город не примет чужа́чку. Здесь наши желания совпадали: я его тоже не принимала. Считай, квиты.
Окна выходили на запад — вдалеке сонно клевали носами подъемные краны речного порта, похожие на гигантских цапель. Небо синело наслоениями дымных туч. Ни лучика рассвета. А закаты здесь похожи на какое-то сценическое утопление: когда на глазах у всех болезненно-бледное напудренное солнце погружается в свинцовые воды залива и наступает мгла.
Сползать с нагретого места оказалось обидно, да и попросту лень. По ощущениям было часов семь. Спать не хотелось. Мысленно отметив, что ближе к полудню я пожалею о решении не ложиться, я огляделась. По углам комнаты высились унылые композиции из картонных коробок — венец современной абстракции и кубизма.
Мои шкафы и письменный стол еще не доехали. Из разговора мамы со службой доставки выяснилось, что ждать их стоило дня через два-три. К тому времени следовало разобрать вещи и освободить место для сборщиков мебели. Только как его освобождать и куда все складывать, если нет даже полок? Замкнутый круг. Торжество абсурда. Апогей дурацкого переезда.
Возле моих ног, обложкой вверх, лежал на полу раскрытый альбом. Вспомнилось, как наша школьная компания долго спорила, какой дизайн выбрать. Почему-то тогда казалось жутко важным, чтобы у всех были одинаковые. Сошлись на однотонных, с простеньким рисунком. Сто двадцать шелестящих кармашков. Мы собирались заполнить все их к выпускному.
Заполнили, ага… Только не плачь снова, Марго. Переживешь. Может, они еще приедут на каникулах…
Я пружинисто встала, не давая унынию вновь прокрасться в мысли. Домашние стягивались на кухню обычно ближе к восьми, и, подчиняясь странному закону утреннего семейного притяжения, я двинулась сначала в ванную, а потом на запах жареных магазинных блинов и кофе.
В кухне чувствовалось напряжение. Как в кабинете во время каких-нибудь важных бизнес-переговоров. Или в очереди к стоматологу.
Наш рыжий персидский котяра с креативным именем Васька (идея сестры) суетился и громко орал, настаивая на пессимистической интерпретации реальности: что миска с едой наполовину пустая, нежели полная. Мама делала вид, будто спокойно занимается утренними делами, игнорируя недовольные крики. Восьмилетняя Василиска могла бы стать единственным свидетелем, кто из них первым даст слабину: мама в очередной раз насыплет корма прожорливому рыжему ленивцу или же кот устанет требовать и займется вторым своим любимым делом — сядет на подоконник и будет мечтать о снующих мимо балконов птицах.
— Привет, — осторожно сказала я и села за стол рядом с сестрой. Та не отреагировала, хотя в хорошие дни мы поддерживаем дружеский нейтралитет.
Мама, не оборачиваясь, вяло махнула рукой:
— Ты, как всегда, вовремя. — От нее это могло значить как одобрение, так и тихое раздражение. Сейчас я не разобрала интонацию. — Успокой своего троглодита. Он скоро по ночам орать начнет.
Но кот внезапно замолчал, по-охотничьи пригнулся, оттопырив пушистый раскормленный зад, кинулся за чем-то невидимым, скользнувшим по батарее, и нервно заскреб лапой плинтус. Может, перепутал комок пыли с мышью. Хотя откуда взяться грызунам в новой квартире, да еще и на двадцатом этаже типового панельного дома, его не заботило.
— Кыш! — шикнула на него мама. Но не слишком строго.
— А Рита сегодня опять не спала ночью, — вставила свои пять копеек Лиска. Всегда поражалась логике сестры и умению так невзначай и «вовремя» приплести к ситуации мои грехи.
Мама не обернулась:
— Ну так правильно ж, доча. Рита у нас считает, что родители дураки. Советуют ей какую-то ерунду, нарочно запрещают. А сбитый режим и проблемы со здоровьем — так кто ж в это верит.
Теперь за легким непринужденным тоном недовольство читалось вполне отчетливо. Ясно. Утренний ритуал взаимных упреков.
— Не начинай, пожалуйста.
— Не начинать чего?
— Вот этих своих… переживаний. Если ты так заботишься о моей нервной системе, то, может, не стоило увозить меня из Самары в другой часовой пояс, лишать возможности нормально доучиться год, в нормальном окружении?!
— Рита. — Тяжелый вздох, лица по-прежнему не разглядеть. — Мы не раз обсуждали. Когда ты прекратишь?
Я вдруг почувствовала раздражение. Будто электрическим током хлестнуло. Подозревая, что по-другому разговор не продолжится и, неразрешенный, повиснет в воздухе, я прицепилась к первому, что пришло в голову:
— Я не понимаю, в чем проблема сокращать имя по первой его части, а не по второй?
