Учитель обрадовался хорошей идее. По его мнению, черному колдуну в детстве досталось – в его школе порядки были зверские. И телесные наказания приветствовались. И методов запугивания там было ого-го сколько.
Они продолжили теорию развивать, не понимая, что мысли-то у них правильные, только времени у нас в обрез. Для нормального обучения его точно не хватит.
Начала в срочном порядке выстраивать щит, про который учитель рассказывал. Придумала такой – вокруг меня типа трубы из зеркальной стали. А как в нем ходить? Да и шар этот огненный наверняка сверху свалится и сожжет меня как в гриле. Нет, не покатит. Придумала латы, как у рыцарей средневековых. А потом думаю – колдун тоже не дурак, он через забрало дыму ядовитого мне напустит и я задохнусь насмерть. Или огонь вокруг запалит. Раков вот тоже живыми в кипяток бросают, вроде бы и лягушек тоже, но их – в кипящее масло. Если бы они орать умели – мы бы им языки перед смертью выдирали. Изящными щипчиками. А языки бы потом продавали по отдельной высокой цене на красивой тарелочке, и чтоб сбоку капля соуса и крошки зелени. Добрые мы, все-таки, люди. Столько всего хорошего придумали для своего удовольствия.
Можно попробовать стать очень маленькой, с муравья размером. Вдруг враг мимо пройдет?
– А можно отвязаться от слежки? – вопрос Тоника был по существу, и я прислушалась.
– Можно. Оставить вашу девку тут, а самим к радугам пойти. Но я, как вижу, ее одну тут не бросите? Можно попробовать его напугать, но у вас пока такое волшебство не получится, хотя техника довольно простая. И еще вот что – мы совсем не знаем его возможностей. Откуда он силу свою берет? Я про ихнюю школу мало что знаю. Может, он силой мертвых питается. Ты на него страх насылать станешь, а у него щит-обратка выставлена. И твой страх к тебе же и вернется. Лучше, мы его обмануть попробуем. Смотри – вот это хвост.
Учитель провел пальцами, рисуя что-то длинное. Меня на хи-хи пробило – понимаю, что смеяться никак нельзя, рот руками прикрываю, стыдоба какая.
– Типа облака? – догадался Пиксель.
– Примерно, но не совсем. Дождя от такого облака не жди. Так вот, хвост идет по прямой, его ветер направляет. А если мы будем двигаться вот так, – учитель начал размахивать руками.
– Зигзагами?
– Ну да. Меня направление. То у него шансов станет меньше.
– Не покатит. Лучше я его порублю своим мечом и все дела, – воинственно предложил Тоник.
– А он что-то другое придумает, незаметное. И мы так и будем дуэли тут устраивать, пока он у нас кость не отберет, – Пиксель вдруг понял, что Тоник приватизировал идею меча и теперь ему придется придумывать что-то свое.
– Голосуем. Кто за то, чтобы удрать и по-быстрому сотворить волшебную палочку?
Пиксель остался в меньшинстве, пожал плечами и подчинился.
Мы решили наплевать на все в пользу безопасности. Ну, его, колдуна этого, пока нападет, пока мы драться с ним будем, еще больше времени угробим.
Никогда не думала, как сложно бегать по лесу зигзагами. Я почти сразу потеряла все направления и просто старалась не отстать. Поначалу, даже весело было. Как в кино. Мы – отряд отважных спасателей, героев, спасающих чужой мир. У нас есть проводник. Теоретически мы вооружены до зубов. Такие все из себя ловкие и хитрые.
Через пару часов я решила, что чужой мир мог бы позаботиться о себе сам, а справедливость находится где-то между совестью и моей стертой ногой. Причем ногу можно было бы спасти, высыпав из кеда песок. Но ребята неслись равномерным быстрым шагом и не предлагали отдохнуть. Сначала я на их плащи смотрела, потом себе под ноги. А потом поплыла – земля то близко, то как-то криво, то качается, в общем – голова у меня сильно кружилась. Я даже не заметила, когда потеряла сознание. Я до этого в обмороки ни разу не падала. Вроде бы только что шла, а потом сразу уже лежу, перед носом сухие травинки, жук синий такой прется куда-то, а от деревьев тени уже совсем длинные.
– Эй, ты как?
– Пить хочется.
– Сейчас дам.
Голоса и мой, и Пикселя звучали шершаво, вполсилы. И еще – шевелиться совсем не хотелось. В поле зрения возникли глаза. Перевернутые. Пиксель рассматривал мое самочувствие.
– Ты сядь, а то я в тебя воду влить не могу.
– Наверное, у тебя эти самые критические дни, – скромно заметил Тоник.
