин.
– Для белошвеек? – поинтересовался Ваймс, поспешно бросая щипцы на стол.
– Эти? Нет, в наше время ночные дамы гордятся тем, что никогда не прибегают к подобным услугам. Я с ними все больше профилактикой занимаюсь.
– Учишь их пользоваться наперстками и все такое? – спросил Ваймс.
– Что-то вроде. Поразительно, до каких пределов можно развить метафору, не правда ли?
Ваймс потрогал пальцем лопатки. Почему-то они вызывали у него чувство тревоги.
– Ты женат, сержант? – спросил Газон. – Рози была права?
– Э… Да. Хотя моя жена далеко отсюда.
Он снова взял инструмент в руки, но тут же выронил его. Лопатки со звоном упали на стол.
– Что ж, ты все равно должен понимать: ребенка родить – это тебе не горох лущить.
– Да уж надеюсь, черт возьми!
– Кстати, повитухи крайне неохотно посвящают меня в свои тайны. Говорят, мужчина не должен совать нос не в свое дело. Словно мы до сих пор живем в пещерах.
Газон посмотрел на пациента.
– Итак, как говорил прародитель нашего ремесла, великий философ Скептий: «А мне за это заплатят?»
Ваймс проверил содержимое кошелька на поясе жертвы.
– Шести долларов хватит?
– Зачем «непоминаемым» понадобилось нападать на тебя, сержант? Ты ведь стражник.
– Я-то стражник, а вот они – нет. Знаешь, кто они такие?
– Приходилось заштопывать некоторых их гостей, – ответил Газон, и Ваймс уловил нотки тревоги в его голосе. В этом городе вредно знать слишком много. – У одних были занятные вывихи, у других – ожоги от горячего воска… Всякое такое…
– Ночью я немного повздорил с капитаном Загорло, – пояснил Ваймс. – Он вел себя подчеркнуто вежливо, но я готов поспорить на собственные башмаки, он знает, что этот парень с приятелем отправились проучить меня. Это было бы вполне в его стиле. Вероятно, решил посмотреть, как я справлюсь.
– Не только он тобой интересуется, – сказал Газон. – Мне сообщили, что Рози Лада хочет с тобой поговорить. То есть я думаю, что под «неблагодарной сволочью» она подразумевала именно тебя.
– Похоже, я ей должен, – кивнул Ваймс. – Но понятия не имею сколько.
– Меня не спрашивай, – пожал плечами Газон, разглаживая ладонью гипс. – Обычно она сама называет цену.
– Я имел в виду вознаграждение нашедшему, или как оно там называется!
– Понимаю, но, боюсь, ничем не могу помочь, – сказал Газон.
Ваймс наблюдал за тем, как работает лекарь.
– Что можешь сказать об этой девице, Батье? – спросил он.
– Белошвейке? Она недавно здесь появилась.
– Она и в правду белошвейка?
– Лучше называть ее рукодельницей, во избежание путаницы. Хотя признаю, звучит тоже достаточно двусмысленно. Услышала, наверное, что в большом городе много работы для белошвеек, приехала сюда. Пару раз попала в неловкое положение, прежде чем кто-то объяснил ей, что к чему. На прошлой неделе, к примеру, мне пришлось извлекать вязальный крючок из уха одного бедолаги. Но ничего, прижилась. Общается с остальными девушками.
– Прижилась? Как это?
– Благодаря бешеным деньгам, которые стала зарабатывать, – усмехнулся лекарь. – Сержант, тебе никогда не приходило в голову, что иногда люди приходят в массажный салон только ради массажа? В городе масса дамочек работает под скромными вывесками типа «Ремонт штанов в присутствии клиента», и иногда, хотя не так уж и редко, к ним стучатся клиенты, совершившие ту же ошибку, что и Сандра. Множество мужчин приехали сюда на заработки, оставив своих жен дома, и порой у них возникают… желания. Например, надеть носки без дырок или рубашку, на которой больше одной пуговицы. Дамы передают работу ей. Очевидно, в этом городе крайне трудно найти хорошую рукодельницу. Многих отпугивает то, что их постоянно путают с, э-э, белошвейками.
– Просто интересно, зачем она болталась по улицам после наступления комендантского часа с огромной корзиной для рукоделия…
Газон пожал плечами.
– Здесь я ничем не могу помочь. Все, с этим господином я закончил. Будет лучше, если некоторое время он полежит неподвижно. – Он кивнул на стеллажи с бутылками. – На какое время мне его отключить?
– А ты и это можешь?
