сказала она. – Представляете, я вам поверила. Даже успела подумать: ну да, похоже. Кто тут вообще демон, если не она?
– Спасибо за комплимент, – улыбнулась Тома. – Мне очень приятно! Но всё-таки я обычная тётка… условно обычная. Когда-то была.
И поставила перед Джини тарелку с ухой. Сказала:
– Осторожно, в рыбе могут быть мелкие кости. Но тут ничего не поделаешь, по рецепту её не чистят. В косточках самый навар.
Джини попробовала и ахнула:
– Слушайте, такой ухи я в жизни не ела! Вообще никогда.
– Значит выросли не у моря, – пожала плечами Тома. – Из речной рыбы получается совсем другая уха. А это морская. Свежая, утреннего улова. А больше никаких ухищрений. Уха как уха.
– Морская. Утреннего улова, – повторила Джини. И замолчала. Лучше есть, чем прикидывать, где Тома эту морскую рыбу взяла. Например, её привезли из Клайпеды. Тут триста с небольшим километров. Так что могли, действительно. Теоретически – да.
– Просто мне очень надо, чтобы так было, – сказала Тома. – Этот город – такой, каким я его полюбила, когда впервые увидела. Золотой от кленовых листьев, позднее бабье лето посреди октября. Но только приморский. Чтобы свежая рыба ежедневно с утра на рынке. И пустой, как положено осенью пляж.
– Там есть море? – почти беззвучно ахнула Джини. – Там, куда вы меня в магазин водили?
– Ага, – беззаботно кивнула Тома. И тут же нахмурилась. – Только сами его не разыскивайте. До моря надо ехать автобусом. Долго. Вы не успеете. Если опять пойдёте, надо вернуться ко мне через час. Максимум – полтора. Я в прошлый раз вас не предупредила, просто как-то не сообразила, что без меня оно долго не держится. Ужас, на самом деле. Или не ужас. Не знаю. Может, вам как раз хорошо было бы там застрять.
– Застрять? – зачем-то переспросила Джини. Хотя и так прекрасно расслышала. Чего там было не слышать. Понятное слово – «застрять».
– Ну да, – вздохнула Тома. – Я, если честно, сама не знаю, есть ли там жизнь, когда нет меня. Но при мне она есть. И логически развивается. Не какой-нибудь «день сурка». Скажем, если сосед на прошлой неделе с работы уволился, ищет новую. Ну и находит потом. А если знакомый взял в дом котёнка, тот быстро растёт и взрослеет. И начинает требовать кошку в положенный срок. У зверей это быстро, по ним легко проверять. Так что, похоже, в моё отсутствие жизнь там всё-таки продолжается. Котёнок, о котором я вспомнила, здорово вырос, когда я прошлым летом ездила к маме и целый месяц в своём осеннем городе не была.
– А осень при этом всегда? – спросила Джини.
– Да. Осень почему-то всегда. Сама удивляюсь! Но всем нормально, считается, так и надо. В Вильнюсе всегда должен быть октябрь. Для других времён года есть другие города. Говорят, в тамошней Барселоне всегда декабрь, плюс восемнадцать и дожди по утрам. В Берлине вечное лето. А в Киеве – май. Правда я сама ещё не проверяла, с чужих слов вам рассказываю. Хочется очень, но пока не решаюсь. Боюсь не вернуться назад. Что, с одной стороны, скорее соблазн, чем угроза. А с другой… Да чёрт его знает, что там с другой. Трудно решиться. Я и так в последнее время всё чаще там просыпаюсь. И всё реже возвращаюсь сюда. А это не дело. У меня здесь много друзей и близких. Как-то нечестно исчезать навсегда… Пирог пробовать будете?
– Буду, – кивнула Джини. – И не просто пробовать. Отрезайте побольше. Надо же как-то стресс от шокирующих откровений заедать.
Тома одобрительно рассмеялась. Сказала:
– Я, если честно, хотела вас слегка напугать. Перед тем, как послать в магазин. Вам же надо?
– Ещё как надо! В холодильнике шаром покати.
– Ну вот. Заодно мне бутылку масла купите. Я вам название запишу. Вы извините, что гоняю вас с поручениями. Но вы уже наверное сами поняли, что без моей записки не придёте в тот магазин.
– То есть, ваша записка с заданием как пропуск работает? – сообразила Джини.
– Скорее как заклинание, – без тени улыбки ответила Тома. – Бамбара, чуфара, лорики, ёрики [61]. И так далее, забыла уже.
– Пикапу-трикапу! – подсказала Джини.
– Точно, спасибо. Приятно иметь дело с настолько образованной чернокнижницей. Далеко пойдёте, точно вам говорю. Вот прямо сейчас и пойдёте. Держите пропуск. В смысле, записку. Дорогу помните? Ай, да конечно помните. Только учтите, туда и обратно – обязательно через проходной двор. Масло «Borja» [62], альтернативный «Borges» [63]; по-моему, очень смешно. Кофе выпьете по дороге. Например, там, где в прошлый раз рисовали, у них всё равно гораздо вкусней. А я сейчас буду ужас как занята. Сами смотрите, – Тома указала на дверь.
Словно бы повинуясь этому жесту, дверь распахнулась настежь. На пороге стоял древнегреческий санскритолог, в смысле, немецкий профессор из седьмой квартиры, любезно позволивший Джини топать и грохотать по ночам. За его спиной двое незнакомцев перебегали дорогу, явно направляясь в кафе. И соседка Рута-лисичка как раз вышла из-за угла.
– Господи, – сказала Джини, поднимаясь. – Господи. Это же невозможно. Ну как же так?!
– Вот именно, – согласилась Тома. И строго добавила: – Полтора часа!
На улице было холодно, всё тот же промозглый декабрь-november, деревья стояли голые, и на земле ни единого золотого листа. Не получилось, – огорчилась Джини. – Наверное, потому что Тома слишком много мне рассказала. Во всех легендах, сказках и мифах от болтовни прекращаются чудеса.
Но ворота, ведущие в проходной двор, были открыты настежь. Джини так обрадовалась, что жёлтые кленовые листья под ногами заметила только когда вышла на центральный проспект.
Осень, зима, всё равно осень
Джини сразу повернула к кофейне, не потому что так уж хотела кофе, просто Тома сказала: «Кофе выпьете там, где в прошлый раз рисовали», – и она послушно пошла. Когда не понимаешь, где ты, и что с тобой происходит, лучше действовать по инструкции, делать, что говорят. Но уже почти на пороге заметила на углу примерно десяток одинаковых зелёных автомобилей. Явно же стоянка такси. Такси!
Я только спрошу, – думала Джини, пока шла к стоянке. – Это ни к чему не обязывает. Можно просто спросить. Пусть таксисты тоже мне скажут, что здесь есть море. Это как печать поставить на документе. Пусть ещё кто-нибудь подтвердит.
* * *
Это и правда были такси; несколько таксистов стояли снаружи, курили, остальные сидели в машинах, открыв кто окно, кто дверь. Разговаривали, легко переходя с одного языка на другой, посмеивались, обсуждали – ну, какие-то совершенно обычные вещи. Общих знакомых, скорое Рождество. И что какой-то проезд перекрыт из-за