парня умершей Иванцовой захомутала за пару дней? Объясню, что мы в курсе, как оно случилось на самом деле, и если она сейчас на мои вопросы не ответит, то мы вернемся и разговор тогда пойдет совсем другой. Там не Олеся какая-нибудь, там девка умная. Она прекрасно понимает, что подобные обвинения ни один суд рассматривать не станет, но мы, если что, из нее душу по любому вынем.
— Попробуй — согласился Николай — Почему нет? Только вряд ли она станет с тобой откровенничать.
Он оказался неправ, напор Мезенцевой, которая вдобавок не слишком-то стеснялась в выражениях, дал свои плоды и через несколько минут разговора ее собеседница согласилась ответить на все вопросы.
— Ага — мигом сменившая тон с угрожающего на мягко-вкрадчивый, ворковала Евгения — Ты поехала к Софьиной башне. Седьмой? Почему седьмой? А, так ее еще называют. Ну хорошо. Ты поехала, положила записку… Не записку? На стене написала желание? А ты в курсе, что на памятниках старины ничего писать нельзя? В курсе? Так какого же… Ладно, забыли. Итак, ты написала и что потом? Заплакала? Эк тебя растопырило от чувств, подруга. Тут он и подошел, да? Дядька возрастом к полтиннику? Нет? Не дядька? А кто? Дедка? О как! А одет как был?
После еще доброго десятка вопросов Евгения закончила разговор, напоследок посоветовав собеседнице больше никогда ничего не писать на стенах, особенно если речь идет об охраняемых законом объектах, убрала телефон в карман и уставилась на Николая.
— Не дядька, а дедка лет шестидесяти — сообщила она ему — В остальном все тоже самое — темный пуховик, усы, шапка с ушами, игла и семь лет жизни авансом.
— Ты поняла? — спросил у нее Нифонтов — Он работает, как конвейер, и полученную оплату сразу пускает в ход. Уверен, что если мы позвоним первой, так сказать, его клиентке, то услышим рассказ о совсем дряхлом старикане, который тряс головой и поминутно говорил «ась».
— Дурак Каверин точно не последний, кого охотник за годами облагодетельствовал — задумчиво произнесла Мезенцева — Значит, сейчас эта сволочь может выглядеть как мужик средних лет.
— Если не моложе — подтвердил Николай — Так что еще пара доверчивых дураков — и все, мы его не найдем. Он лет до двадцати себя омолодит, а после смоется из столицы, я в этом уверен.
— Ну да. А когда вернется сюда лет через шестьдесят, то нас уже наверняка не будет. Он, наверное, и раньше так делал.
— Вряд ли — засомневался Николай — К Софьиной башне народ за личным счастьем не так давно стал бегать начал вроде, с начала века, если не позже. На Третьяковский мост замки бог весть сколько лет вешают для крепости брака, это да. А тут — нет.
— В любом случае надо его брать — азартно заявила девушка — И лучший вариант — на живца.
— То есть — на тебя?
— Ну не на тебя же. Не похож ты на страдальца.
— Так и ты, знаешь ли, не сильно на измученную любовью бедняжку смахиваешь.
— Я — женщина. Если надо и грустную моську изображу, и слезу пущу, уж не сомневайся!
— Мои сомнения — это ладно. А вот его твое представление может и не убедить. Может, он не на слезы ориентируется? Может, он людское нутро чует, есть в нем боль или нет. Такое не сыграешь. Да и потом — что, если он нас с тобой видел или знает? Ясно, что мы с тобой не селебрети или светские персоны, но давай так — в Москве нас знают. Так что нужен кто-то другой, тот, кто толком не засвечен.
Оперативники уставились друг на друга, а после одновременно произнесли:
— Вика!
После этого установилась секундная пауза, а затем Николай добавил:
— Только как бы она нас не послала куда подальше.
Собственно, так поначалу и получилось. Виктория, узнав о том, в каком качестве оперативники собираются ее использовать, сразу сказала решительное «нет», мотивировав это тем, что ее работа тут, в кабинете сидеть, а не в «поле» работать. Дескать — у каждого своя война. Когда же Нифонтов напомнил ей, что она, во-первых, в старые времена любила подобные забавы, а во-вторых, как сотрудник отдела обязана принимать участие в подобных разработках, то девушка ледяным тоном посоветовала ему держать свои измышления при себе.
И неизвестно, чем кончилось бы данное противостояние, не вмешайся в разговор тетя Паша, стоящая в дверях и с интересом слушавшая беседу сотрудников.
— Ты давай не дури — велела она девушке — Да, последний твой оперативный выезд добром не кончился, мы все это знаем и помним. Но Колька прав — дело есть дело, а ты пока что сотрудник Отдела со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. Право у нас одно на всех — умереть не от старости. А обязанность в данном случае — пресечь противоправные действия обнаглевшего вконец ведуна, который людей гробит ради того, чтобы еще лет сто небо покоптить.
— Ведуна? — уточнила Мезенцева — Откуда такая уверенность, что мы ищем не колдуна или ведьмака?
— Ухватки знакомые. Лесной ведун это, уж поверь мне — отмахнулась уборщица — Игла с велесовым знаком в навершие, работает в спешке, потому что города боится, чувства людские для него, как открытая книга. Опять же, выбирает он в основном тех девок, от которых скорой беды ждать не приходится. У нас ведь как? Когда получаем то, что давно хотели, то сразу обо всем остальном забываем. Застит нам глаза счастье. А ему только того и надо. Ведун, даже не сомневайтесь.
— Это хорошо — переглянулся с напарницей Николай — А то я, если честно, думал уже, как мы злодея хомутать станем.
— Дескать, как поступить, если он колдун не из последних? — уточнила тетя Паша — Да?
— Да — признался Нифонтов.
— Очень просто — улыбнулась уборщица, а после подошла и приставила указательный палец ко лбу молодого человека — Бах — и все. От пули в лоб ни одно колдовство не спасет. А еще лучше — в затылок, так, чтобы он тебя не успел увидеть и что-то предпринять. Колдуны, особенно опытные, публика шустрая, реакция у них отменная. Да ты и сам это знаешь, что я банальные вещи проговариваю? Запомни, Николай, в тех случаях, когда враг на самом деле крайне опасен, и при этом живым тебе не нужен, всегда стреляй первым, обеспечивая себе преимущество. Ну, а после все по правилам — гвозди в пятки, вырезать язык, в рот насыпать булавок
