Я не знал, что делать. Я победил, но чувствовал себя проигравшим. Меня оживила Юлька. Она подошла, тихо и доверчиво взяла за руку:
– Ты живой, Андрюша. Я ведь вижу – ты живой.
Я прижал ее и не отпускал долго-долго, заново проживая все, что с нами было. И понял. Все понял. Невидимая, жгучая волна накатила, смывая сомнения и горечь. Только одно!
– Юля! Подожди… Леший!
Он не отзывался. Я бросился к лежащему ничком полузверю.
– Леший, – затряс я его, – Леший!
Лешак умирал. В отличие от меня он живое существо, древнее, сказочное, но – живое. Он дышит, его сердце бьется – и потому заклятье Темного поразило его сильнее, чем любого из мертвых. Своим давно нечеловеческим зрением я видел, как его жизнь уходит, как черный трупный яд пропитывает тело, окружая еще живое сердце жуткой клубящейся тьмой. Страшное зрелище. И я ничего не мог сделать. Сил нет, да и магия моя здесь бессильна. Леший в последний раз вздохнул и замер.
Я сжал пятипалую огромную ладонь и склонился над умершим. У меня было больше шансов погибнуть. А Леший пришел на помощь, зная, что без камня и на вражьей земле ему никто не поможет. Но – пришел и спас меня и Юльку. А кто мы ему были? Никто. Почему же он сделал это? Жил бы еще две тысячи лет…
– Андрей, он умер? – тихо спросила Юля. Я кивнул. Я не мог плакать и так жалел об этом. Я не мог оплакать Лешего, который не был мне другом, но стал ближе всех, кого я знал в своей мертвой жизни.
От Упыря остался еле заметный бугорок праха на траве – словно дворник сгреб мусор. Что делать с Лешим? Быть может, сжечь? Но нет ни спичек, ни зажигалки. У Юльки, наверное, тоже. Мы не курим. Я огляделся, а когда повернулся, увидел, как торс великана медленно расползается по земле… Через две минуты Леший превратился в бугорок, неотличимый от заброшенной могилы, и, как в сказке, прямо на глазах, покрылся травой и цветами.
– Боже мой! – только и сказала Юля, а я понял, что нам надо идти. Настало время рассказать все. Но я не стану это делать здесь.
– Пойдем, Юля, ты все узнаешь, надо только выбраться отсюда.
– Не так быстро! – Темный выкарабкался из кустов. Одна рука сжимала пистолет, другая закрывала подбитый глаз. – Что здесь произошло? Где он?
– Ты имеешь в виду Упыря? Он мертв.
Темный нервно рассмеялся:
– Владыку нельзя убить. Я пробовал.
– А мы убили! – Я усмехнулся и крикнул: – Эй, Упырь?! Где ты? Выходи, засранец!
Никто не выходил, и, похоже, Темный мне поверил. Его перекосило, было видно: он лихорадочно что-то просчитывал.
– Ты расскажешь мне о камне, – потребовал он, наводя пистолет. Не на меня, на Юльку. Знал, гад, что я мертвец и мне пули нипочем.
– Что тебе рассказать? – Я медленно заслонял собой Юлю.
– О камне! – Он вытянул руку, показывая Свят-камень. Не потерял!
– Камень как камень… Он недрагоценный.
– Не шути со мной! – предупредил Темный. – Пристрелю ее, если не скажешь! Зачем он был нужен Упырю?
Лучше не геройствовать. Пистолет прострелит и меня, и Юльку.
– Он боялся камня. Думал, если овладеет им, то никто не сможет его убить.
– Так. И что?
– Он ошибался.
– Идите сюда! – приказал Темный, поводя пистолетом. Он выдерживал дистанцию, чтобы я не дотянулся до него. Хитрый, сволочь!
Бандит подвел нас к склепу.
– Милости прошу, – усмехнулся Темный. Что он задумал? – Быстро!
– Этот камень дает власть, – быстро сказал я, только чтобы не спускаться в чернильный мрак.
– Власть?
– Да. Над миром мертвых, – лихорадочно сочинял я. – Отпусти ее, я тебе все расскажу.
– Нет, без нее ты ничего не скажешь. Вниз! – приказал он, поведя стволом, но вдруг резко повернулся.
Я увидел Анфису. Нагая русалка, недобро улыбаясь, шла прямо на Темного.
– Стоять! – крикнул он.
– Отдай камень, человечек! – Не останавливаясь, Анфиса шла на него, и Темный выстрелил. Пуля прошила русалку, но та продолжала идти. Сжав зубы, Темный выпустил в Анфису всю обойму. На идеальном теле появились уродливые дыры. Юля вскрикнула, но я знал: раны затянутся, едва русалка окажется в воде.
Темный вытащил новую обойму, и я медлить не стал. Хук правой в челюсть – и бандит вместе с камнем покатился по двадцати двум ступеням. Я отшатнулся, загораживая Юльку, но продырявленная Анфиса проскочила мимо нас, исчезая в темноте склепа. Ей нужен был камень, а не я.
