Вроде она поняла меня.
Профессор сел за стол. Попросил кофе. Я промыла турку, две ложки с горкой.
– С Лоттой, я был не против детей. – он промедлил, – я, наверное поменялся с ней местами, только с исключением во вранье. Она невероятная лгунья. Повелась с моим приятелем, до сих пор болит. Думаешь вот, Франка, говоришь как, чувствуешь, правду, не увиливаешь, все как есть, а тебя дерьмом называют. А вот враль последняя, так и живет, хороша. Для кого мне беспокоится? Дочка если, и мать ее, но я им не нужен, так уж вышло.
– Да вы фармазон.
– Я? Брось, много ты обо мне знаешь, чтобы метаться определениями, – Жеро расплылся в улыбке. – Пошли со мной, раз боишься без меня добираться до аэропорта.
– Чтобы меня, если что вместе с вами раздербанили?
– Именно.
– Я, как-нибудь, доберусь до аэропорта.
– Смотри сама. – Жеро встал.– Только момент, Франка – ты хотела увидеть Охру, а сама боишься.
– Так я ее увидела и, приятного мало.
– У-видела? Я бы переиначил в недо-видела. Кхм. Если думаешь, что Высоцкий с тебя писал «Жил-был человек…» то, милая моя Франка, как ты не далеко ушла, несмотря на десятки тысяч километров от дома.
Жеро залпом чашку.
– Себастьян посадит тебя в самолет.
Профессор закряхтел и вышел.
Проснулась. Без десяти восемь. В комнате душно, голова мокрая, тело липкое. Хочется пить.
На площадке Себастьян осматривает вертолет. Я подошла к нему.
– Все в порядке, скоро можем лететь.
– Доброе утро, где профессор?
– Спит.
– Он вернулся? Все в порядке?
– Ну да.
– С анехом?
– Чего?
– Он подстрелил анеха?
– Не спрашивал. Кстати, узнай. Если да, так мне ж его пристегнуть нужно.
– Мы в аэропорт?
– Угу.
– Во сколько?
– Ну я доделаю, тут в принципе, не долго. Пообедаем и полетим. У нас в три вылет из Охры.
Вот наблюдаю за Себастьяном – что ему здесь нравится? Как я поняла, он отличный пилот, да ещё и механик.
Прилечу. Дома, конечно, все полезут с вопросами об Охре. И что я им скажу? Отвратительно, ужасно? Изначально, мне никто не говорил как здесь на самом деле. Разводили опоэтизированные сказки. Идеалистичный мир без материального. Что за бред.
– Когда мы летели сюда с Жеро, он говорил о тебе. Немного, что с нами будет лучший проводник по Охре. На тот момент я восхищалась такими как ты – эта страна была слишком романтизирована. Когда я увидела, что такое Охра на самом деле, то искренне не понимаю, что держит вас здесь. Деньги?
– Они не держат. Они как хорошая страховка, на случай чего. Здесь я ощущаю особенность. В этом парадоксальном мире, мне хотя бы любопытно.
– А за границами Охры только лишь заурядность?
– Разве теперь ты не того же мнения?
– Я не задумывалась. Мне здесь тошно, одно могу сказать.
Себастьян промолчал. Он снова принялся проверять вертолёт.
– Себастьян!
– Что такое?
– Почему мы так срочно летим домой? Почему Жеро аж ночью пошел за зверем? Мы не должны были оставаться здесь на ночь. Мы не доехали до Торсу. Что происходит?
– Узнай у Жеро.
– Я хочу узнать у тебя.
– Потому что он не говорит?
– Не спрашивала.
Себастьян просек, что я вру.
– Франка, послушай, я специалист теоретической географии и бывший военный лётчик, который служит гидом по Охре. Я зарабатываю тем, что перевожу с места на место, обеспечиваю безопасность передвижения наемщика. Я работаю с Жеро все три года, с нашей первой с ним экспедиции, и как ты понимаешь, не могу даже и намекать на разгадки. Если Жеро что-то и скрывает, то я тем более тебе не помогу. К тому же, я просто рабочая сила, со мной он и не секретничает.
– Хорошо. А если не трогая Жеро и его дела, я задам вопрос лично тебе и по ситуации?
– Хах, давай посмотрим.
– Мы должны были сегодня утром полететь в Торсу. Там же исследовательская станция?
– Да.
– Но мы улетаем домой. Почему?
– Давай попробую ответить.
Себастьян явно повеселел, выпрямился. Вот стоит человеку сказать, что он специалист, особенно в науке, то как-то он в моих глазах и выше и стройнее становится.
– Дала сбой новая система пилотирования. Вчера разбился двухпалубник, на шестой минуте из вылета с Вайоминга, 468 человек, прямо в гору.
– О боже.
– Больная система вошла в контакт со всеми пассажирскими устройствами. Через три часа потерял управление самолет шедший на посадку в Кейптаун АС240, следом ТМ42/7u, через десять минут HYPE-10, еще через пару JERSEY-B111. У всех причина одна – контроль системы над пилотом.
– Система направляла самолеты на убийство?
– Надеюсь, что это не так. Во всех случаях пилоты докладывали диспетчерам о невообразимой скорости, которую набирал самолет, поднимая нос.
– А причём тут наша спешка?
– Нужно успеть вылететь из Охры, пока европейское соглашение не закрыло небо. До получений адекватных сведений о состоянии пилотируемой системы, все полеты будут временно запрещены. А вот насколько это, временно, кто его знает. И нам, по-хорошему, нужно вылететь домой, пока указ не вступил в силу. Предположительно, у нас есть несколько часов.
– Погоди-ка, мы полетим на потенциально опасном самолете?
– Вероятность крушения один к тысячи.
– Меня больше волнует один, чем придает уверенности тысяча.
– А тебя не беспокоит, что ты можешь остаться здесь на месяц, два, полгода?
– Считаешь, лучше умереть?
– Я не считаю, что мы разобьемся. Все, баста! Я занят делом.
«Бесстрашие.
Откуда ты берёшься? Чем обусловлено?
Смелый человек, почему ты не боишься?
Может ли жирный шестилетка, любитель крема, знать что есть голод?
Смелость – достоинство или не знание?»
Профессор спит, убитого анеха нигде не видно. Я вышла на набережную. Никого. Склонилась на деревянное ограждение. Прозрачная вода, с циановым оттенком. Сливается с медным дном, с подвижной песчаной почвой. Кажется, будто небо отражает бирюзу канала. Но я то знаю, какая ты, красная атмосфера, на самом деле. Мареновая. Даже вода мертвая, хотя пытается казаться живой. Зачем? Мы знакомы с природой твоего рождения. Будь собой, рекой ты все равно не станешь.
«Чтобы войти в кондицию, мне хватило ста миллилитров. Вино на солнце в такую жару размазало меня таки неплохо. Волны пытаются вырезать выложить себе новый путь сквозь камни.
Несколько гостевых домов, в которых остановилась профессура или кто там еще. Все они слишком старые, для кокетства не годные. Поскорее бы отсюда. Вечером уже дома. А что если… Даже думать брось об этом! Я вернусь. Не может по-другому, не может. Только куда я, спрашивается, тороплюсь? Домой, жить? Или принять ванну? Н-да, Франка. Ординарная
