бестии и вправду хорошо устроились. Не хуже патриархов.
Он закрыл глаза, надеясь все-таки подумать о проблемах, но, вопреки желанию, попал в круговорот собственной памяти. Здесь и сейчас – тепло Татьяниных коленей, мягкие движения пальцев, тихий шорох – смешались с воспоминанием о невообразимом голосе, произнесшем его имя. Снова и снова в голове звучало томное «Богдан». Перед внутренним взором неотрывно маячило ее лицо, чуть улыбавшееся, когда она говорила с сыном. Недолго поборовшись с собой, патриарх с головой нырнул в эту мешанину ощущений. За окнами постепенно темнело, и движения русалки становились все медленнее, покуда не замерли окончательно. Богдан Иванович полежал еще несколько минут, ожидая продолжения, но его не последовало. Не без труда вынырнув из своего воображаемого рая, он открыл глаза, приподнялся и увидел спящее лицо Татьяны, уютно прильнувшей к подлокотнику. Собственная первая реакция сбила с толку: почему-то захотелось ткнуться головой в руку русалки, чтобы она проснулась и продолжила.
В некоторой растерянности Богдан Иванович встал, огляделся, нашел старательно спрятанный плед и накрыл им гостью. Поза, в которой та уснула, не показалась ему особо удобной, и, повоевав с собой еще немного, вампир очень аккуратно, словно готовую вот-вот разорваться бомбу, взял Татьяну на руки и переложил. Та что-то прошептала во сне, и Богдан Иванович прислушался, пытаясь уловить слова. Не разобрал, но ощутил на щеке теплое дыхание и зачарованно уставился на приоткрытые пухлые губы русалки. Пулей от нее отскочил.
Хотелось странного, очень странного, и ему срочно нужно было с кем-то посоветоваться. Патриарх молил бога, чтобы затея с цветами удалась.
Глава 13. Крадущийся богатырь, затаившийся вампир
– Дай ей нормальное детство. Дай место, где она сможет быть просто девочкой, не мессией и не чудищем.
– Не поздно ли?
– Ой, можно подумать, ты никогда в жизни ничего не откладывал на потом.
Из наставлений Пню
Пробуждение посреди ночи Дмитрию не особо понравилось, но до топ-10 худших снова не дотянуло, даже несмотря на абсолютную недобровольность. Богатыря аккуратно, но настойчиво били по щекам, тихо приговаривая:
– Приемыш, не серчай, но народ спасать надо. Приемыш, помогай. Ну же, открывай глазенки. Она ж нас по миру так пустит совсем… Да усмири ты бабу свою, Хрыстом Богом прошу тебя, по-людски! Прие-е-емыш!
Еле разлепив глаза – смотреть на часы не хотелось совершенно, – богатырь не без труда сфокусировался на обеспокоенном лице Пал Палыча.
– Что у вас опять случилось? Чернобровка?
– Да какая Чернобровка, – раздосадованно махнул тот рукой. – Твоя бестия игручая с Лохматычем на мотоцикл поспорила, кто в карты лучшее могет.
– Как – на мотоцикл?! – аж подпрыгнул ДТП и в панике уставился на сидевших друг напротив друга по-турецки Лолу и домовенка с картами в руках.
Лола все так же уныло помахала ему и выложила перед противником очередную комбинацию. Лохматыч взвыл, бросил свои карты на пол и принялся наворачивать круги по периметру их импровизированного игрального стола, попутно пища что-то чуть ли не на ультразвуке и обильно вырывая волосы. Лола собрала брошенное и начала тасовать. Пал Палыч пихнул Диму в бок:
– Осади девку, молю! Мы и так все ноу-хау уже понавпихали в твою конину железную, Лохматычу теперь ваще не отыграться. Дальше токмо если жизнь на кон ставить, а домовой в подчинении – це край!
– А сам он что, не может?
– Не могет. Где ж видано, чтобы мужик перед бабой пасовал? Вот и стал наш парнишка очередной жертвой бездушного патриархата…
На этом пассаже богатырь проснулся окончательно и громко зашептал:
– Эй! Ты чего делаешь? И кто вообще разрешил ставить на кон мой мотоцикл?
Лола повернулась, спокойно отложила карты и подплыла к нему. Внимательно осмотрела, а потом внезапно закрыла ему ладонью глаза и с неожиданной силой повалила обратно.
– Издеваешься? У меня, между прочим, есть вопросы.
– А У МЕНЯ – НЕВЫСПАВШИЙСЯ ИДИОТ. УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ, – зубодробительный гроул на максималках никуда не делся, и Диму практически впечатало в импровизированную кровать. В ушах звенело, но Пал Палыч все так же стоял рядом и жалобно заглядывал в глаза.
– Понял-понял. Только с ними больше не играй. Играешь ты, а спать не дают мне. Ищи другие развлечения.
– УГУ.
