любое время, Михаил говорил.
Михаил взял трубку мгновенно, словно сидел с телефоном в обнимку и ждал, когда ему кто-нибудь позвонит. Вместо «алло» сказал «извините», – и сам рассмеялся даже раньше, чем Джини. Наконец спросил:
– У вас всё в порядке?
И Джини сквозь смех ответила:
– Теперь точно да!
– А раньше было не очень? – встревожился Михаил.
– Раньше тоже было отлично, – заверила его Джини. – Просто во дворе увидела странное. Очень странное! На самом деле, за гаражами, не во дворе. Высоченные башни, похожие на сморчки…
– Серьёзно? – перебил её Михаил. – Вы Куртовы башни видели? А мы кино смотрели, я всё пропустил. Жалко, это огромная редкость. За всё время, что Курт здесь живёт, всего-то четвёртый раз.
– Куртовы башни? – переспросила Джини.
– Да. Их наш Курт когда-то то ли придумал, то ли видел во сне, то ли сразу всё вместе. И теперь они у нас иногда появляются. Насколько я понял его объяснения на латыни вперемешку с немецким, башни это такие живые дома.
– Живые дома? – невольно содрогнулась Джини. – Ужас какой!
– Наоборот. Там отлично. Башни счастливы, когда в них кто-то живёт, а жильцам передаётся их настроение, от чего башни становятся ещё счастливее, такой получается круговорот. Ну, это если я правильно понял, что на самом деле не факт. Хотел бы я их исследовать! Хоть на пороге одной из них постоять. Но пока Куртовы башни появлялись совсем ненадолго. Буквально на пять минут.
– Сегодня примерно на десять-пятнадцать, – сказала Джини. – Я даже успела их нарисовать. Ну, насколько в темноте разглядела. Но хоть так.
– Вот это удача! – обрадовался Михаил. – Покажете?
– Покажу, конечно, – пообещала Джини. – Хотите, заходите ко мне завтра вечером. Или послезавтра, как вам больше нравится. Я уже привыкла, что в Литве в Рождество все сидят по домам.
– Да, у нас Рождество – семейный праздник, – согласился Михаил. – Поэтому в Сочельник мы всегда собираемся во дворе. И вы выходите ближе к полуночи. – И, спохватившись, добавил: – Если, конечно, у вас нет других планов на вечер. Я же вас заранее не предупредил!
– Если бы даже у меня были планы, я бы их отменила, – призналась Джини. – Любые, включая свадьбу, концерт Dead Can Dance и полёт на Луну.
– Спасибо! – обрадовался Михаил. Даже по телефону было понятно, что он улыбается, – Извините, пожалуйста, что приглашаю в последний момент. Просто забыл, что вы не знаете об этой нашей традиции. Месяца не прошло, как вы переехали, а нам с братом кажется, что вы здесь жили всегда.
Ладно, – подумала Джини, попрощавшись с лэндлордом и положив телефон в карман. – Значит подарки будут не новогодние, а рождественские. То-то я так спешила! Хорошо, что акрил сохнет мгновенно. И главное, ясно теперь, что для немца нашего рисовать.
Зима, шторбесс килану
Рисовала всю ночь, благо освещение в этой квартире было не хуже дневного; ладно, почти не хуже. Но фантастика всё равно. Уснула в пять, проснулась после полудня, совершенно как в старые времена, когда была настоящим, в смысле, вдохновенным художником. От всеобщего расписания Джини до сих пор не особо зависела, но рутинная, оплачиваемая работа у неё по ночам почему-то не шла. Сидишь, клюёшь носом, сажаешь ошибки, лучше уж ложиться пораньше и работать с утра. Но теперь-то, теперь-то, – восторженно думала Джини, стоя под душем, – я снова тру вдохновенный художник. Богема, бля!
Восемь картинок-подарков были, как оказалось, готовы. Вообще-то Джини планировала с утра посмотреть на них свежим взглядом и довести до ума, но свежий взгляд неожиданно одобрил работу и велел оставить, как есть. Теперь её грызли сомнения: а я никого не забыла? Это ещё можно исправить. Времени куча, и руки чешутся, им понравилось бесстрашно и безответственно рисовать. Считала, загибая пальцы: два Диоскура, Артур, Тома, Магда, Рута-лисичка, немец с грибными башнями, Фортунатас-миллионер. Восемь картинок на восемь квартир, моя девятая и последняя… Так, стоп. Диоскуры же, вроде, вместе живут. Получается, есть ещё кто-то. Или одна квартира в доме пустует? Обидно, если сосед останется без подарка только потому, что не успел попасться мне на глаза.
Решила позвонить Диоскурам, расспросить про число квартир и жильцов. Но Михаил успел первым и, многословно извинившись раз двадцать, что звонит так рано, сказал, что им с братом вот просто ужас как хочется, не дожидаясь вечера, увидеть, как у неё получились башни-грибы. Джини ответила: «приходите», – и бросилась прятать подарки. Чтобы вечером был сюрприз.
Диоскуры явились при полном параде. То есть, при полном параде был Юджин, одетый с иголочки, как для съёмок в британском детективном сериале, где ему досталась роль одного из гостей поместья – кепи, кашемировый шарф, твидовое пальто. А Михаил – ну, тоже в каком-то смысле нарядный. В летнем льняном костюме, закутанный в вызывающе розовый плед. Но вдумчиво насладиться их красотой лэндлорды Джини не дали. Михаил, ни разу не извинившись, спросил: «Вы уже видели?» – а Юджин скомандовал: «Гоу одмах [65] на балкон!»
Джини даже пальто не набросила, привыкла, что все мистические происшествия в этом дворе удачно дополняются нештатным контрабандным теплом. Но выскочив на балкон, натурально почти задохнулась, такой там был лютый мороз.
– Ужас какой! – наконец выдохнула она.
– Абсолютли, – подтвердил Юджин. – Није баш топло [66], бля.
– Зато красотища невероятная, – сказал Михаил, кутая Джини в плед, который она вчера здесь забыла. Молодец, что сообразил.
Плед не то чтобы сильно помог, но всё-таки с ним стало лучше. Настолько, что Джини смогла оглядеться и оценить красоту окружающего пейзажа. Так радикально этот двор ещё не менялся; собственно, двора вовсе не было, дом внезапно оказался посреди замёрзшего моря, его окружали застывшие волны причудливой формы, почти невозможно поверить, что это просто замороженная вода. Чуть поодаль стояли вмёрзшие в лёд ветхий стол и несколько стульев – всё, что осталось от их двора. Но самым поразительным было небо – разноцветное, яркое, словно там встретились радуга и северное сияние. И вместе зажгли.
– Это что вообще у нас происходит? – наконец спросила Джини. И не дожидаясь ответа, вздохнула: – Невозможно рисовать в такой холод. Но может быть, это видно в окно?
– Ово је [67], бля, шторбесс килану, – ответил Юджин таким тоном, словно диковинное название всё объясняет. А, понятно, шторбесс килану, чего тут не понимать.
– Конечно видно, – сказал Михаил. – У вас же все окна во двор выходят. Идите в тепло скорее! Не надо вам на морозе стоять.
Его слова вернули Джини способность двигаться, утраченную было от холода и неожиданности. Она пулей влетела в дом. Диоскуры за ней не последовали, остались любоваться