как смог.
Заорал:
— Поберегись!!! — и ударил.
Я снова испытал это умопомрачительное чувство — переполняющей меня чёрной энергии. Грозной и могучей силы.
Смотрел, как под моим напором разлетаются в щепки деревянные панели обшивки. Как крошится и осыпается на пол каменная кладка стены...
Люди заорали. Толпа отхлынула, освобождая выходы. Но это уже не требовалось — через минуту в стене между выходами зиял пролом шириной метра три.
— Туда, — приказал я Вове. Встряхнул за плечи Надю. — Посмотри на меня! Ну!
Она подняла безумный, отсутствующий взгляд.
— Приди в себя! — я хлопнул сестру по щеке. — Не смотри на огонь!
В голубых глазах Нади наконец заискрилось понимание.
— Ты сможешь поднять Щит?
— По... — Она закашлялась. — Попробую.
— Закрывай Щитом — себя и его, — я кивнул на Вову. — Это мой друг. Он тебя спасёт. Не бойся.
Повернулся к Вове. Приказал:
— Выведи её на улицу. Она поднимет Щит, вас не затопчут. Главное — не давай ей смотреть на огонь! Она боится огня. Если опять запаникует, то...
— Понял, — кивнул Вова.
Он обалдело смотрел на Надю. Не дурак ведь. Догадался, что, во-первых — мы с этой «актрисой» знакомы, а во-вторых — она аристократка, иначе не владела бы магией. Слава богу, хотя бы вопросов не задавал. Рассудил, видимо, что сейчас для них не самое подходящее время. Спросил только об одном:
— А ты — что же?
— А у меня тут пока дела.
Я повернулся к сцене. Передние ряды партера уже вовсю пылали. Я снова поднял Щит. Людям нужно было дать время на то, чтобы выбраться — пока не начали рушиться потолочные перекрытия.
Толпа хлынула в пролом и выходы, но больше я в ту сторону не смотрел. Удерживал огонь.
Сколько так простоял — не смог бы сказать. Щит не позволял пламени подобраться ко мне, но не спасал от жара.
Я чувствовал, как сохнет от нестерпимой жары кожа на лице и руках. Брови и ресницы у меня, должно быть, уже давно обгорели. И кислорода в воздухе оставалось всё меньше... Я почувствовал, что начинаю задыхаться.
Трещали охваченные пламенем деревянные панели на стенах. Со стонами лопались струны музыкальных инструментов. Пылали кресла в зрительном зале. С потолка сорвалась и упала между пятым и шестым рядом толстенная горящая балка...
— Беги, твоё сиятельство! — долетел вдруг откуда-то вопль.
Он перекрыл треск пожарища.
— Всё! Все ушли! Беги!
Я обернулся. Чтобы увидеть, как величественно скользит вниз по накренившемуся подвесу огромная люстра.
Вова люстру не видел. Он бежал ко мне. За мной...
— Стой! — рявкнул я.
Уже понимая, что остановиться он не успеет.
И сам бросился к Вове навстречу. Упавшая люстра ударилась о подставленный Щит в сантиметре от головы парня.
А меня догоняло освобожденное от Щита, взбесившееся пламя. Кислорода в лёгких уже совсем не хватало, я задыхался. Перед глазами поплыло.
Мне казалось, что ещё бегу — когда вокруг вдруг потемнело. А по лицу ударил паркетный пол.
— Костя! Костя, очнись!
Меня поливали водой. Неумело, но старательно. Открыв глаза, я понял, что лежу на земле, а рядом со мной сидят Вова и зареванная Надя.
Вдали полыхало зарево. Пожарные машины уже приехали, огонь тушили, как могли. Хотя больше отливали соседние здания — понятно было, что театр не спасти. Главное, чтобы пламя не перекинулось дальше.
— В порядке, — сумел выговорить я.
— Господи, Костя! — Надя всплеснула руками. — Я так волновалась!
— Где твоя машина? — спросил Вова. — И куда тебя отвезти? В больничку ближайшую — или в ваших хоромах своих докторов полно?
— Вариант «никуда не отвозить» не рассматривается? — прохрипел я.
Надя энергично замотала головой.
— Ни в коем случае! Ты бы видел своё лицо и руки! Тебе обязательно нужна медицинская помощь. Ты даже сознание потерял! Вдруг у тебя сотрясение мозга?
Я был уверен, что никакого сотрясения у меня нет — уж эти симптомы распознал бы. Есть ожоги, не самые тяжёлые, да отравление угарным газом... В сущности, ерунда, само пройдёт.
Но я находился не в том состоянии, чтобы спорить с Надей — во-первых. А во-вторых, обязан был сегодня вернуться в Академию. Появиться же там в опалённом виде означало вызвать целый шквал вопросов. И это даже двух дней не прошло после истории с башней... Н-да.
Я знал, что Нина без проблем управится как с ожогами, так и отравлением. Но при этом мне придётся рассказать ей о том, где я был, что произошло, и какое отношение к этому всему имеет Надя. При том, что я пока представления не имел, под каким предлогом сестрёнка вообще ушла из дома. А если в разговоре с Ниной всплывёт слово «театр»... В общем, обращаться к тётушке — не вариант.
Доехать до ближайшей городской больницы — тоже ерунда. Там мне в лучшем случае наложат на ожоги мазь, которая их никак не замаскирует, а в худшем — вообще законопатят отлёживаться... В общем, остается единственный вариант. Надеюсь, что «я приглашена на званый ужин к восьми часам» не равно «выйду из дома в шесть».
Я, закряхтев, начал подниматься. Лицо и руки всё-таки здорово саднило. Вова наклонился ко мне, помог.
— Машина — там, — махнул я рукой в сторону соседней улицы.
Поднявшись, огляделся. Внимания на нас никто не обращал, да и людей вокруг почти не наблюдалось — тушение пожара было куда более интересным зрелищем, все зеваки столпились там. Ноги у меня гудели, да и слабость чувствовалась — всё-таки энергии я потратил немало. Сейчас до машины бы доползти.
— Держись за меня, — сказал Вова. Забросил мою руку себе на плечи. — Да не ворчи, сиятельство! Я же вижу, что еле на ногах стоишь.
Надя, несмотря на мои протесты, вцепилась в меня с другой стороны. Так, втроём, мы и двинулись к машине.
— Это. Дак куда поедем-то? — спросил Вова.
— В Чёрный город.
— К госпоже Вербицкой? — сообразил он.
Я кивнул.
— Точно, — обрадовалась Надя. — Госпожа Вербицкая никому не проболтается!
И спохватилась. Замолчала.
Вова понимающе хмыкнул.
— Знакомься, — сказал я Наде. — Это — мой друг. Его зовут Владимир. А это... одна моя знакомая. Она присутствовала в театре инкогнито.
— Чё? — спросил Вова.
— Она аристократка, —