– Ничего подобного. Еще пара недель…
Мне в этот момент вдруг сильно захотелось откусить Пикселю язык. И ум заодно. И его чертову наблюдательность в придачу. Гад он, хоть и мой друг. В таких ситуациях умнее всего промолчать. Но обидно ведь – им, дуракам, природа никаких мучений не придумала. Так и хочется ответить, но вот не буду и все. Неужели так заметно, когда у меня дела эти дурацкие? Вот гадство! У нас в классе мальчишка был, мерзкая похабная сволочь, так он все время с разговорами пошлыми приставал, а когда его пошлешь куда подальше, то он обязательно громко скажет «понятное дело – месячные начались». А самое гадство было в том, что его учителя обожали. И чего я про него вспомнила? Пиксель необидно высказался, можно сказать, даже случайно. Не буду злиться.
Пара глотков и теперь у нас ни капли воды. Мы были на все сто вверены, что тут сплошные озера и реки. А расспросить старика даже не подумали. Теперь в рюкзаках пустые бутылки, в голове мысли о воде, до которой топать и топать. Так старик сказал. Я споткнулась о корень и выругалась нехорошим словом.
– Ты что? – взревел учитель.
– Извините, – споткнувшись, еще раз я повторила плохое слово.
– Как можно быть такой неосмотрительной? Разве тебе никто не говорил, что ни в коем случае нельзя говорить такие слова?
– И что теперь будет? – развеселился Пиксель. – У нас половина народа других слов не знает.
– И на их голову не сыплются многочисленные несчастья?
Изумление старика была неподдельным.
– Невероятно! У нас даже плеваться просто так нельзя – земля за осквернение отомстит.
– Вот уж фигня. Вы же на нее и писаете и гадите. Иначе и быть не может.
– Ну да. Это удобрение. А плевок – оскорбление.
– А как же лягушка? – вызывающе наступал Тоник.
– Лягушка – это исключение.
Получается, у нас сплошь оскорбители земли бродят. А те, кто не матерится и не плюется, засирают почву другими всевозможными способами. Мы такие. Мы это умеем! Нам только дай чистую территорию – вмиг загадим. И потом еще будем ходить и нос воротить. А зимой выпадает снег и все становится красивым. Интересно, а тут снег бывает? Наверняка, бывает. Как же без зимы. Тут же не тропики. Я хотела спросить про зиму у старика, но почему-то не стала.
Жара не спадала и жажда не успокаивалась. Казалось, мы немного еще пройдем и точно наткнемся на ручей или озеро.
Сосны постепенно сменились на подобия корявых елей. Или лиственниц. В общем, что-то хвойное, но только сверху. Снизу – корявые шершавые стволы.
– Ложитесь, пашава пришла, – резким голосом предупредил учитель.
Мы тут же завалились на землю.
– Молчать, дышать медленно и не думать, – скороговоркой напомнил старик и воцарилось бесшумие.
Смотреть нам не запретили, а я не могла вспомнить – можно ли лежать с открытыми глазами. Решила, что не воспрещается.
Сначала из ствола дерева начала сочиться черная смола. Как тушь для ресниц. Слезы скапливались на поврежденных местах на коре и медленно стекали вниз, сталкивались, объединялись и, отяжелев, становились крупной каплей, а потом резко устремлялись вниз, к корням.
Корни, на которые попадала странная смола, начинали дергаться, но из земли не выбирались. Я решила, что больше ничего странного не произойдет. Пашава усиливала дыхание и уши оглохли. В этот момент выступ на коре начал распухать и выпячиваться, удлиняясь. Теперь выступы смотрелись как уродливые рыбьи рыла с птичьими носами. Причем на старых деревьях морды выглядели более живыми, чем на молодых.
Я была уверена, что еще немного и из стволов покажутся чудовища. И тогда нам придется убегать, и тут пашава нас прикончит.
Скосив глаза я заметила, что старик и ребята валяются не открывая глаз. Расслабленные такие, будто спят.
Совсем рядом скрипнуло дерево, я вздрогнула. С ветки медленно кружась, планировало перо. Пушистое, черное. Зависло над моим лицом и замерло.
Мне совершенно не хотелось, чтоб оно упало на меня, и я стала передвигать его подальше от лица. Но перо упорствовало. Оно поднималось чуть выше и норовило вернуться. Пришлось его отправить вверх, теперь перо прицепилось на ветке и там осталось.
Скосив глаза, я решила продолжить наблюдение за древесными мордами. Нос, порытый корой, длинный как клюв, уже не вытягивался, стал блестящим, как полированный. Но рядом с ним образовались выпуклости, которые вполне могли сойти за глаза, прикрытые веками.
– Отбой тревоги! – учитель, кряхтя, начал подниматься и сел.
– Вы это видели?
Он поглядел на деревья. Я – тоже. Морды уменьшились, но некоторые так и остались заметными.
