вряд ли купит какой-либо человеческий журнал, повлекла за собой другие: воспоминания о доме, о маме с папой, об играх и унылых сочинениях «Как я провел лето», в которых нельзя было писать и половину правды. Все это осталось далеко позади, а она тут. Не будет мамы, которая всегда гладила по голове и тихо-тихо пела у кровати. Не будет папы с его вечной щетиной, подначками и горелой яичницей. Никаких больше вырвиглазных свитеров собственной вязки от Дяди Му. Лола далеко, с Димой, и для всех выйдет лучше, если она с ним и останется. Даже Черный Человек, вечная груша для битья и верный спутник ее ночных кошмаров, не придет. По сути, из привычной жизни рядом осталась только Катя – лучшая подруга, которая многое понимает, но мало что сможет, если все пойдет наперекосяк. Катю тоже сделалось жалко, даже больше, чем себя, – у той обычная, нормальная семья, а она так рискует ради подруги…
На глаза навернулись слезы. Дора должна была быть готова к переменам и уж точно не реветь при незнакомом парне. Но не получалось. Задрожали губы, и девушка отвернулась, старательно глядя на стену. Молчание Ганбаты длилось недолго.
– Я тебя обидел?
– Нет, прости, я просто вспомнила…
– Родителей, да?
Дора все так же, не поворачиваясь, кивнула.
– Давно ты одна?
– Меньше недели, – выдавила Пандора, прежде чем окончательно разрыдаться.
Ганбата, помедлив немного, подсел к ней на кровать и аккуратно приобнял, укутав полотенцем. Потом пару раз осторожно погладил ее по голове, как маленькую, и зашептал:
– Все хорошо, поплачь. Ты такая умная и самостоятельная, что наверняка забыла это сделать. Поплакать надо, пока никто не мешает. Все хорошо, и все будет хорошо. Ты не одна. Ты с нами. Хочешь, вместе пойдем на ужин? Тут очень вкусно кормят. Познакомишься с преподавателями, из тех, кто уже въехал. У нас по ОБЖ новенький, сам его еще не видел – второй день из коттеджа не выходит. А вот физичка классная! Только на ужине и бывает, зато умеет скатерть из-под посуды выдергивать так, чтобы все на своих местах осталось. Правда, непонятно зачем. С Тимофеем Ивановичем поздороваемся. С самой директрисой тоже повидаемся, и она обязательно на нас сурово зыркнет, потому что ты рассмеешься, пока будешь есть. Это я тебя рассмешу, а она ну очень не любит, когда во время еды безобразничают. А потом зайдем ко мне, я тебе какую-нибудь куколку подарю. Ты любишь кукол? Девчонки в книжках их любят, так что я много накупил, чтобы с девочками дружить. Нарядим ее в красивое платье, и ты будешь читать ей эти свои страшные книжки про влюбленных вампиров. А потом…
Он все говорил и говорил, размеренно и монотонно, и Дора медленно успокаивалась. Когда она перестала всхлипывать и дыхание выровнялось, Ганбата осторожно погладил ее по спине. Рыданий не последовало.
– Извини. Я, наверное, просто устала.
– Все хорошо.
– Правда, извини. Обычно я себя так не веду.
– Расслабься, я понимаю. – Ганбата легонько похлопал ее по плечу. – Сам в детстве, когда понял, что приемный, очень много ревел. Если еще захочется плакать – говори, я посижу рядом. Обычно от этого легче.
– Ты тоже сирота? – удивленно спросила Дора.
– Не уверен. Просто, как сказать… По мне сразу видно: усыновленный. Папа – зеленоглазый блондин, а я – бурят бурятом. Мамы нет, но он очень старается, и я им горжусь. Конечно, какие-то вещи в упор не понимает, да и не поймет, наверное. Но он никогда меня не подгонял и сказал, что я могу привыкать столько, сколько потребуется.
– И вправду классный.
– Ага, – просиял было Ганбата, но тут же скис. – Только одинокий. У него ж, кроме меня, считай, и нет никого. Ну Маратка – это секретарь, но он такой, как бы сказать… Очень по работе. А ему нужен кто-то близкий. Мне кажется, в нашей семье все-таки сильно не хватает мамы. Ну, я, правда, не сказать чтобы видел их когда-нибудь, настоящих-то, так что это скорее теория… Блин, и даже спросить не у кого. Генка вон тоже сирота, маму помнит смутно.
Отметив про себя уже второе за день упоминание некоего Гены, Пандора чуть улыбнулась:
– Я могу немного о мамах рассказать, если хочешь.
– Вот твоя мама… она была красивая? – сразу оживился парень.
– Да, самая красивая, – с уверенностью кивнула Дора.
