когда думала, что я умру.
– Естественно, мне не хотелось становиться чёрной вдовой.
Он старался не замечать мои едкие шуточки.
– Диана, я хотел сказать, что ты нужна мне. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты всегда помнила об этом. Прости.
– Ты потерял самообладание, ты опасен для общества, ты – монстр!
Повисла тишина, снова мои слова были не такими, какие он хотел слышать. Я решила успокоить его.
– Ну, хорошо, есть шанс, что я пока поживу здесь, с тобой. Но помни, что моя сумка уже собрана, – предупредила я, зевая.
– Диана, это не шутки. То, что творится с тобой, ненормально. Твоё поведение – это всё не ты. Ты перевоплотилась два раза за неделю, твой уровень гормонов зашкаливает и это очень плохо.
– В каждой шутке есть доля шутки, – уже в полусне пролепетала я.
– Пожалуйста, позволь помочь тебе, нам нужно…
Он говорил что-то ещё, но меня сморил сон. Кажется, Дилан поцеловал меня на ночь.
Пару раз я просыпалась, неудачно повернувшись в постели, но в целом удалось хорошо выспаться к шести утра. На мобильном было пять пропущенных от Ирины, я оставила ей сообщение, что упала с велосипеда и ободрала спину.
Было принято окончательное решение пойти в вуз.
Дилану не удалось уговорить меня остаться дома, он сам отвёз меня в университет. Было видно, что ему тоже больно двигаться, хоть он и не признавался. Похоже, постельный режим нужен был не только мне.
– Хорошего тебя дня, Диана, – услышала я от него и не стала скрывать удивления.
– И тебе тоже. Встречать меня после пар не нужно.
Я не дала себя поцеловать. Сильные эмоции возбуждали меня, но для них сейчас было неподходящее время и место.
Первую пару я продержалась молодцом, выступала с сообщением, отвечала на вопросы. Девочки заметили мою бледность, но я снова отшутилась. Второй парой стояла физкультура, и я уговорила преподавательницу не ставить мне прогул, а позволить заниматься в щадящем режиме. Трудней всего было переодеться, не задев повязку, в раздевалке мне помогало полгруппы. Около часа я наворачивала размеренным шагом круги по стадиону и прыгала в классики, всё никак не получалось согреться, знобило.
День дался мне тяжело. Утром мы не сменили повязку, а к концу учебного дня раны загноились, было чувство, что их распирает изнутри. Последней парой стоял письменный зачёт. Я еле осилила его, строки расплывались в глазах. Под конец мне стало совсем нехорошо, и преподаватель вызвал скорую помощь, несмотря на все мои протесты. Меня увезли.
Врач удивлённо разглядывал мои раны и взял кровь на анализ, результаты обещали сказать завтра. Швы сняли и наложили новые, уже с местным наркозом. Этим же вечером Дилан забрал меня домой, опасность миновала. Мне вкололи жаропонижающее, дома я сразу же уснула, снова почувствовав в дрёме осторожный, короткий поцелуй.
Ночь прошла спокойно, без снов, однако утром и думать было нечего о том, чтобы куда-то идти. Температура и головная боль, а ещё голод. Похоже, я ничего не ела с позавчерашнего дня.
Чудом дома оказалась еда: творог, молоко, приготовленный омлет, хлеб, печенье, сыр… Кое-кто позаботился. Меня не пришлось уговаривать: я сразу набросилась на пищу и угомонилась, только когда набила полный желудок. Столько времени я не позволяла себе тратиться на полезную еду, что даже обычный творог показался божественным.
Из ванной вышел Дилан, сегодня он выглядел свежее, чем вчера.
– Спасибо за завтрак! – я подошла и коротко поцеловала его.
– Пожалуйста. Ты же не собираешься в университет?
– Нет.
Очень хотелось мыться, всё тело чесалось. Главное – не намочить повязку. Кое-как я справилась, особенно трудно было мыть голову одной рукой. Полегчало. Но стоило мне выйти из ванной, как повязка отвалилась. Я с любопытством разглядывала швы в зеркале.
«Когда заживёт, шрамы будут, как у воина, вместо татуировки», – сказала я, никто не слышал моих мыслей вслух, стало скучно. Обычно я хорошо себя чувствовала наедине с собой, но сегодня мне хотелось, чтобы обо мне заботились.