– Конечно. Официальная медицина Анк-Морпорка считает такой метод ненаучным, но, думаю, он не будет возражать, потому что официально признанный местный способ – это треснуть его по голове киянкой.
– Но ведь лекарь вроде не должен причинять вред пациенту?
– Разве что в результате естественной некомпетентности. Однако я с удовольствием отправлю твоего друга в страну снов минут на двадцать. Конечно, я не смогу тебя остановить, если ты решишь треснуть его по башке киянкой. У последнего гостя Загорло, которого я лечил, некоторые пальцы на руках смотрели не в ту сторону. Поэтому, если ты возжелаешь хорошенько отдубасить его на дорожку, я могу показать наиболее чувствительные места на теле…
– Нет, спасибо. Я просто вынесу его через заднюю дверь и брошу в каком-нибудь темном переулке.
– И все?
– Нет. Потом… я напишу свое имя на гипсе. Чтобы он увидел его, когда очнется. Огромными буквами, чтобы не стерлись.
– Вот это я и называю чувствительным местом, – одобрил Газон. – Интересный ты человек, сержант. Настоящий мастер по части наживания врагов.
– Знаешь, я никогда не увлекался рукоделием… – прокряхтел Ваймс, взваливая тело на плечо. – Что носят рукодельницы в корзинах, как ты думаешь?
– Ну, не знаю… Иголки, нитки, ножницы, пряжу… Все такое прочее, – ответил Лишай Газон.
– То есть ничего тяжелого?
– Конечно. А почему ты спрашиваешь?
– Так просто, – ответил Ваймс, намотав услышанное на ус. – Интересно… Ладно, вынесу-ка я нашего приятеля, пока туман не рассеялся.
– Отлично. А к тому времени, как ты вернешься, я как раз разогрею завтрак. Сегодня печенка. Телячья.
Зверь помнит. На этот раз Ваймс спал крепко.
Он всегда считал, что днем спать лучше. Двадцать пять лет ночных дежурств приучили мозг к ночному образу жизни. В темноте ему почему-то было проще. Он мог стоять совершенно неподвижно, – а таким талантом обладают немногие, – умел растворяться во мраке. Умел сидеть в засаде и все видеть, оставаясь невидимым.
Он помнил Цопа Загорло. Многое вошло в историю. Люди все равно взбунтовались бы, с ним или без него, но он был, если угодно, гноем на верхушке нарыва.
Обучение он прошел в Гильдии Наемных Убийц, и его ни в коем случае нельзя было принимать в Стражу. Для стражника он был слишком башковитым. Точнее, в башке у него было не совсем то, что требуется для стражника. Но своими теориями Загорло произвел впечатление на Ветруна, был принят в Стражу в звании сержанта и немедленно повышен до капитана. Ваймс так и не узнал, почему; возможно, чувства остальных офицеров оскорбляла его, гм, утонченность, рядом с которой они себя чувствовали тупыми амбалами. Кроме того, у него были слабые легкие или еще какой-то недуг.
Ваймс ничего не имел против интеллекта. В старые времена любой, у кого хватало сообразительности повернуть дверную ручку, мог стать грозой улиц, но, чтобы получить звание выше сержанта, требовался мешок хитрости, коварства и уличной смекалки, что, впрочем, при плохом освещении вполне могло сойти за интеллект.
Загорло начал свою службу иначе. Не стал присматриваться, наблюдать и учиться, чтобы потом сказать: «Ага, значит, вот люди какие, ну и как нам с ними быть?» Нет, он сел и решил: «Итак, люди должны быть вот такими, ну и как нам их изменить?» Мысль, достаточно разумная для священнослужителя, но отнюдь не для стражника. Загорло взялся за работу с редкой въедливостью и упорством, но перевернул ее с ног на голову.
Например, этот закон об оружии. Оружие замешано в подавляющем большинстве преступлений, и Загорло логично предположил, что если оружия станет меньше, то и преступления будут совершаться не столь часто.
Интересно, порой размышлял Ваймс, как все было? Он проснулся среди ночи и поздравил себя с гениальной идеей, пришедшей ему во сне? Конфисковать все оружие, и уровень преступности снизится. Да, логично. Так бы и произошло, будь стражников побольше. Скажем, по трое на каждого штатского.
Как ни странно, жители не торопились сдавать оружие. Загорло не учел одну маленькую тонкость: преступники законам не подчиняются. Это в некотором роде одна из их профессиональных характеристик. Они не заинтересованы в том, чтобы сделать улицы города более безопасными, их интересуют только собственные шкуры. Поэтому, когда вышел закон, они поверить не могли своему счастью. Прям Свячельник каждый день.