– Строгая, но справедливая? – продолжал он.
– Да.
– Офигеть! Блин, значит, я прав! – Ганбата принялся с жаром жестикулировать. – Я приметил тут одну тетю, папе в самый раз, но он у меня такой доходяга, просто ужас! Про отношения знает еще меньше, чем я. Скорей бы уже дождь кончился, и можно было на твою игру посмотреть…
Дора не могла не поражаться своему новому знакомому. Вообще, сама идея сводничества ей очень не нравилась, но почему-то, когда про это рассказывал Ганбата, создавалось впечатление, что оно и вправду к лучшему. Он вдруг задумался и резко перевел тему:
– Слушай, может, конечно, не мое дело, но Дора – это ведь не полное имя? Как Гена, да? А полное какое?
Девушка улыбнулась и, потянувшись, высвободилась из его объятий:
– Пандора. Пандора Добротворская.
Глава 16. А что, если?..
– Машка, включи мозги хоть на минуточку! Он же медведь. Медведь!
– И что?
– И всё! Конец дискуссии!
– А тебе в голову не приходила мысль, что я вообще-то сама вправе распоряжаться своей жизнью?
Один из последних споров между Игорем и Марией Барановыми
Жара делала свое дело, даже без солнца плавя мысли, а духота и низкие тучи желанию выйти на улицу тем более не способствовали. Но, просидев в коттедже безвылазно два дня подряд и подъев все запасы, Игорь Октябриевич наконец в полной мере осознал смысл поговорки «Голод не тетка» и аккуратно крался сейчас в сторону столовой окольным путем – мимо мужского общежития, будучи полностью уверенным, что шансов встретить там племянницу практически нет. Однако у входной двери его внимание привлек высокий смуглый пацан, пытавшийся попасть внутрь и изо всех сил эту самую дверь дергавший. С ходу оттипировав его в нашумевшего преемничка вампирского патриарха, выбор кровососа Игорь в целом одобрил: фигура у парня была довольно мощной, рельефной, с широкими плечами и наводила на мысли о профессиональных пловцах. Ну да, в эпоху повального ЗОЖа усыновлять очередного толстопузика явно не стоило.
Решив, мол, проблемы индейцев шерифа не волнуют, Баранов вознамерился продолжить свой путь и тут заметил, что юноша приценивается к балконам первого этажа и открытой форточке над козырьком подъезда. Будущий преподаватель БЖД вздохнул. В конце концов, в одном он точно был уверен: платили ему в том числе и за предотвращение попадания деток в топ премии Дарвина. Не особо живых деток – тоже. Парень ухватился за подоконник и явно хотел подтянуться, как его остановил властный окрик:
– Эй, пацан! Даже и не вздумай.
Гена повернулась. На нее сурово смотрел какой-то стремный мужик в спецовке, чертовски напоминавший помесь крокодила с чихуахуа. Стопроцентно кто-то из местных, но, поскольку в столовой она его не видела, наверное, завхоз или уборщик. Хотя судя по одежде – младший помощник уборщика максимум. В голове, однако, смутно мелькнуло, что даже такой непритязательный взрослый здесь все равно обладает большими правами и свободами, чем она сама. Пришлось ответить:
– Почему «не вздумай»? У меня карточка в комнате осталась, как я иначе внутрь попаду?
Ганбату она с утра послала на все четыре стороны, о чем уже успела пожалеть, ибо тот обладал уникальным даром идти четко по адресу, неизменно возвращаясь отдохнувшим и нагулявшимся. Сегодня вообще собрался по дну озера лазить – как она его там найдет? На то, что ее приняли за парня, Евгения даже внимания не обратила: если полжизни ты варишься исключительно внутри мужского прайда вампиров, к подобным казусам не только привыкаешь, но и перестаешь их замечать.
Странный мужичок показательно закатил глаза и сложил руки на груди, будто она ляпнула уж совсем несусветную глупость:
– Ты вконец тупой или прикидываешься? По-твоему, что, в самом охраняемом интернате между учащимися и предположительным маньяком только приоткрытое окно?
Гена стушевалась. Звучало и вправду как-то… не очень охраняемо. Глядя на ее заминку, мужик с торжествующим видом продолжил:
– То-то и оно. Попытайся ты трюк с форточкой провернуть – тебя бы оглушило хорошенько, чтоб неповадно было. Полезешь снова – уже молнией долбанет. На третий раз – приморозит к стене, и болтайся себе, пока кто из преподов не сжалится и не снимет. С занесением в личное дело, конечно.
– Но я ж ничего плохого не…
– Значит, – перебил странный тип, – так и напишут: не помышлял ничего плохого, просто клинический идиот. Хочешь
