И если ты спросишь, хорошо ли я сплю по ночам, то могу сказать, что не хуже, чем другие подданные Империи. Я исполняю свой долг. Еще вчера я очищал нашу родину от преступников. Были времена, когда по мостовой нельзя было прогуляться без того, чтобы не услышать выстрелы. Не каждый бы рискнул доставать в людном месте кошелек, а девицы не носили драгоценности, чтобы не привлечь душегубов…
— Я видел «Криминальную Империю». Думаю, все было не настолько жутко.
Филипп Петрович недобро улыбнулся и ответил:
— Было хуже. Быть может, у Муравьевой со мной счеты еще с тех времен, и сейчас выдалась возможность отыграться.
— Кто знает? — вздохнул я.
— Ты сейчас домой? — уточнил отец.
Но я покачал головой:
— У меня еще встреча с Александром Васильевичем. Полагаю, он выберет для беседы ресторан. Любит он трапезничать.
— Я тоже это заметил, — признался Филипп Петрович. — Знаешь, мне иногда кажется, что он когда-то голодал, потому что так умиляться свежим булочкам может только тот, кто не ел их вдосталь.
— Все возможно, — согласился я. — Мы тебя довезем…
— Не стоит. Я прогуляюсь немного, чтобы выветрить хмельное. А потом отправлюсь домой. Если что-то понадобиться…
— Я наберу, — кивнул я.
Мы вышли из здания и попрощались. Я направился к припаркованной машине. На ходу вынул из кармана телефон и набрал Морозову.
— Заседание уже окончено, Павел Филиппович? — в первую очередь поинтересовался он.
— Да. Разбирательство перенесли, — ответил я.
— Тогда жду вас в ресторане «Званый Ужин», через полчаса. Надеюсь, вы успели проголодаться…
Морозов завершил вызов. Я убрал телефон в карман, и подошел к авто.
— Как прошло, вашество? — спросил Фома, как только я устроился на переднем сиденье. — Вас вернули к защите простых людей?
— Пока нет, — рассеянно ответил я. — Заседание перенесли.
— Зачем? — не понял Фома. — Ясно же, что вы не виноваты ни в чем…
— Чтобы установить все подробности дела, и собрать доказательства моей невиновности.
Фома покачал головой:
— Чудно выходит! Хорошего человека могут лишить любимой работы. Не дадут ему помогать людям, а лиходеям всяким никто преград не чинит. И где справедливость?
— Чисто формально — это попытка лишить меня любимой работы за провинность, — произнёс я и осекся, обдумывая сказанную фразу. Интересно было бы понять мотивы Муравьевой…
А еще я понимал, что это вряд ли был Свиридов. Старый судья должен был понять мой намек. Тем более, когда его старшая дочь находится в роли «младшей жены» в семье Чеховых… Не настолько же он твердолобый! К тому же, позиция судьи самая удобная. Сейчас его можно было бы обвинить в любой неприятности, случившейся с нашей семьей.
— Куда едем, вашество? — уточнил Фома.
— В «Званый Ужин», — сказал я. — Там назначена встреча с Морозовым.
— Хотите надавить на этот ваш совет через нового родственника, — понимающе кивнул Фома. — Я помню — никакого насилия. Только шантаж…
Я улыбнулся:
— Нет. Он просто хочет что-то обсудить.
— А в ответ… — начал было Фома.
— Я постараюсь решить вопрос с комиссией сам, — перебил его я. — Прибегать к помощи родственников в моей ситуации было бы слишком мелко.
Питерский равнодушно пожал плечами.
— Как знаете, вашество, — пробасил он. Потянулся к замку зажигания. И я заметил на его запястье приличное пятно от ожога.
— Прости, что так вышло… — сказал я.
Фома взглянул на меня удивленно.
— Вы о чем, вашество? — не понял он.
— О том, что мой отец…
Питерский улыбнулся и махнул рукой:
— А, это! Да пустяки… Филипп Петрович знал, как будет лучше для Людмилы Федоровны. А я сам виноват, что полез. Не сдержался. Мне тогда подумалось, что она узнает меня в коте и успокоится. Вы же знаете, что наша женщина питает особую слабость к котячьему роду…
— И ты не ошибся, — согласился я. — Людмила Федоровна сразу успокоилась, когда ты рядом оказался.
— Значит, она помнит, кто был ей дорог. И если не головой, то сердцем… Иначе бы спалила меня в одну секунду!
Я покачал головой.
— Рисковал ты знатно…
— В звериной форме я сильнее, вашество. Меня в ней убить не так просто, как в человечьей. А что до ожогов, то не такие уж они и сильные. Быстро заживут, следа не останется.
Он завел двигатель, и авто выехало с парковки. В салоне на несколько секунд повисло молчание, но потом его нарушил Фома:
— Кстати, вашество, звонил один человек. По поводу дела с котом. Арины Родионовны не было, а звонил он настойчиво, так что трубку пришлось взять мне…
— Наследство! — вспомнил я.
— Точно, — подтвердил Фома. — Он сказал, что его дело поручили другому адвокату. И он его проиграл. Так что если вас отстранят от работы, кто будет защищать простых людей?
Я на секунду задумался, а затем вынул из кармана телефон и принялся искать номер Нечаевой.
— Слушаю, Павел Филиппович, — послышался в динамике голос Арины Родионовны. — Как прошло заседание?
— Его перенесли, — спокойно ответил я.
— Как? Почему? — встревожилась девушка.
— Наверное, пытаются найти причину, чтобы отстранить меня. Или перевести в коллегию.
— И… что вы будете делать? — растерянно уточнила секретарь.
— Попытаюсь узнать причины такой нелюбви ко мне председателя коллегии. И если это некие личные мотивы мешают ей быть беспристрастной, то буду подавать ходатайство об отводе.
— Я могу вам помочь! — тут же сказала Нечаева. — Если вы назовете фамилию представителя…
— Потом. А сейчас попытайтесь, пожалуйста, вспомнить то дело с наследством, где младшему сыну достался кот.
— Помню… — протянула Нечаева.
— В ваших бумагах остался адрес заявителя?
— Я поищу… Но вам же нельзя практиковать.
Я усмехнулся:
— Мне — нет. Но пока в свод законов не внесли поправки…
— Я поняла, — произнесла Арина Родионовна, и мне показалось, что ее голос заметно потеплел. — Сейчас же найду и пришлю вам сообщением…
Она завершила звонок, а я убрал телефон и обратился к сидящему за рулем слуге:
— Фома, ты не думал заняться правом?
— А как я займусь? — удивился тот. — У меня образования неполных семь классов.
— Ну, я просто предполагаю. Ты умный, защищал бы людей…
