Нежность и ненависть - Карла Николь

Глава 47

Джэ

Церемония проходила на большом балконе с видом на озеро и горы. Все были так сдержаны и внимательны. Наряды напоминали мне сцену из фильма «Великий Гэтсби», о временах, когда всех гораздо больше заботило то, как они выглядят.

Джованни и Селлина искрились (не буквально), а их любовь и преданность друг другу, когда они произносили свои клятвы, заставили мое сердце трепетать. Зачитывание Харукой свидетельства было захватывающим. В документе были описаны поколения семей Селлины и Джованни, начиная с восемнадцатого века и до наших дней, создавая извилистую, легендарную историю о том, как эти две уникальные семьи сплелись навеки. Его сильный голос завораживал, казалось, будто все застыли во времени, даже не дыша, пока внимали каждому его слову.

К закату еда была подана и съедена, напитки подливались снова и снова. Я сижу под атриумом с Харукой, мы одни. Джуничи популярен. У меня было это ощущение, когда я искал его в Интернете, задолго до нашего первого настоящего свидания. И еще раз, когда я зашел в его мастерскую и увидел, как он красиво позирует на обложках многочисленных журналов. Но видеть это воочию – как вампиры окликают его через всю комнату или прерывают разговоры, чтобы увести его, восторгаясь последней знаменитостью или иконой, которую он одел, – впечатляюще.

Он все это время был со мной, ни разу не оставил меня одного, а когда кто-то брал его за руку и тащил за собой, он тут же хватал меня и тянул следом. Только когда Харука нашел нас и заверил Джуна, что мы не уйдем далеко, он отделился от меня.

Мы с Харукой снова на балконе, сидим в первом ряду пустых кресел с видом на теперь уже потемневшую воду. Она бесшумно движется в угасающем свете, солнце садится за затененные горы. Маленькие белые и желтые огни домов, расположенных на холмах, мерцают, их отражения ярко танцуют в воде. Небо представляет собой прохладный градиент темно-синего и нежно-желтого цветов.

Я делаю вдох, пытаясь ощутить спокойствие и красоту этой сцены как внутри своего тела, так и снаружи. Возможно, если я вдохну достаточно глубоко, то смогу удержать это ощущение и использовать его позже, когда оно мне понадобится.

– Как жизнь в английской деревне? – Спрашивает Харука, его голос каким-то образом идеально гармонирует со спокойной атмосферой, ксловно он поет колыбельную.

– Все нормально. Ни на что не жалуюсь.

Харука откидывается, чтобы устроиться поудобнее, скрещивает ноги и кладет руки на колени.

– Я тоже несколько лет жил в английской деревне.

– Да, я помню. Сидмут, верно? Вы сказали мне об этом в тот первый раз, когда я ужинал у вас дома.

– Верно. Когда я вспоминаю свой опыт, мне было далеко не «нормально». На самом деле, это было, откровенно говоря, жалкое существование. Но, возможно, ваши обстоятельства сильно отличаются от моих.

Я делаю паузу, мгновение переваривая эту мысль, размышляя о том, как я провожу свои дни – работаю, не ем, пью синтетическую кровь заводского производства, потом снова работаю. Иногда пла́чу на чердаке. Это, конечно, худшие дни. В лучшие дни я хожу к озеру… Но иногда я сижу там, смотрю на гладь и думаю, каково это – войти в него и, возможно, никогда не выйти обратно.

– Я был несчастен, – продолжает Харука. – Но я не осознавал, насколько был несчастен, пока кое-кто не подружился со мной. Оказалось, я ощущал себя так, будто сидел один в темной комнате, а потом вдруг включился свет. Внезапно я смог видеть, и больше невозможно было сидеть в темноте и одиночестве.

Я улыбаюсь.

– Нино?

Харука улыбается в ответ, его рубиновые глаза сверкают в окружающем мраке.

– Да. Это было непреднамеренно с его стороны, но он показал мне кое-что важное. Ну, много чего. Но в первую очередь то, что я не должен быть один, изолировать себя, пить кровь, непригодную для моих биологических потребностей, и в целом жить, страдая от недоедания. Я годами говорил себе, что меня устраивает такое существование, но когда я вспоминаю и позволяю своему разуму вернуться в то время… Я бы никому не пожелал такой жизни.

Я понимаю, что он говорит. Понимаю, но…

– Поэтому вы соединились с Нино?

– Нет. – Харука качает головой. – Не сразу. Сначала я вернулся домой. В свою общину.

– Но… не у всех это есть. Дом и община.

– У вас есть.

На этом я делаю паузу, потому что уверен, что это не так. У меня есть дом… и Одри, когда она не путешествует.

– С нами, Джэ. Ваша община и дом с нами.

– Это… это не совсем мой дом. Это дом Джуничи. Я просто как… друг, который пошел на вечеринку с кем-то, у кого есть настоящее приглашение. – Когда я встречаюсь взглядом с Харукой, он смотрит на меня как на сумасшедшего.

– Нет, – говорит он. – Это не так. Вы пробудились и переродились в моем королевстве. Мы с Нино помогли и вам и Джуничи пройти через это, поэтому мы чувствуем уникальное родство и ответственность за ваше благополучие и развитие. Я предполагал, что мы также разделяем уникальные товарищеские отношения благодаря нашим научным интересам и исследованиям. Возможно, я ошибался, и дружба была односторонней?

– Нет… нет, конечно, нет! Я ценю вас и Нино больше, чем могу выразить, я просто подумал… Мне не место тут после того, что случилось с Джуном.

– Вы принадлежите этому месту, независимо от ваших отношений с Джуничи. Вам всегда рады в нашем доме и обществе, но это ваш выбор.

– Спасибо, Харука. – Мои руки крепко сцеплены между бедер, пока я думаю о чем-то, что я изучал втайне, но безуспешно. Решаю рискнуть и спросить. – Есть ли… вампиры-психотерапевты? Я имею в виду профессионалов, с которыми я могу поговорить, и которые занимаются вампирскими делами? Я не смог никого найти ни в Бристоле, ни даже в Лондоне, а человек кажется мне дико неуместным.

– Есть. Но они редки – возможно, так же редки, как вампиры-врачи. Наша культура во