Когда парочка удалилась, ифрит поднял брови:
– Что он имел в виду?
Я вздохнула. Тут бы управиться с объяснениями до рассвета… Но прежде мне хотелось прояснить самый волнующий вопрос, поэтому я покачала головой.
– Об этом чуть позже. А сейчас ответь: ты правда меня любишь? То есть правда-правда?
– Конечно! – смутился Озриэль. – Жаль, я не могу сказать об этом красиво, ну там стихи прочитать или песню, как Индрик, сочинить. В общем, не рассказывать же, что у меня сердце готово выпрыгнуть из груди, когда тебя вижу, и ноги становятся ватными… и все слова забываю, и что твои волосы пахнут ромашкой и лимонником… ну вот, кажется всё это и сказал. А если описывать точнее… помнишь своё ощущение, когда выглянула из окна жилой башни?..
Ещё бы! Такое разве забудешь: дыхание перехватывает, перед глазами все вертится, а к животу словно привязали веревочку и дернули, и ты падаешь-падаешь…
Я кивнула.
– Вот примерно так, – заключил Озриэль. – Только как будто живу не на третьем этаже, а на двадцатом.
Моё сердце заколотилось где-то в горле. Упоение срочно требовало выхода.
– Я чувствую то же самое… значит, это и правда любовь! Та, что случается один раз и навек. Любовь, которая преодолевает все препятствия, о которой пишут в романах и слагают легенды! Мы пронесем её через всю жизнь и, конечно, состаримся вместе…
– Об этом ещё пока рано…
– …и все будут смотреть на нас, стареньких, и умиляться…
– Только не надо про одновременную смерть. Меня всегда пугал этот пункт.
– …и будем, как те гоблины с ромашками!
– Какие гоблины? – опешил Озриэль.
– Неважно! – Следующий вопрос сам собой сорвался с языка: – А когда это произошло? Когда ты понял, что влюбился?
Если уж выяснять, так всё сразу!
Он облокотился о перила, взял мою руку, перевернул ладошкой кверху и принялся рисовать на ней узоры.
– В самый первый день, во время разговора в таверне… – начал он.
– Так, значит, прямо тогда?!
– Нет, погоди. Тогда ты мне просто очень понравилась. Так вот, после «Наглой куропатки» я отправился на занятия, после них заскочил на репетицию к Индрику, немного послушал новые песни и вернулся в жилую башню. Там подготовился к занятиям на следующий день и устроился почитать перед сном «Фантастические приключения невыдуманных монстров», потянулся за оставленным на столе сэндвичем с опятами… и вдруг понял, что влюбился.
– Получается, это произошло между первым и вторым взглядами?
– Получается, что так, – согласился Озриэль и в свою очередь полюбопытствовал: – А у тебя?
– А у меня зрение оказалось похуже… на целую неделю. Или, может, всё дело в отсутствии сэндвича с опятами?
Мы одновременно хохотнули, а потом он начал выводить на моей ладони знаки бесконечности. И если до этого было щекотно, то теперь вдруг стало горячо, аж кожу защипало.
– Раз уж мы прояснили все вопросы…
– Почти все.
В голове пронеслась тень Якула Кроверуса.
– Я имел в виду все главные… – Он вопросительно посмотрел на меня.
– Да, их прояснили, – согласилась я. – Осталось так, по мелочи…
Ну, дракон, конечно, не совсем мелочь, но что может быть важнее обретения настоящей любви?
– Тогда как насчет того, чтобы мм… приступить к следующей части?
– Поцелуям? – уточнила я.
– Ага.
Вместо ответа я положила руку ему на грудь. Нас окружал каменистый пейзаж, но на меня вдруг повеяло ирисами…
Озриэль снял с моей головы карнавальную диадему, положил на перила и прошептал:
– Так гораздо лучше.
А потом заключил в объятия, наклонился и поцеловал – совсем легко, едва коснувшись губами, и через секунду отстранился. Мне вдруг стало не хватать воздуха, перед глазами поплыло, а в ушах застучали маленькие наковальни. Я прямо сейчас летела с самого верхнего этажа жилой башни…
– Ливи, я чувствую твоё сердце, – хрипло сказал он и поцеловал уже по-настоящему.
* * *
Когда мы оторвались друг от друга, небо стало на несколько тонов светлее, намекая на то, что пора переходить к новым признаниям.
– Что такое, Ливи?
Я уперлась руками ему в грудь, всё ещё нежась в кольце объятий, и вздохнула.
Вряд ли кто-то из юношей расстроится, узнав, что его возлюбленная на самом деле принцесса, но вот перспектива схватки с крылатым монстром может слегка огорчить. О таком лучше начинать издалека. Я окончательно высвободилась и сделала шаг назад, чтобы исключить отвлекающие факторы.
