по карману, машинально перевел я, следя за его жестом.
Это правда. Деревня бедная, а красиво жить не запретишь.
Но ведь они жили как-то эти годы без вешалок, мыльниц и пластмассовых ваз? А теперь деревня обречена на медленную деградацию, несмотря на то, что население якобы «цивилизуют». Кому, если разобраться, нужен этот хлам?
И ничего хорошего, кроме того, что этот кривоногий Санта-Клаус сейчас чувствует себя героем дня, здесь не происходит.
Но триумф героя длился недолго: поставщик, демонстративно держа в руках смычок от скрипки, неожиданно громко чихнул, и тот треснул у него в руках.
По толпе пронесся вздох. Мужик растерялся, но надо отдать ему должное, лишь на секунду. Он ловко стал наматывать струну, или что там вместо нее, на обломок деревяшки, и с каждым витком становился все увереннее.
Толпа, затаив дыхание, заворожено следила за его руками.
– Брюки превращаются в шорты, – пробормотал я.
* * *
Через час, когда разгрузка была закончена, и граждане, довольные разошлись по домам, экспедитор зашел к Дэну пропустить стаканчик.
Тот представил нас друг другу.
– Мияо, – важно сказал приезжий, пожимая мне руку.
– Привет, мяу, – серьезно сказал я.
Полчаса пустых разговоров, из которых я ровным счетом ничего не понял, и Мяу стал собираться. Со слов Дэна он был дальним родственником кого-то из деревни, и раздобыв где-то весь этот мусор, сегодня просто приехал похвастаться.
С трудом подбирая слова, я спросил у Дэна, сможет ли он меня подвезти до ближайшего поселка, где есть телефон.
Ближайший поселок был в тридцати километрах. Та граница, которую мне, по словам Дайрона, не следовало пересекать. Но плюс-минус два-три километра ведь не считается?
Если честно, я сам не знал, что мне нужно. Денег у меня с собой не было, код Украины я хоть и помнил, но куда звонить? Домой? Светлане? Или Дайрону? Найти какой-нибудь храм?
Но в церквях нет прямого телефона на небо.
Если честно, телефон был лишь оправданием. По правде говоря, мне уже осточертело тут сидеть, за пять лет я облазил всю округу, и пейзаж, пусть и дивно-пасторальный, вызывал уже, как минимум, привыкание…
Пять лет это целая эпоха.
Да-да, я сидел здесь уже пять лет. Не скажу, что это худшие годы моей жизни, но…
В конце концов, небольшая встряска не помешает. Жить вдали от цивилизации, если ты долгое время был ее частью, как-то неестественно, что ли…
А ведь где-то в мире идет две тысячи двадцатый…
Это что ж, мне уже за тридцать? Или тридцать три? Возраст Христа. Странное название… Мерять возраст по году смерти.
Но, тем не менее, последний день рождения я вообще не праздновал, забыв о нем. И сейчас только вспомнил.
До истечения данного Дайроном срока оставался еще один год.
…В общем, Мяу согласился довезти меня до поселка в кузове своего Бентли. В кузове, потому что я категорически отказался ехать в кабине, вовремя вспомнив о его меломане-сыне.
И один в вышине, как Пушкин (или Лермонтов?), я, по-турецки усевшись в кузове, покинул деревню.
Первые десять километров было ничего, терпимо.
Грузовичок выехал из леса, и передо мной развернулась изумительная перспектива. Широкими изогнутыми ступенями изумрудно-зеленые луга вокруг нас опускались далеко вниз, к прозрачному озеру, за которым поднимались горы.
Я привстал, чтобы полюбоваться этой картиной, жалея, что под рукой нет фотоаппарата.
Может, я не совсем прав и когда-нибудь попав домой, я с тоской буду вспоминать о времени проведенном здесь? Об этом надоевшем пасторальном пейзаже?
Все может быть.
Машину трясло на неровном подобии дороги, по которому обычно неторопливо шагали основательные быки, таща телеги, изредка проезжали нечастые велосипедисты, и совсем редко шумел мотороллер почтальона.
Потом дорога свернула в какое-то ущелье и пропетляв по нему с час, вывела на относительно ровную площадку у подножия горы, за которой начинался какой-то странный невысокий лес, состоявший сплошь из кривых, словно каменных стволов, покрытых редкими, словно щетина кабана, серебристыми листьями.
Это был лес, в котором не было теней. Солнце полностью освещало деревья до самых корней, совершенно не заботясь о том, как это нелепо выглядит снизу.
Словно экскурсия среди каменных скульптур.
Я не единственный обратил внимание. Мой недавний оппонент по культурному цеху тоже с любопытством таращился, высунув голову в окно, на неуклюжие обрубки. Долгое время Мяу петлял по лесу, с трудом угадывая дорогу среди нагроможденных капризов флоры.
Никакой живности, кроме птиц видно не было. Но один раз мелькнула какая-то тень. То ли рысь, то ли белка.
Впрочем, пешком выбираться будет несложно. Высота самого крупного дерева на глаз не превышала четырех-пяти метров. Залезу на него, и сориентироваться будет несложно.
Наконец, необычный лес остался позади, и мы въехали в лес обычный. После солнцепека наступившая тень была даже приятной.
Тарахтенье мотора разносилось вокруг, и под этот аккомпанемент я раздумывал, есть ли в поселке Интернет. К сожалению, ноутбук с собой я не взял. Кто ж знал, что подвернется такая оказия! А полчаса в сети могли бы здорово пролить свет на происходящие в мире события.
Визуальной оценки будет недостаточно. Даже если чужие вырезали три четверти населения планеты, сюда-то отголоски событий дойдут нескоро!
Что ни говори, а прогресс здорово облегчил жизнь! Пятьсот лет назад мировой заговор был бы невозможен хотя бы по той простой причине, что организаторы просто не смогли бы координировать свои действия. Никакие, даже самые что ни на есть, породистые голуби никогда не смогут конкурировать с банальным телефонным звонком или е-мейлом.
Лишь Дайрон с его сверхвозможностями мог бы претендовать на это. Но ему, естественно, это было не нужно.
Прав ли он был? Может быть, мир под жесткой рукой Бога был бы менее жестоким, чем мир, в котором нет хозяина? Исчезли бы войны, болезни, бессмысленные соперничества лидирующих стран перед друг другом, наглядно демонстрирующие свои преимущества на своих менее удачливых собратьях третьего мира?
И не стоял бы вопрос с чужими. С этими странными Собраниями и Советами.
Бесспорно, будь Дайрон кровожадным садистом, точно боги древних пантеонов, хорошего было бы не много… Но ведь он такой, какой есть!
И этот нейтральный Бог гораздо предпочтительнее самого доброго инициативного президента, тянущего страну за собой, чтобы, удовлетворив свои эмоции, потеснить коллег на внешнеполитическом Олимпе!
И люди твердо знали бы, во что и в кого верят. А вера, что ни говори, штука сильная.
Но для того, чтобы понять Дайрона, недостаточно услышать его объяснения, даже если он и согласится их дать. Нужно прожить долгую, очень долгую жизнь, чтобы взглянуть на