Словно по наитию, я схватился за дверь. Тяжелая, но я одним усилием захлопнул ее и не удивился, увидев снаружи мощную задвижку. Щелк.
– Пошли отсюда!
Мне не было жаль оставшегося в вечной могильной тьме Темного и Анфисы. Я знал, что так и должно быть. Из-за толстой двери раздавались крики, но мы быстро уходили прочь. Я старался не думать о том, что там сейчас происходит.
Я крепко держал Юльку за руку. Озираясь, мы продирались сквозь кусты, перескакивали с тропинки на тропинку и вдруг выбрались на аллею. Она должна привести к воротам или калитке! Здесь было тихо. За нами никто не гнался. Я почувствовал, что кладбище вдруг потеряло всю жуть и таинственность. Теперь оно действительно было мертво. Здесь больше нечего бояться.
Ворота оказались запертыми. Внушительный замок висел на не менее внушительной цепи, способной удержать средних размеров паром. Зачем так запирать кладбище? Что здесь можно украсть? Оглядевшись, я приметил заросший травой холм, почти вплотную примыкавший к ограде. Может, чья-то могила? Но надгробия здесь не было. Я потащил Юльку туда и помог взобраться на кирпичную стенку. Потом взобрался сам. За стеной тянулась узкая разбитая дорога. Ни машин, ни людей. С моей помощью Юлька спустилась вниз, затем спрыгнул и я. Выбравшись с кладбища, я заметил верхушку церкви, видневшуюся из-за деревьев. «За крестами черти водятся», – вспомнил я старую поговорку и Упыря, пригвожденного к земле в сотне метров отсюда.
Мы пошли вдоль кладбищенской ограды.
– Я ничего не понимаю, – пожаловалась Юлька. Она даже не могла плакать, лишь часто-часто качала головой, вспоминая все случившееся. – Андрей, объясни, откуда вся эта чертовщина? Как это вообще может быть? Или я сошла с ума?
– Все началось с того, что я умер, – ответил я. – Ровно сорок дней назад. Твоя бабушка правду сказала: я тебе только горе приношу. Прости, Юля. Я умер, у меня было сорок дней, чтобы все рассказать тебе… Но я не смог. Прости.
– Я не понимаю, Андрей… Ты говоришь… умер, да? Но ведь ты ходишь, разговариваешь! Ты не умер! – Ее глаза блестели от слез. Я любил эти глаза сильнее, чем когда-либо. – Но тогда откуда все это, эта тетка голая, тот полузверь…
Я гладил Юлю по плечам:
– Забудь, забудь все… Все прошло.
Я понимал, что она никогда не забудет, что Юля окончательно запуталась, и медленно, потихоньку стал рассказывать все. От начала и до конца.
Город затих, слушая мою повесть. Сдерживая слезы, заморгали огни фонарей. Видавшая и не такое кладбищенская ограда равнодушно тянулась в бесконечность. Мы шли вдоль нее, останавливались, чтобы крепче прижаться друг к другу, и снова шли. Время услужливо растягивалось, я чувствовал каждую секунду, но знал, что когда-нибудь мое время кончится. Я знал, что уйду, стану призраком, как Павел Ковров, но сейчас это не пугало меня. Жизнь – не начало, а смерть – не конец. Пугало расставание. Но ведь и оно лишь на время.
Когда я закончил, Юля ничего не сказала, просто крепче обняла и заплакала. Впервые я был счастлив, когда она плакала.
Мы все же дошли до конца ограды. Там дорога раздваивалась, уходя направо и налево. Я повернул налево, чувствуя, что так мы скорее дойдем до набережной. Почему тянуло к набережной, я и сам объяснить не мог. Почему бы и нет? Увижу восход вместе с Юлькой. Она будет со мной оставшееся мне время, остальное не имеет значения. Мы прошли метров сто и возле ворот увидели «бумер» Темного. Я вряд ли спутал бы его с другой машиной. С виду «бумер» как «бумер», но чей он может быть еще здесь, на кладбище, глубокой ночью? Я увидел два огонька сигарет и две знакомые фигуры. Телохранители. Интересно, они знают, что иногда возили не Темного, а Упыря?
Мы спокойно пошли мимо. Взгляды Кости и Мексиканца задержались на девушке, скользнули по моему лицу и замерли. Я повернул голову и улыбнулся:
– Привет, придурки.
Кость остолбенел, Мексиканец выпучил глаза и истово закрестился, не замечая зажатой в пальцах сигареты. Еще бы. Ведь они оставили нас привязанными к кресту.
– Шефа ждете? – спросил я. – Можете не ждать. Он не вернется. Никогда.
Они не понимали, но я чувствовал страх в их напряженных фигурах. Теперь они не опасны.
– Вы уволены! – с удовольствием произнес я. – Ищите другого шефа, только живого.
– Ты что, убил его? – хрипло проговорил Кость. В общем, держался он получше Мексиканца, но в глазах парня клубился первобытный ужас. Продемонстрируй я какое-нибудь заклятье, и эти двое с мокрыми штанами убегут без оглядки. Но мне оно надо?