– Озриэль, ты всё это время считал меня обычной цветочницей …
Он жестом остановил меня:
– Можешь не продолжать. Я знаю всё, что ты собираешься сказать.
– Да? Что-то не уверена…
Ифрит шагнул ко мне, схватил за руки и с жаром продолжил:
– Пусть тебя это не беспокоит.
– Хорошо, не беспокоит. А что именно?
Но он уже не слушал, взволнованно сжимая мои пальцы и глядя куда-то вдаль:
– Мне плевать, что я принц, а ты простая цветочница!
– Ээ, рада это слышать.
– Я им так и сказал!
– Кому им?
– Всем родным на собрании. Отец опять завел свою шарманку про то, что нам с братьями нужно жениться на принцессах, чтобы поправить положение семьи. Мол, мы и так слишком далеки от трона, чтобы позволить себе жен-простолюдинок, и происхождение наш единственный козырь. Он в нас с детства это вдалбливал. Говорил, любовь – это всё выдумки, результат заговора продавцов сувениров.
– У наших отцов много общего.
– Тогда я сказал, что мне всё равно: я люблю тебя, и мне не нужен никто другой!
– То есть… ты признался своей семье в любви ко мне?
– Да, и отец жутко разозлился. Ещё долго читал мне нотации. И даже когда я вернулся этим утром, несколько раз вызывал к себе. Помнишь, мне пришлось оставить тебя в коридоре?
– Так вот с кем ты тогда разговаривал, с ним!
– И не только: там вся семья снова подключилась. В общем, под конец я не выдержал и заявил, что никогда в жизни не женюсь на принцессе…
– Ну, это ты погорячился.
– …и даже обет принёс, – торжественно заключил Озриэль.
– Что?! Нет-нет, ты должен сейчас же отказаться от своих слов!
– Зачем? – удивился он.
– Потому что я принцесса!
– Конечно, принцесса, – улыбнулся он и потянулся, чтобы снова меня обнять. – Принцесса среди девушек, незабудка моего сердца…
– Да нет же! – воскликнула я, уворачиваясь. – Настоящая принцесса. Я солгала тебе о том, кто я.
Озриэль замер, побледнел, затем покраснел и почесал в затылке:
– Ну, дела…
– Что это значит? Надо запретить такие вот фразочки, которые ничего не проясняют, но от которых волосы встают дыбом.
– Я не могу отказаться от своих слов. Это был магический обет.
Вам никогда не снилось, как вы карабкаетесь на самую высокую гору за аленьким цветочком, и вот когда вы уже на вершине и пальцы готовы сомкнуться на стебельке, цветок заявляет, что хочет остаться с чудовищем и жить с ним долго и счастливо?
Мне тоже не снилось, но ощущения, думаю, те же.
Я начала кружить по террасе, пытаясь справиться с волнением:
– Наверняка этот твой магический обет можно обойти! Должен быть способ, он всегда есть.
Ифрит схватил меня за руку, прерывая бессмысленную беготню, и успокаивающе погладил.
– Никогда о таком не слышал, но мы обязательно его найдём, Ливи! Ты ведь сама сказала, что истинная любовь сметает все преграды. А у нас самая настоящая истинная любовь.
Секунду я стояла, беззвучно шевеля губами и обдумывая смысл фразы, а потом бросилась вынимать правый кулек.
– Что ты делаешь? – покраснел Озриэль. – А, ээ, фисташки, я так и подумал, что ты именно их собиралась достать…
– Ешь! – перебила я, протягивая горсточку.
– Но у меня ведь нет темной метки, и ты не чувствовала знака… – засомневался он.
– Если то, что я чувствую, когда стою рядом с тобой, беру тебя за руку, отвечаю на твои поцелуи – не знак, то я не знаю, что такое истинная любовь, и не хочу знать! Мне тоже не нужен никто, кроме тебя!
Он закинул в рот сразу всю горсть. Прожевал, проглотил. Я всё это время стояла, затаив дыхание и чуть не подпрыгивая от нетерпения.
– Что-нибудь чувствуешь? – не выдержала я. – В горле першит? Глаза слезятся? Под коленками зудит?
– Постой, думаю, надо секунд тридцать подождать.
– Да-да, ты прав. А теперь?
Но ничего не произошло ни через минуту, ни через пять. Я скормила ему все остатки. Ноль реакции.
– И что дальше? – спросил Озриэль.
– А дальше мы что-нибудь придумаем. Я закажу ещё фисташек и буду кормить тебя ими до тех пор, пока у тебя не начнется аллергия. Нет, ещё лучше! К черту все эти знаки и глупые орехи! Да что они могут знать о настоящей любви?!
Мы немного помолчали. Я принялась дергать ниточку на его свитере, он размышлял, задумчиво водя пальцем по моим ключицам.
