нормальные-то парни не сидят за пустым столом и не слушают вечерней тишины.
Дон даже пожалел тетку, не замечавшую ни старичков, ни самовара. Зато замечали дети – сокровище бдительной мамаши прибежало от песочницы, подергало Франца Карловича за полу сюртука и получило целую горсть конфет. Домашних, в шоколадной глазури и миндальной крошке, с вишенками внутри.
А потом удрало в песочницу, пока не поймали.
Остальные карапузы тут же налетели на добытчика и рассовали конфеты за щеки, как хомячки. Так что бдительной родительнице осталось лишь вытирать шоколад с довольной мордахи и качать головой на новые детские придумки: не бывает Деда Мороза осенью в обычном питерском дворе.
Стемнело.
Мамаши с детьми разошлись по домам.
С верхнего этажа, откуда вчера доносился мат-перемат, потянуло борщом и тихой, на два голоса «Рябиной».
Дедули вперемешку с вечером воспоминаний расспрашивали ребят о школе, а строгий владелец энкавэдэшной фуражки осторожно интересовался у Кира, не желает ли его матушка небольшой помощи в хозяйстве? А то у них тут, понимаете ли, опять новое начальство новой метлой повымело все что можно и что нельзя, и опытные кадры никому не нужны – везде эти ужасные автоматические агрегаты, видеонаблюдение, старому служаке и пайка никто не даст!..
Кир сочувственно кивал, обещал поговорить с матушкой и расспрашивал об архивах, каких-то старых делах, упомянул фамилию своего расстрелянного деда.
Ариец с Витьком тоже слушали старого служаку, растопырив глаза и уши.
А вот Киллер в общей беседе участия не принимал, как и сам Дон. Сидел рядышком с Францем Карловичем, подперев сложенными руками подбородок, и дразнил Дона. Не нарочно, нет. Просто в этом трепещущем свете фонариков, рядом с самоваром и чудными дедками, он снова казался девушкой Виолой в зеленом берете с перышком. Виолой с гитарой и серенадой. Просто Виолой-гитарой. Дон видел, какая она настоящая, – и сейчас ему плевать было на то, что у Киллера в паспорте, потому что единственно важным было желание ее вылепить. Виолу. Волшебство.
На миг ему даже показалось, что в его руках глина, и вокруг никого нет, только они вдвоем, и под его пальцами начала оживать Она…
– Дон, проснись! – вырвал его из грез голос Арийца.
Белобрысый тряс его за плечо и смотрел с любопытством.
Дон зажмурился, резко открыл глаза и обернулся.
– Ты чего? Я не сплю.
– Ага. Что это у тебя?
Дон опустил взгляд на то, что держал в руках: фигурку из хлебного мякиша. Он сам не успел разобрать, что именно вылепил, – такое вдруг напало ощущение, что Ариец подглядел за чем-то слишком личным, почти интимным. Рука сама собой сжалась в кулак, сминая нечаянное творение.
– Так, ерунда. – Дон кривовато улыбнулся Арийцу и перевел взгляд на дремлющего с открытыми глазами Киллера. В руке у него было недоеденное пирожное, на губах блаженная улыбка дорвавшегося сластены. – Пора бы спать. Вон, некоторые уже почти носом в салате.
Его услышал Франц Карлович, закивал, засуетился…
И как-то так получилось, что через пару минут они все уже оказались у Киллера дома, на двух единственно пригодных для спанья поверхностях: на кровати в спальне – Дон, Киллер и Ариец, а Кир с Витьком на разложенном диване в гостиной, где он сам проснулся всего лишь сегодня утром.
Какой был длинный день, подумал Дон и провалился в сон.
Глава 9,
в которой требуется нюх, а не осиновый дрын
Дон позвонил в самый неподходящий момент… или, наоборот, – в самый подходящий, когда на пороге кабинета появилась чрезвычайно озабоченная Эльвира. Она даже успела сказать что-то про упырей-проверяющих, начала еще в коридоре, но, услышав телефонные вопли, махнула рукой: подожду, ответь.
Феличе кивнула и тут же про директрису забыла. Дон, в отличие от нее, ждать не мог.
Когда в трубке раздалось перепуганное: «Поца убили», – Феличе не поверила своим ушам.
Перевела взгляд на Эльвиру, слышала ли. Та услышала, сделала несколько неверных шагов, с размаху села на ближайшую парту и одними губами спросила: «Дурацкая шутка?»
– Ждите меня там, – ответила Феличе Дону, а Эльвире буркнула: – Нашла детский сад, так шутить. Я позвоню Сенсею, а ты будь на связи.
– Я жду, – пообещала Эльвира.
При всех их сложных отношениях, когда речь заходила о действительно важном, разногласия забывались.
Феличе улыбнулась одними губами и набрала номер.
– Уже бегу, – хрипло, с рычащими нотками отозвался Сенсей.
Феличе окатило чужой болью.
Она поморщилась: боль и страх она не любила. Не ее репертуар. Но раз уж подписалась на эту школу, приходилось терпеть и сводить к минимуму.
Лет тридцать назад только ставшая директрисой Эльвира предложила нанять штатного мусорщика [36], чтоб ликвидировал страхи своими методами. Но на первом же педсовете предложение благополучно провалили. Большинством голосов.
Сама Феличе тогда еще здесь не работала, Твердохлебов рассказал.
Кстати, о Твердохлебове…
Тот словно почуял неприятности – а может, и впрямь почуял, – и ждал в раздевалке. В могучей ручище подрагивал осиновый дрын.
– Мне Эрик звонил, – объяснил свою оперативность. – Так я с тобой пойду. Мало ли.
Феличе покачала головой.
– Не надо, Михаил Маркович. Со мной Сенсей. Там нюх нужен, а не дрын.
Твердохлебов приуныл, но утешать его Феличе было решительно некогда. И так время уходит!
Накинув пальто и надев шляпку – осень, без пальто она будет выглядеть странно, – она устремилась прочь из Школы.
Волк вынырнул из темной подворотни на половине дороги к бане. Молча сунул ей в руки спортивную сумку, подставил шею под ошейник и повел носом.
– Мусор-рщики. Зуб даю.
Феличе пристегнула поводок и кивнула:
– Воняют.
Страхом пропах весь квартал. Эпицентра было два – одна из подворотен метрах в пятистах от Школы, и баня, где ждали ребята.
Шагов за сотню до нее волк вздыбил шерсть и низко заворчал.
Феличе сделала бы то же самое, будь у нее шерсть.
Тот, кто сейчас стоял рядом с Доном, всегда вызывал у нее разумное желание держаться подальше. К счастью, их интересы не пересекались, но «береженого бог бережет» – очень мудрые слова.
Сегодня Он выглядел черным псом. Один из самых «безобидных» образов, если это слово вообще может быть применимо к Нему.
И, что Феличе безусловно порадовало, Он охранял ребят. Чем-то они ему глянулись.
Если б еще не боялись так отчаянно!
Волна чужих чувств едва не сбивала с ног, даром что за годы работы в школе Феличе привыкла к подростковым эмоциональным бурям.
На то, чтобы пропустить волну через себя, убедиться, что дети ничего не взяли с места преступления, успокоить их и выдать ценные указания,
