смерть означать избавление. В больнице много смертельно больных людей, которым уже нельзя помочь. – Мы подходим к моей комнате и останавливаемся перед ней. Взгляд Эйдена обжигает меня.
– Понимаю, откуда у тебя взялись такие мысли, – к моему удивлению, абсолютно спокойно произносит он. – Но нокту не такие. Конечно, среди их жертв, вероятно, есть и те, для кого это оказывается концом мучительного существования. Но даже если и так, они не имеют на это права: никто не имеет права просто отнять жизнь. Не говоря уже о том, что они убивают людей не потому, что стремятся избавить их от мучений. Им нужно дыхание умирающих. Это единственное, что их волнует, не больше и не меньше. А нужно им очень много. В больнице нет столько умирающих, можешь быть уверена.
Эйден не сводит с меня взгляда. Правда горит в нем, как пылающий огонь. Он твердо в этом убежден и, возможно, прав. Если бы только речь шла не о Ноа. И почему я никак не могу раскусить его?
– Тереза? – Его голос ласкает мою кожу. – Куда уносят тебя мысли? Я уже не раз замечал это в последние дни. Тебя что-то беспокоит.
Я тяжело сглатываю. Неужели меня действительно так легко разгадать? Эйдену, скорее всего, да, по крайней мере, он так считает. Ведь именно так он и сказал, когда передал отцу свой вердикт относительно меня.
Его пальцы ложатся на мою щеку. Эти зеленые глаза так близко, сверкают как самоцветы, и, как ни странно, больше не кажутся холодными и неприступными.
– Просто у меня в голове сейчас слишком много всего, – уклончиво отвечаю я. Нельзя ничего рассказывать Эйдену о Ноа. Просто нельзя – теперь. Он никогда не поймет, почему все это время я скрывала от него, что Ноа продолжал поддерживать со мной связь, что мы даже встречались.
– Что именно произошло в больнице? Ты узнала того нокту? – Взгляд Эйдена становится еще настойчивей. Меня буквально пронизывает мольба не закрываться от него. Он так близко, что наши тела практически соприкасаются. Этот жар, что исходит от него, эта пьянящая близость, взывающая ко мне. Все во мне требует прижаться к нему, дотронуться ладонями до его тела. Я дышу урывками и чувствую, как сердце бьется где-то в горле.
– Тереза. – Его дыхание манит, струится по коже, а кончики пальцев блуждают по моим губам. – Знаю, это сложно, но, может статься, твои сведения помогут нам. Возможно, у нас получится их выследить. Тогда и ты тоже будешь в безопасности.
Он наклоняется ближе, его правая рука продолжает нежно поглаживать мои губы, слегка приоткрывая их, позволяя моему прерывистому дыханию вырваться наружу.
– Тереза. – Его голос соблазнителен, прикосновение его пальцев – слаще всего на свете. Эти чарующие взоры и прекрасные уста, что обращают слова пением сирены.
Но я уже не такая дура. Я слишком хорошо помню этот взгляд, эти прикосновения, а главное, слышу, чего он от меня хочет: сведений. И хотя Эйден красиво маскирует свое желание ласками и восхитительными словами, кроме информации, ему больше ничего от меня не нужно. Его никогда не волновало что-то еще.
– Я понимаю, – твердым голосом произношу я, – ты снова пытаешься разговорить меня. Тебя подослал отец или ты просто увидел шанс и решил ковать железо, пока горячо?
Эйден смотрит на меня, у него на губах появляется улыбка, затем он качает головой.
– Жаль, что ты правда так думаешь. Но, наверно, после всего, что произошло, такая реакция даже оправданна. – Он отпускает меня, отстраняется всего на пару сантиметров, и все же это вызывает у меня ощущение, будто между нами разверзлась бездна. – Нет, я не собирался ничего сообщать отцу. И он меня никуда не подсылал. Может, ты еще не заметила, но он не отдает мне приказов, а я не его марионетка. Будучи охотником, я обязан выполнять определенные задания, это верно. Однако как я их выполняю – это мое личное дело.
Тяжело сглотнув, я вспоминаю слова Ноа: «У каждого есть принципы, но каждый определяет их сам». Не хочу о нем думать, только не сейчас!
– Мне все равно, предоставляет ли он тебе свободу действий, близкие у вас отношения или нет. В конце концов, ты работаешь на него и на темпес. Все, что ты делаешь, направлено на достижение единственной цели. Ты стараешься заглянуть за внешнюю оболочку, проникнуть в душу человека и сделать выводы. А сейчас почуял мнимую тайну, и поэтому ты со мной.
Эйден медленно качает головой.
– Значит, ты думаешь, что я хочу разговорить тебя для отца, – говорит он и опять наклоняется чуть ближе ко мне.
Я пожимаю плечами.
– Откуда мне знать? В сущности, я почти незнакома с тобой. Так что я и представить не могу, насколько ты близок с отцом и насколько крепка ваша связь. Но семья, как правило, стоит на первом месте. – Мои слова подобны взмахам меча, и я отдаю себе в этом отчет. Однако он должен оставить меня в покое, больше не путать мои мысли и уж точно не пробуждать во мне что-то, с чем я стараюсь покончить.
– Тут ты права. Но каждый из нас хранит секреты, и это совершенно нормально. Я не стремлюсь выманивать у всех их самые сокровенные тайны. Но так как ты, очевидно, не веришь, то я расскажу о себе кое-что, чего ты точно еще не знаешь. Никто в академии об этом не знает. – Эйден вновь приближается ко мне, смотрит этим завораживающим взглядом, перед которым я не могу устоять. Очень медленно и сладко выдыхает слова прямо мне в лицо. – Он мне не отец. Он усыновил меня младенцем.
Вот этого я правда не ожидала.
– Как видишь, я не собирался ничего у тебя выманивать. Просто предположил, что беседа о том, что тебя гложет, помогла бы тебе. Но если тебе не нужна моя помощь, ничего страшного.
С этими словами Эйден наконец от меня отходит.
– Не нагружай ногу и держи в холоде, и все быстро пройдет. – Взмахнув на прощание рукой, он скрывается в коридоре.
Я совершила ошибку? Эйден на самом деле просто хотел меня поддержать, как своего рода друг? Во мне пробуждается совесть. Наверно, не стоило так грубо его отталкивать.
День тянется бесконечно, пока я лежу на кровати, приложив к лодыжке лед, и предаюсь размышлениям, непрестанно обращающимся по кругу. Я зла на себя и раздумываю, не должна ли была поступить как-то иначе. Не слишком ли жестко я повела себя с Эйденом? Возможно, но от
