них полный порядок. А вожак их Всеслав — брат папаши Ратмира, того самого, которого ты завалил. У Всеслава с Ровниным сделка была на его счет, так что…
— Да я в курсе, слышал тогда их разговор. — Николай откинулся на спинку кресла и произнес: — Вот скорей бы уже. Надоел мне этот фон Швальве — сил нет. Куда ни ткнусь — везде он, и так уже полгода.
— Ничего, — успокоил его Михеев. — Скоро прищучим. Полагаю, еще до майских управимся.
Прошел день, второй, третий, а новостей от следопытов-волкодлаков никаких не поступало. Точнее, Ровнин никому ничего на этот счет не сообщал. И только в самом-самом конце апреля, в дождливый и сумрачный вечер, он собрал сотрудников в своем кабинете и с невероятно довольным видом сообщил им:
— Простите за банальность, но попалась рыбка в сети. Вычислили волчары лежку нашего германского друга. Так что собирайтесь, самое время с ним повидаться в последний раз. Вика, не забудь свое снадобье, без него нам там делать нечего.
— Какое снадобье? — тут же осведомилась Мезенцева. — Вы о чем?
— Наша основная цель не ханыга, в котором сейчас обитает душа фон Швальве, а его череп, — пояснил Олег Георгиевич. — Я же тебе про это уже рассказывал.
— Так я помню, — немного обиженно произнесла Женька. — У меня с памятью все в порядке. Характер — дрянь, я знаю. А память…
— Череп мало просто разбить, — вступила в разговор Вика. — Он по сути своей уже артефакт, как и черная книга этого господина, та, что в хранилище лежит. Такие штуки просто так не уничтожают, понимаешь? Для каких-то нужны специальные заклинания, для каких-то ритуалы или обряды. В нашем случае в ход нужно пустить зелье, которое я сварила еще недели две назад, им следует полить осколки костей. Растворит оно их без следа, будто тех и на свете не бывало. Причем можно даже не все осколки утилизировать, хотя бы несколько. Целостность структуры все равно будет нарушена, и душа фон Швальве отправится туда, где ей самое место.
— Раздай каждому по флакону, — велел ей Ровнин. — Кто знает, кому повезет до цели добраться. Тут наперед не изготовишься. Валентина, ты остаешься в здании за дежурную. Тетя Паша, ты с нами или как?
— Или как, — отозвалась уборщица. — Старая я для таких поездок. Да и не люблю я Басурманские склепы, у меня с ними плохие воспоминания связаны. Опять же, дождь на улице, у меня суставы ноют.
— Ну, как знаешь. — Ровнин выдвинул ящик стола, достал оттуда сначала нож, а после наплечную кобуру, в которой находился пистолет. — Может, оно и правильно.
— Батюшки! — всплеснула руками тетя Паша. — Ты чего это подарок Францева решил с собой прихватить? Чего не табельный? Да и на что тебе вообще там пистолет нужен? В кого пулять надумал?
— Ты же знаешь, я суеверен, — улыбнулся Олег Георгиевич, накидывая на плечи ремни кобуры. — А он всегда мне удачу приносит. Ясно, что бояться тут особо нечего, но очень не хочется эту тварь сегодня упустить.
Он достал пистолет, при первом же взгляде на который Николай испытал приступ жгучей зависти. Это был Smith Wesson 645.
— Надежная штука, — улыбнулся ему начальник, выбив из рукояти обойму, а после снова с щелчком вставив ее обратно. — Как ты понял, это не просто оружие, это подарок моего наставника. И вот что, Николай. Когда меня не станет, можешь забрать его себе на память. Говорю при свидетелях.
— Услышано, — неожиданно серьезно подтвердила тетя Паша, переглянувшись при этом с Михеевым.
— Хорошее оружие, — кивнул Николай. — Но лучше бы мне стать его владельцем как можно позже.
— Поддерживаю твою точку зрения, — согласился с ним Ровнин. — Паша, ты за рулем. Все, выдвигаемся через десять минут. И Женя, очень тебя прошу: сходи в туалет, чтобы потом, как третьего дня, не ныть о том, что ты ужас как «пи-пи» хочешь.
— Ну, Нифонтов, вот этого я тебе вообще никогда не прощу! — злобно зыркнула девушка на Николая и выскочила из кабинета.
— Я не рассказывал, — сказал ей вслед молодой человек и повернулся к Ровнину. — Олег Георгиевич, а вы как…
— У меня свои источники информации, — улыбнулся тот в усы. — И тоже давай иди собирайся!
Места последнего людского упокоения вообще в темноте выглядят мрачно, такая уж у них особенность. Но Иноверское кладбище в этом плане могло дать фору практически любому столичному погосту, в первую очередь за счет десятков мавзолеев и фамильных склепов, которые и днем нагоняют на людей опасливую тревогу, а также скульптур, расположенных на каждой третьей могиле. Поди пойми, что это произведение искусства, а не черный ангел, которой того и гляди сейчас взлетит. Да и дождь, который то стихал, то снова начинал лить с новой силой, веселья сотрудникам отдела не добавлял.
— Короче, он сейчас по кладбищу шарится, — коротко изложил диспозицию Ровнину плечистый парень в серой куртке, как видно один из соглядатаев. — Сейчас вон ту сторону обойдет, потом свернет к центральной аллее. Ну а после к себе вернется.
— А чего шарится-то? — как всегда, не смогла смолчать Женька. — С какой целью?
— Жратву ищет, — пояснил волкодлак. — Печеньки там, конфетки. Сюда народу на могилы родных немного ходит, но все же заглядывает то и дело кто-то.
— Шкурку ему подкармливать надо, а то она ослабеет, — добавил Ровнин. — Одним духом сыт не будешь. На это я, собственно, и рассчитывал.
— Минут двадцать у нас есть до его возвращения, — глянул на часы парень. — Пошли, а то припоздаем.
Пошли. Побежали! Волкодлаку было хорошо, он перекинулся в свой звериный облик и шустро припустил по узеньким кладбищенским дорожкам, которые за это время неплохо изучил. А вот людям пришлось куда сложнее, им нужно было не отстать от сливающегося с ночной темнотой зверя, лавировать между местными достопримечательностями, пытаться не наткнуться на колья оград, да еще и ноги у них то и дело скользили по размокшей от дождя земле.
Ба-а-ам-дзы-ы-ынь!
— Ой, блин! Чуть не навернулась! — пискнула Мезенцева. — Это чего такое? Колокол?
— Кандалы, — на ходу ответил ей Ровнин. — Дело к полуночи идет, а ночь сегодня дождливая, вот они и проснулись.
— Какие кандалы?
— Где-то вон там находится могила Федора Гааза, врача и филантропа. Он всю жизнь боролся за смягчение условий содержания для заключенных в целом и полную отмену кандалов в частности, в чем изрядно преуспел. Ну, а как помер, то ему последний приют кандалами и декорировали. Теперь по дождливым ночам они звенят как оглашенные. Да вон, сами слышите.
— Но почему именно в такую погоду они наяривают?
— Понятия не имею, — поморщился Ровнин. —