Когда я спросила Дилана о самочувствии, он как-то недоверчиво посмотрел на меня и ответил, что нормально.
– Рёбра болят?
– Немного. Всё в порядке.
Я ждала, пока он поест. В своих помыслах мне было стыдно признаваться даже самой себе. Его насторожил мой пристальный взгляд.
– Что ты опять задумала?
– Да так… – если бы он этого не спросил, мне удалось бы сдержать улыбку, но тут уже было никак не совладать с собой.
Он не знал, к чему готовиться, и делал вид, что думает о чём-то постороннем.
– Ты поцеловал меня перед сном…
– И что с того?
– Поцелуй меня ещё раз? – его смутила эта странная просьба. – Пожалуйста…
– В чём подвох?
Мне пришлось самой подойти, сесть к нему на колени и поцеловать.
– Ты позавчера сказал, что любишь меня. Я хочу, чтоб ты любил меня сейчас.
– Это не лучшая идея. Твои раны ещё не зажили.
– Тс-с-с! Мы осторожно.
Вот так, это получилось очень легко. Мы ушли в комнату. Мне нравилось, что Дилан мог меняться до неузнаваемости. Его пробившиеся наружу эмоции возбудили меня до предела.
В этот раз он был, как обычно, безупречно нежен со мной, временами он останавливался, чтобы перевести дыхание. Его чувства импульсом передавались мне. Я добилась, чего хотела, и перестала скрывать свою влюблённость.
Закончив, мы долго лежали рядом, в куче развязавшихся эластичных бинтов, и молчали, пока тишину не нарушил звонок в дверь, Дилан наскоро натянул на себя штаны и пошёл открывать дверь: это оказался почтальон, который принёс заказное письмо. Дилан тут же распечатал и прочёл содержимое, по его жестам и удивлённому взгляду, брошенному в мою сторону, я тут же поняла, что это за письмо. Счастливый момент был испорчен. Сейчас, именно сейчас мне меньше всего хотелось обижать Дилана.
– Это был твой сюрприз всей семье? – он сделал акцент на первом слове.
– Я подала заявление в среду…
– И опять ничего не сказала мне? – закричал он.
– Конечно. Я была готова исключить из жизни всех, кто обидел меня. Мы помирились. Я хотела забрать его, но тебя уже оповестили. Давай больше не будем возвращаться к этой теме и искать повода для ссоры.
Он стащил с дивана свои вещи и ушёл, выражение его лица при этом было таким, как будто он хочет в меня плюнуть.
Впечатление о прекрасных моментах было испорчено. Обнажённая и виноватая, я осталась в комнате одна и перебирала в голове варианты дальнейших событий.
Первым пришло в голову попросить прощения, заговорить его ласковыми словами и проявить слабость. «Вроде бы примирение – это то, чего я сейчас хочу, – размышляла я, – но я вовсе не чувствую вины за собой, ведь я просто проучила его. Проучила.
Второй вариант – пойти гулять и выждать, пока он остынет. Тоже слабый ход, временное бегство от решения. Хоть кто-то из нас должен проявить инициативу и перестать быть капризной девчонкой.
Третий вариант – в самом деле развестись, потому что мы не ладим. Это деструктивное действие и я прекрасно понимаю, что без Дилана моя жизнь уже не будет полной.
Четвёртый вариант – сейчас я пойду к нему на кухню голая, как есть, влеплю хорошую пощёчину, как когда-то сделал это он сам, перевяжу ему грудь эластичным бинтом и попрошу отвезти меня в больницу».
По правде сказать, я наслаждалась этой возможностью самостоятельно делать выбор. И никакой судьбы – только я и моё решение. И больше никто не властен надо мной.
Взяв в руки бинт, я-таки выбрала четвёртый вариант.
Дилан стоял у окна спиной ко мне.
– Сними футболку.
Он обернулся.
Я подошла ближе и обвила его руками. Тут же улетучилось желание воевать и спорить с ним.
– Снимай уже свою футболку, я перевяжу тебе рёбра, – он даже не пошевелился. – Давай забудем об этом. Мир?
Он оголил торс. Синяки уже приняли желтоватый оттенок, – значит, заживает.