Богатыря вновь припечатало, и он задался вопросом: какой же спецификой обладал голос Лолы, раз и Пандора, и отец не верили, что Спящую Красавицу можно услышать? Поди не услышь тут, когда каждая буква кровавым следом в мозгу отзывается… Вот уж и вправду, для некоторых женщин молчание – золото.
Тем временем Дора лежала в кровати, смотрела на потолок и задумчиво чесала волдыри на руке.
В целом день удался: она выяснила наконец, что за чудо-юдо ее опекун, от души наелась необычной клубники, с которой уже и не надеялась встретиться, более-менее убедила Пня перешить пару нарядов в менее рюшевом стиле, а перед ужином даже смогла, пусть и буквально полчасика, прогуляться по саду без сопровождающих – и старьевщик, и енот в это время хлопотали на кухне. Вернувшись, вроде бы совершенно ненавязчиво поинтересовалась, где в доме аптечка, но в ответ тут же раздался звон падающих кастрюль, и к ней мгновенно вылетел встревоженный Александр Витольдович. Пришлось предъявлять проблемы.
Вообще-то не случилось ничего необычного: просто оса в ногу ужалила, а плечи обгорели на солнце до волдырей. Правда, после того как она залезла в какую-то траву, по руке пошла аллергия, но сейчас там уже почти не чесалось. Достаточно помазать чем-нибудь от ожога, и делов-то.
Нужно ли говорить, что опекун ее оптимизма не разделял? Воспитанница тут же была доставлена в свою комнату, причем Пень все порывался понести ее на руках, и отбрыкаться получилось только чудом. В комнате ее усадили на кровать, и, пока старьевщик, краснея, клеил какие-то листья на место укуса и обрабатывал руку и плечи мазью, Репа со всей степенностью истинного мажордома расставил перед девочкой блюда на подносах и следил, чтобы она, несмотря на медицинские процедуры, поужинала.
– Я обескуражен тем, сколько травмоопасных ситуаций вы умудрились собрать за столь короткое время, – сообщил Александр Витольдович, оценивающе глядя на раны.
– Так уж получилось, – пожала плечами Дора и скривилась. – Наверное, природа – это просто не мое.
– Прошу прощения, но как минимум ближайшие пару лет вы будете к ней крайне близки. Я уж молчу про то, что когда мы поженимся…
– Вот лучше и вправду молчите. Я максимум в парке с родителями в детстве гуляла и не особо сильна во всех этих пасторальных штуках. Ель от дуба и каштана, положим, отличу, но от той же сосны – вряд ли.
Пень очень удивился:
– Но позвольте, они же совершенно… Хм. А цветы, к примеру, вы какие знаете?
– Ну если только розы. И анютины глазки. О, и мальву! Нарциссы. Сирень. Тюльпаны. Гладиолусы. Хризантемы. М-м-м, наверняка еще пару… – Пандора умолкла в задумчивости. Александр Витольдович немного подождал и, не получив продолжения, вздохнул и печально поинтересовался:
– А борщевик от крапивы отличить сможете?
– Борщевик? Это сорт свеклы такой?
Опекун помрачнел окончательно. В непривычной тишине дождался, когда мазь впитается, взял пару платьев из шкафа и, пожелав хороших снов, попросил из дома до завтрака не выходить. Дора кивнула – не особо-то и хотелось, что там делать, снаружи? Енот, прихватив подносы с посудой, засеменил следом.
И вот сейчас она лежала, глядя в потолок, и ловила себя на странном беспокойстве. Мысль, смутная, как черная тень на стене, билась где-то на задворках сознания, и не привыкшая игнорировать такие вещи Пандора пыталась вытащить ее на свет. По всему выходило, что ей вроде как неудобно перед опекуном, но девочка упорно не понимала причину. Она выросла среди стен и прогресса. Да, летом ездила к дедушке в пансионат, и там, конечно, прогресса не завезли, но стен от этого меньше не становилось. Ближе всего к природе она оказалась, когда училась кататься на велосипеде и чуть не въехала в какое-то дерево. Все это не было чьей-то виной: просто так получилось. Отчего же здесь и сейчас Дора испытывала странный стыд перед Александром за свою необразованность? Почему ее вообще волновали его суждения? Желания нравиться всем без разбора она ранее за собой не замечала…
Полежав еще какое-то время, пришла к выводу, что у нее, скорее всего, уже включилась какая-нибудь глупая психологическая реакция на нового «родителя» с сопутствующим желанием его одобрения, и, успокоившись, она наконец заснула.
За завтраком выяснилась причина странной задумчивости Александра Витольдовича, предсказуемо не имевшая ничего общего с предположением Пандоры. Оказывается, он волновался, чем же воспитаннице заняться летом, если знакомство с восхитительными окрестностями его избушки категорически исключено. На скептическое предложение просто посидеть дома последовала возмущенная тирада о прогулках на свежем воздухе в качестве единственного действенного средства профилактики
