— для развития рук. Он же пловец. Руки для него — все! И потом…
(Ага! Вот что ее действительно беспокоит…)
— Если театр — обман, то почему вы туда ходите?
— А я и не хожу! — Взбрыкивает Петька (ну не тянет он на солидного Петра). —
А Машку — несет:
— Обман со сцены — РОДНЕЕ, чем такой же с экрана?.. (И вдруг: глупым Катькиным голосом.) — Живой актер, живая сцена…Магия пустого зала. Ах!.. И руку пожать кумиру, да? Он — в рыцарских доспехах, прекрасный как Аполлон…Завтра он принесет мне цветы в костюме символа года…
— В «собачьем», что ли? — Оживляется Черноухов.
— Мама Андрея — костюмер в «Волшебном Очаге». А что касаемо собаки, так его лучшая роль, с вашего позволения, именно собака. Артемон, если вам это что-то говорит.
— А этот — Аполлон?
— А этот Аполлон — концертный номер. Всего лишь. «Ты — изо льда, моя Изольда! А я — твой преданный…». В общем — это вам не интересно.
— Цветы притащит в зубах. Понял.
…Но обманывали не только его (я заметил, что это — ужасно заразительная вещь.)
Была как раз пятница в тот вечер — и мы нежно обнимались с родителями по видео-звонку. Половина из нас была счастлива. Они что-то там радостно тарахтели, а я все глядел на нездешнее солнце, нездешние облака (плывущие к далекой полузаснеженной горе), а еще — на смуглых людей, которые стояли за плетеным заборчиком — и чему-то радовались, хлопая в ладоши. И я мучительно хотел — ТУДА, к ним, ко всем сразу.
…Однажды, во время внезапной краткосрочной побывки, Дрон Большое Ухо (еще из моих прозвищ) подслушал замечательную родительскую беседу.
— Мы сейчас в спокойной африканской стране, — настаивала мать вполголоса. — Мы бы могли забрать Даньку. Он бы так и учился дистанционно, а плавать мы бы возили его на океан. За девочкой приглядывали бы Миллеры: все-равно она там пасется…
Они думали, что я давно заснул в этой чертовой коляске.
А я — не заснул. Я сразу представил СВОЮ Африку — и жгучую, до любовного томления, жизнь. Настоящую жизнь: со всеми этими попугаями, бегемотами, орущими макаками. Ранчо на утренней заре — и целый табун, из которого я выберу себе жеребенка (уже проходил иппотерапию: это гораздо круче, чем плавание).
Я все это представил — и взвыл! Я ревел внутри себя. Потому что никто и никуда меня не возьмет.
И папа (вернее: Родитель№ 2) сказал:
— Мы сейчас хорошо укладываемся в кондиции. За ребенка — дополнительная плата. Зачем нам лишний расход?..Мы решили собирать деньги — или их тратить? Одна поездка к океану обойдется…
И я заткнул уши. Все остается прежним: «поняшка» — и прикрепленная к ней сестра (для ухода и кормления). Не будет мне Африки, ничего не будет…Сгиньте, ранчо и макаки. Прочь с моих глаз, бестолковая черная прислуга. Ноги же есть — ступайте куда-нибудь. Я не просто сын Лучших в Мире Родителей (об этом зудит Седая Дама); я — и сам лучший в мире Источник Экономии. Надеюсь, эти трудолюбивые люди купят вскоре искомую квартиру с большими потолками. И — подальше от нас.
Я знаю, о чем вы сейчас вздыхаете, ЛЮ-Ю-ДИ! Что я — злой, завистливый, неблагодарный. И у меня нет к ним жалости.
Вы правы. Нет.
Я ее УТОПИЛ.
Победитель местных дур: Леха Брасович Шампур
Однажды (это было еще до моей «спортивной карьеры») Седая Дама загнала меня в Уютный Переулок (на ее «супер-ракете» — это запросто: такие делают в Швейцарии и только по заказу). Седая Дама, значит, затиснула меня в этот Уютный, и я на своей тарахтелке никуда не скрылся. Да и не пытался, в общем.
Она подъехала на меня (да, да — «на меня», а не «ко мне») и так сдавила руку, что я понял сразу: слухи о том, что она в юности повредила спину на брусьях, будучи гимнасткой — это всего лишь слухи!.. Она точно занималась самым свирепым самбо.
А дальше она погнала волну: «Как это здорово — заниматься спортом!»
ЛЮ-Ю-ДИ, и вы ей верите?
Но в доме у нас мгновенно завелись журналы с качками и — сопутствующие им, пересуды о рекордах. Седая Дама не уставала в своих происках; она доставала всех — и однажды я с удивлением увидел себя уже сидящим на бортике нашего паралимпийского бассейна.
Долго ждали тренера. Пришел хмурый, малоразговорчивый дядька с лошадиной мордой.
— Сан Саныч, — буркнул он, примащиваясь рядом. — Савраскин.
Потом он накричал на мою мать («Что вы топчетесь? Выход — там!»).
Потом сунул мне в руки какую-то безобразную тяжелую харю (с табличкой на шее), после чего …просто СТРЯХНУЛ меня в воду.
Вот что он думал? Что я задергаюсь, нахлебаюсь, позову маму-Гренадера, наконец?..
А я — мальчик, живущий у моря.
Я паучком (в раскоряку) опустился на дно и уже здесь рассмотрел толком выданную мне образину. Это оказалась жаба из литой резины; и имя ей было «ЖАЛОСТЬ».
Потом я оглядел всю подводную коллекцию. «УПОРСТВО» — бобр еще тот; «СМЕЛОСТЬ» — вся Евпатория в этих таксах! — и дядю Крота с неизбежной лопатой, символизирующей ежедневный труд.
Взять я мог что-то одно. И я взял: кусок отвалившейся кафельной плитки.
— Ну ты и фрукт! — Сказал тренер, обозрев трофей. — Сколько тебе лет, засранцу?
Я понял, что церемониться он со мной не будет. Оно и к лучшему.
— Десять, — сказал я. — И я — не засранец! Показать?..
Когда мы возвращались домой, мама несколько нервно спросила:
— Ну, как тренер? Хорош?
— Зверь! — ответил я. — Конечно, хороший.
ЛЮ-Ю-ДИ, вы знаете, что такое бассейн ранним утром?
Когда дежурные тетеньки сладко дремлют, баюкая вязанье, а над огромной чашей воды незримо колышется воздух.
Вы скажете: очнись, мальчик. У тебя — море под боком.
Есть. А почему вы сами не загораете на этом пляже? Ну, где «особенные дети»?
Вот я — поменьше еще… Мать тащит меня к воде, как плененного крокодила. Даже борозда остается: от двух беспомощных пяток.
Папа при этом, заложив руки за спину, внимательно изучает «Правила поведения на воде»: он их видит впервые: каждый день.
Машка с Катькой вообще ничего не изображают. Уходят на соседний пляж.
То ли дело бассейн: причем именно НАШ.
Когда тут все СВОИ.
Я числюсь полуздоровым (ноги — не в счет). И лесенка ни к чему. Просто — бултых в воду.!
Главное — шапочку не забыть. К примеру: в нашей группе — они все желтые, а, скажем, у незрячих, —