— А я не понимаю, в чем проблема не портить семье настроение прямо за завтраком? Переезд был необходим. Всем нам. Тут и лучшие условия, и учиться будешь не в простой школе, а в гимназии. А у папы больше шансов получить повышение. Василиса, ешь кашу, не расстраивай маму. Надеюсь, твое имя не придется сокращать по первой части?
Последнее, конечно, относилось к сестре. Лиска заулыбалась, довольно заболтала ногами. Новые стулья, возносившие сидящего высоко над полом, ей нравились. А меня раздражал узкий кухонный остров с подставкой для фруктов, похожий больше на барную стойку, но никак не на место, где можно собраться на ужин всей семьей.
Папа крикнул из коридора, что уходит на работу и чтобы мы закрыли за ним дверь. Полминуты спустя он появился в кухонном проеме и повторил просьбу лично. Точнее, из-за угла появились лишь его голова и плечи.
— Ты сегодня не поздно, па? — Я развернулась к нему вместе со стулом.
— Постараюсь.
— Сводишь меня на эту вашу дамбу? Хоть одним глазком глянуть…
— Постараюсь организовать полноценную экскурсию, — подмигнул он. Затем глянул на маму, иронично выгнул бровь и кивнул в сторону коридора. Та оставила кухонное полотенце рядом с плитой и деловито вышла. Она была в светло-бежевом брючном костюме, в котором обыкновенно ходила на работу.
В кухне остались только мы вдвоем. Лиска чему-то улыбалась, рассеянно глядя на искусственную зеленую ветку с лимонами, украшавшую короб вытяжки над плитой. Мама позаботилась и все бесполезные и многочисленные элементы декора отправила вперед, чтобы побыстрее придать «новой квартире обжитой вид». Если бы я могла выбирать, то предпочла, чтобы вместо коробок с посудой служба по переезду потеряла именно их.
Василиса продолжала колошматить пяткой о ножку стула и наконец довела меня.
— Ты можешь прекратить?!
Сестра замерла, подняла голову. В глазах ее читалась крайняя обида. Лицо напряглось, сморщилось, нижняя губа оттопырилась и нехорошо задрожала.
— Все, началось…
Я предчувствовала короткую, но яркую в исполнении истерику, которая — конечно же! — не понравится маме, а она вот-вот начнет опаздывать на работу (а еще нужно отправить Лиску умываться и проследить, чтобы она собралась на свой кружок по рисованию; и чтобы кот не выскочил в открытую дверь, пока мама вынесет пакет с мусором к мусоропроводу). И — конечно же! — в утренних слезах младшей дочери всецело и безоговорочно буду виновата я. Что бы она ни сделала.
Я быстро отпила пару глотков нетронутого чая из маминой кружки, схватила со стола телефон и ретировалась в коридор. Без зрителей сестре мгновенно перехочется устраивать оперный концерт сопрано, а я, между прочим, тоже планировала уйти из дома пораньше.
В прихожей раздавались голоса родителей (странно, я думала, папа уже успел уйти):
— Риелтор обещала подготовить документы на продажу квартиры как можно быстрее. Она уже написала с утра, что нашла для нас несколько потенциальных покупателей.
— Нашей квартиры?!
Я замерла в дверном проеме. Мама вздрогнула и картинно прижала руку к сердцу, мол, не-подкрадывайся-же-так-сколько-раз-можно-просить?!
— Пап, но ты обещал, что квартира останется! Что мы не насовсем!
На секунду отец смутился, быстрым нервным движением поправил на переносице очки, устраивая их поудобнее. Я невольно потянулась к своим. Тонкая золотая оправа отца слегка блеснула.
— Дочур, но мы же все обсуждали… — начал он смущенно и неловко, теребя редкие тонкие усики (он совсем недавно отпустил их, и, на мой взгляд, такое преображение ему совершенно не шло).
Но тут вступилась мама:
— Мы подумали, что не стоит терять время и лучше направить все силы и средства, чтобы поскорее обустроиться здесь, чем переживать, стараясь жить на два города.
— Конечно! Лучше было сразу оборвать все, связанное с прошлым! — вспыхнула я.
— Вот попробуешь накопить на свое жилье, тогда поговорим!
Папа деликатно кашлянул. Мама едва заметно дрогнула лицом и обмякла, кажется, поняв, что слегка перегнула палку.
— Предлагаю вечером, когда я вернусь, еще раз сесть и обдумать разные варианты. И прийти к общему, который всех устроит!
— Конечно, когда вы уже все решили, — пробормотала я, но папа сделал вид, что не расслышал,
