А был кто? Просто брат моей э-э …звездочки! Сегодня — денщик, завтра — водитель… Умеешь водить машину, Тамерлан?
— Прав нет, — буркнул Тимур.
— Купим. — Сказал господин.
— О, Алладин!
«О, Айше…Высокая. Недоступная… Где ты сейчас? За что тебя купили?».
И вот странно: не гнев я испытал, а — жалость. Последнее утешение неудачника.
— А ты — не страдаешь, бедуин? — Скосил голову хозяин. — Может, я чего-то не улавливаю?
— Скоро будет буря. — Сказал я. — Глядите!
И он старательно посмотрел: сначала — на свой закат, потом — на свои волны. Потом уже — на свою палубу и, наконец, перевел взгляд на меня.
— Алладин! — Трепала его за шею «моя бывшая». — Ты мне не сказал еще самого главного!
— Ах, да-да. — Спохватился Господин. — Пошла прочь, когда разговаривают мужчины.
Он даже не посмотрел ей в след.
— Бабы! — Господин придвинулся поближе. — За побрякушки все сделают…Вот брат у нее — с норовом. А Дасэра — гнать»! Вчера работяги пришли — арык углублять, так он на них прямо с платана свалился… Значит: позорит!
И он грустно пожевал губами. Я решил, что наступил подходящий момент. Я сказал, что меня ждет сестра… Он сразу оживился:
— А-а. сеструшка — пеструшка! Знаю, видел, уважаю… — И вдруг с пафосом воскликнул: «Вот где бродят эти родители, где? Небось — в Африке: бабло заколачивают, так? Распавшиеся семьи — бич нашего времени! Поэтому я и задумал Великий Проект: собрать под одной крышей всех несчастных, убогих, обездоленных…Дети полстакана, дети ползанюха. Никакого насилия, пацан: только пинок — в нужную сторону! Дети-осколки, дети-обноски, «цвет» окраин — они не станут искать ЛУЧШЕГО, если будут на всем ГОТОВОМ. А как мамки-то буду рады — сечешь, Бедуин? Вот скажи мне: в чем фишка завтрашнего карнавала?
— Шары, конкурсы, подвески… — Пробормотал я, видя, что разговор сворачивает не на ту колею.
— Муфлон Муфлонович! — Воскликнул он радостно, намекая на мою баранью тупость. — Конкурсы — да не те!.. Пропендулии — заман для состоятельных дурочек!. А вот — танцы на колесиках, это — круто! Публика — в обмороке; пресса — гудит; ЛЕГО-СЕМЬЯ, собранная из обломков общества — вот истинный гвоздь шоу! «ДОЛОЙ ХАОС — все в ЛОГО-ХАУЗ.». И ты — их поведешь. Вернее: повезешь… В общем — заставишь двигаться! Сын известного профессора, знаменитой акушерки, спортсмен, «не был», «не числился», «не замечен»… На празднике будешь, кем хочешь, лады? Что тебе в «клетке» сидеть…Мы тебя на ворота поставим: будешь гостей на «Бизоне» встречать…Щас менагеру звякну, чтоб прикид сбацал к утру… — И он на полном серьезе стал набирать номер!
— На чужих колесах — в рай въехать?
Он замер; руки продолжали произвольно набирать на дисплее. Он продолжал, как ни в чем ни бывало.
— Английский дворецкий, малыш! Адмиральский мундирчик, парик, шпага, борода… — и ордена до пояса. Что еще надо?
— Ничего не надо. Оставьте МОЕ будущее в покое.
— Да ну…Откуда ему взяться: ТВОЕМУ будущему, а? Вот где оно, ТВОЕ будущее! — И он сунул мне под нос плотный белый кулак. — Или ты хочешь индивидуально шить тапочки, клеить шкатулочки…Учти: у меня вакансий для таких, как ты — не разгрести!
Я прямо физически почуял, как меня сковывают какими-то средневековыми прибамбасами… Р-раз! — и одна рука в цепях; Два! — и вторая там же. Три! — и я не могу двинуть шеей… Еще бы он мне ноги сдавил. Да кому нужны мои мертвые «ласты»?
Он принял мое молчание — за согласие.
— Значит: дворецкий… А что, малыш: если ты будешь …будешь не просто сидеть в коляске! Делаем кэб; можно подпрясти пони — видел я такого лохматенького в Тропик — Парке; еще — грива в косичках… Возле кэба — фонарь с «настоящей английской набережной». Так, поехали дальше…
…А дальше — уже было некуда!
Я знал, что этого делать нельзя, не стоит… Но я все-таки сказал, что дорога (кривая, косая, с ухабами) — у меня СВОЯ; что личного дворецкого пусть изображает полоумный Дикуся; и вообще — я уже устал от его гостеприимства; гуд бай, «Мечта Мазая»!
И вот тут я понял, КТО был тот заяц — что, раскорячившись, улетал с ег борта в бездну. Это был НЕПОСЛУШНЫЙ заяц.
Я увидел глаза плезиозавра, обитателя местных вод. Немигающий, тупой взгляд змеи, всплывшей из древних топей…
— Бу-ца-ай! — Заревел он рыком, идущим из полуголодного брюха. — Мы плохо заботимся гостях. Ванную, живо!
А сам — грузный, плотный (как все белое, оседающее в сумерках) — сам он легко запрыгнул в кабину палубного крана.
И почти сразу — заскрипела стрела; а подоспевший Буцай (единым узлом: через колесо и подлокотники) закрепил свои поганые стропы… Дернулась и напряглась стрела…и я, почти кувыркаясь и — точно! хватаясь руками за воздух, — повис над палубой, как раскоряченная муха. Но я — молчал. И моего хозяина это снова взбесило.
— Купа-а-аться! — Заорал он истошно.
Так заорал. Что из-под тента высунулись любопытные головы.
Потом меня со всей дури шарахнули в море — в белые гребешки на темных водах. Я хлебанул воды сразу; коляску «возили» туда-сюда, пока я не отрубился.
…Очнулся от того. Что бьют по щекам (и грамотно бьют!). Однажды я такое имел от Сан Саныча, тренера, когда полез дуриком на глубину, чтобы достать смеющейся девочке тигренка без лапы (но зато с гордой подписью «Отвага»).
Я заворочался, стал бить руками по воздуху…по воздуху, ЛЮ-Ю-ЮДИ!
Что-то жесткое и ледяное пытало спину… Когда светом промыло глаза — я понял. Козел Буцай затащил меня на самый край площадки, откуда начинался спуск для купальщиков. Площадка была металлическая, а сам желоб — пластиковым. Из пластика были и перильца с двух сторон.
С трудом развернувшись, я сел — обживая новое место. Коляска лежала внизу, рядом с лесенкой на трамплин. Вт тогда я подумал: человека не надо убивать физически: просто оставьте его наедине со своим ужасом. Время сделает все остальное.
…Однажды я спрятался от обид (меня собирались «вести» в школу). Я в школу хотел (Профессор объяснил, что наступает великая эпоха: я узнаю все то, что человечество натворило раньше). На перемене веселые старшеклассники — перед ВСЕЙ школой! заволокли меня на руках в учебный класс: где были нормальные дети. Потом другие нормальные дети ходили глядеть на «особенного» ребенка (районо посоветовало не обделять его вниманием). А на первой же перемене добрая девочка Катюша Миллер нагрузила меня мячиком. Чтоб я, значит, не чувствовал себя одиноким.
От этой вакханалии сочувствия я одурел к середине дня; к тому же — у меня
