самым дорогим средством без запаха, с хорошей питательной маской, чтобы ее волосы были блестящими и шелковистыми. Мне казалось, что ей очень подойдет светло-каштановый цвет волос, а еще вот такой синий и красный, – признался Ван, показывая на свои волосы.
«Может, она бросила его?» – внезапно осенило меня. В противном случае вряд ли он заговорил бы об этом без всякого повода. Вот почему он был так подавлен.
– Я хотел не только сделать ей прическу, но и страстно желал, чтобы она поправилась. Пытался заставить ее есть много и вкусно, чтобы она стала пухленькой, как раньше.
– Ой, ну это вы зря. Если любишь, нужно помочь ей соблюдать диету, а вы хотели, чтобы она растолстела? Вы каждый день приносили ей жирную еду? Что? Судя по вашему лицу, я угадал. Если вы и ее называли «онни» и каждый день пичкали калорийной пищей, тогда это очень серьезная проблема.
Я нарочно говорил в шутливой манере, чтобы разрядить атмосферу, но Вану явно не стало легче.
– Оставьте меня одного. Мне нужно отдохнуть, – проговорил он наконец.
Я намеревался уговорить его поесть еще, но передумал. На его месте мне бы тоже кусок в горло не лез. Я тихонько поднялся.
– Я обязательно доем, но чуть позже, – с виноватым видом произнес парикмахер.
– Э-э, мне тут интересно кое-что… Наверное, сейчас не совсем подходящий момент, чтобы спрашивать об этом, и все-таки можно задать вам вопрос? – обратился я к собеседнику.
Он покачал головой:
– Нет.
Я решил больше ему не надоедать. Ему сейчас и так весь белый свет не мил. Судя по тому, что он ни разу не назвал меня «онни», настроение у него очень паршивое. Мой вопрос лишь разбередит его рану.
– Будет очень грустно, если вы закроете парикмахерскую навсегда. Она всем нравится, – искренне произнес я.
– О чем вы хотели узнать? Я в порядке, не стесняйтесь, – спросил Ван.
– Э-э… Тот человек, которому вы хотели сделать красивую прическу и которого кормили от души, случайно, не владелица парикмахерской Y?
Она выглядела такой хрупкой, что, казалось, даже легкий порыв ветра может подхватить и унести ее. Будучи стилистом, она могла сама сделать себе завивку и покраску, но во мне почему-то крепла уверенность, что человек, о котором мне рассказал Ван, и есть та женщина.
Вместо ответа парикмахер лишь поглядел в окно на переулок, но при этом лицо его порозовело.
– Нет, – ответил он после долгого молчания.
Ну-ну, по его лицу и так все было понятно. Если это она, то можно не сомневаться, что его любовь безответна. Женщина, которую я видел в день дегустации, не испытывала к нему ни капли привязанности. Бедняга Ван любил ее без всякого намека на взаимность. Я не стал ничего больше говорить. Казалось, стоит произнести хоть слово – и он разрыдается от отчаяния.
Пусть он только будет жив!
Чжуми пришла поздней ночью, зачем-то приведя с собой брата. Когда она завела Дончана в ресторан, он едва держался на ногах и с трудом открывал сонные глаза – его явно вытащили из постели. Мальчик, как зомби, прошел в комнату и, тут же рухнув на кровать, мгновенно заснул.
– Ты что, сказала родителям, что идешь в читальный зал со второклашкой?
– Они не знают, что он тут. Я вывела его из дома полусонного, а родители, наверное, думают, что он давно спит в своей комнате. Честно говоря, мне будет страшно возвращаться ночью одной, если не смогу вас разбудить. Но раз брат со мной, ложитесь, если хотите.
Чжуми робко примостилась возле мальчика на краю кровати, но лицо ее тем не менее выражало непоколебимую решимость.
– Что ты собираешься узнать?
– Донми приходила? – сменила тему девочка.
– Конечно. Иначе откуда у нее аллергическая реакция, если бы она не поела здесь? Хотя вы обе, наверное, предпочли бы назвать это пищевым отравлением.
– Да нет, я имею в виду, приходила ли она к вам после того случая?
– Не приходила. Занимайся своими делами и разбуди меня, когда решишь идти домой. Так и быть, я сдержу обещание и займусь спортом при луне.
Если верить Дончану, то он передал Донми мои слова и она обещала прийти. Я ждал ее с нетерпением, но девочки все не было. С этими мыслями я улегся с другого края кровати.
Ночь становилась все темнее, а звуки вокруг – тише. Только мерцание лампы оживляло комнату и изредка ворочался во сне Дончан. Не знаю, сколько времени прошло, когда Чжуми прошептала:
– Тетенька! Госпожа Ю Чеу!
Не дождавшись моего ответа, она снова позвала меня.
– Чего тебе?
– Уже за полночь. Почему так тихо? Вы правда слышали какие-то звуки? Уверены, что странный шум доносится сверху?
– Абсолютно. Но то были шорохи, которые можно услышать в любом доме. Да и раздаются они не каждый день. Иногда их слышно, а иногда нет, – ответил я, сев на постели. – Если честно расскажешь мне, на какие вопросы ты ищешь ответы, я попробую помочь. Зачем ты приходишь сюда по ночам, чтобы проверить, доносятся ли сверху таинственные звуки? Семья, которая жила на втором этаже, исчезла посреди ночи. Это выглядит весьма загадочно. Говорят, у них был сын и этот мальчик учился с тобой в одной школе. Мне известны и дурные слухи об этом доме: якобы семья не просто пропала, а была убита и где-то здесь должны находиться доказательства преступления, точнее – спрятанные человеческие останки.
– Хватит! – вскрикнула Чжуми, закрыв руками уши, и уткнулась лицом в колени.
Вскоре плечи ее мелко затряслись. Она плакала. У меня возникало все больше вопросов. Почему она себя так ведет?
– Если слухи правдивы, то во всем виновата я, – горестно всхлипывала девочка.
В этот миг Дончан шевельнулся во сне, а его сестра от испуга перестала плакать. Мальчик пробормотал что-то бессвязное и затих.
– Мне так обидно, – пожаловалась девочка.
– Что ты имеешь в виду? Если хочешь чем-то поделиться, говори яснее.
– Я… я… Когда меня спросили про Хван Учана, я всего лишь ответила, что он учится в нашей школе. Это Донми показала его дом. Но после того как Учан и его семья исчезли, она обвинила во всем меня: якобы если бы я не сказала, что знаю этого парня, то и она бы не стала сообщать, где он живет.
«О чем это она?»
– Хван Учан – это мальчик, который жил на втором этаже? Кому ты о нем рассказала?
– Незнакомому мужчине. Понимаете, в истории с его семьей слишком многое не сходится, чтобы считать это исчезновением. Говорят, что на кухне тогда варился твенчжан-ччиге [7], а в миске лежали нарезанные для него тофу и лук. И еще телевизор работал. Человека, который той ночью приходил к ним в дом, нашли и допросили. Это он интересовался у нас с Донми, где живет Учан. В итоге следствие решило, что жильцы уехали по собственной
