богаты, приютят авось. А братьев помещу в местный монастырь, там им и постель дадут, и стол, нечего деньги на ветер кидать.
«Да, – думал Волков, – с этим монахом не забалуешь! Уж этот жареных поросят есть не станет, не отец Иона покойный».
– Но то после, – продолжал брат Илларион, – а сейчас у меня к вам разговор, и такой, что лучше бы нас никто не слышал больше.
Это кавалеру сразу не понравилось, и как оказалось, предчувствие его не обмануло.
Волков и брат Илларион уселись в покоях Волкова за стол, Ёган принес им вина, и пока монах удивленно оглядывал окружающую его роскошь, кавалер все пытался угадать, о чем пойдет речь. Долго ему терзаться не пришлось, казначей его Высокопреосвященства отпил вина, поболтал его в стакане, поглядел через него на свет и сказал:
– А неплохо живут рыцари божьи. – Еще чуть помолчал и начал: – Вы как уехали из Ланна, так и хорошо вам, а нунций папский нашего сеньора изводит ежедневно. Видит он в вас угрозу Матери Церкви, о чем и говорит непрестанно. Говорит, что вы грабитель храмов, хуже, чем еретики. Да еще требует вернуть раку, что вы из кафедрального собора Фёренбурга увезли. Извел уже архиепископа своими стенаниями и укорами. Требует вас изловить. И наказать примерно.
Да, приятного в словах аббата было мало. И кавалер продолжал слушать.
– Да только знаем мы, что это все вздор, – продолжал брат Илларион, – не за тем он у нас сидит всю зиму. Хочет он папскую десятину, говорит, что мы Святому Престолу с прошлого лета не шлем серебра. – Аббат чуть придвинулся и усмехнулся лукаво: – И то верно, не шлем. Потому как нету и до лета не будет.
Волков начинал понимать, куда клонит казначей архиепископа, но все еще не догадывался, чем это закончится для него. Он думал, что речь пойдет об имуществе ведьм и всех, кто с ними знался, а оказалось еще хуже.
– Думаете: а что же от меня нужно этому монаху? – смеялся брат Илларион. – Я скажу вам. Божьим промыслом известно стало нам, что у бургомистра вы изъяли сундук серебра. И то малый сундук, а в приюте для женщин так и вовсе большой нашли. Все себе взяли.
Волков опешил, едва сил хватило, чтобы рта как дураку не раскрыть, но вот не ерзать на стуле и не теребить стакан он не мог, а монах видел все да усмехался:
– Полноте вам. Вы же умный человек и понимали, что вам его не оставят. То не ваше, обер-прокурор да казначеи герцога все одно забрали бы все у вас. А так Матерь наша Церковь себе в помощь возьмет.
Все это было говорено так, словно и не просит монах ни о чем, а просто объясняет, почему серебро забирает. Сказано тебе, деньги не твои, а церкви, и смирись на том. Вот и все.
Волков помрачнел, а брат Илларион продолжал, говорил так, словно дело уже решено:
– Серебро посчитаем, если не хватит – все одно отвезем нунцию, авось угомонится, не так рьян будет. Остальное возьмем с имущества ведьм, надобно ему, алчному, тридцать тысяч собрать, и тогда дело ваше будет закрыто. А как нунций уедет, в город Фёренбург синьор наш пошлет своего человека, там епископская кафедра свободна. Без нунция оспаривать нашу кандидатуру некому будет. А как там наш епископ станет, так и решит он ваш вопрос.
Спорить было бессмысленно. Кавалер только и сказал:
– У меня сто шестьдесят шесть человек на содержании, не считая моих людей.
– Так возьмете сто талеров, – милостиво согласился казначей Его Высокопреосвященства.
– Сто шестьдесят шесть человек, среди них три офицера и восемь сержантов, – требовательно выговаривал Волков. – Триста монет мне на месяц нужно.
– И двухсот довольно будет, – твердо отвечал аббат. – Скажите, чтобы умерили алчность.
Так сказал, что и не поспоришь с ним.
– Хотите взглянуть на серебро? – спросил Волков, уже попрощавшись с ним.
– Всю жизнь на него гляжу, – отвечал монах-кардинал, вставая, – век бы его не видеть. Я братьев своих пришлю, пусть они смотрят.
Шестеро пришедших монахов были ловки на удивление. Тут же, в покоях, рассыпали серебро на большие рогожи, раскидали монеты мелкие к мелким, большие к большим, старые в отдельную кучу. Считали его проворно, в мешки складывали, сургучом запечатывали. Ёган, Сыч и Волков оглянуться не успели, как все уже посчитано было, сложено, веревками обвязано, сургучом залито. Монахи кланялись и ушли, даже сундуки не оставили, с собой уволокли.
– Какие же проворные до денег люди! – восхищался Ёган.
– Попы, одно слово, – вздыхал Сыч. – По проворству до денег они даже проворнее менял будут.
А последний монах, старший среди них, выложил перед Волковым кошель с деньгами и бумагу, просил расписаться. Оказалось, что это расписка о получении двух сотен талеров. Кавалер мрачнее тучи был, ставя подпись. Смешно, с него требовали расписку за то, что он получил жалкую часть из денег, которые он уже считал своими.
– А сколько же всего денег было? – спросил он у монаха, который прятал расписку в кожаную сумку для бумаг.
– Двенадцать тысяч шестьсот сорок два талера разными монетами, – сообщил тот. И ушел.
Кавалер же погрузился в траур. Пришел в себя и заорал:
– Ёган, а ну зови монаха нашего.
Ёган бегом кинулся из покоев, и вскоре перепуганный брат Ипполит стоял перед кавалером.
– Ты кому-нибудь пишешь? – Волков едва разжимал зубы от злости.
– Письма? – спросил юный монах.
– Письма.
– Только настоятелю Деррингхофского монастыря. Отец Матвей духовник мой. И как…
– Про деньги ему писал?
– Про деньги? – удивился брат Ипполит.
– Про деньги, про серебро.
– Нет, а зачем же?
– Не писал? – злился Волков. – Точно?
– Душой своей бессмертной клянусь, и не надобно отцу Матвею про то знать, не интересно ему, – убеждал кавалера монах.
– Ступай, – сказал Волков.
– Господин, – не ушел брат Ипполит, – бумаги, те, что из казначейства города прислали, их подписать нужно.
Он выложил счета, которые вчера Волков подписывать побоялся. Теперь, после приезда трибунала, он уже не был самозванцем. Еще раз просмотрев счета и подписав их, произнес:
– Этого всего мало будет, пусть городской совет еще денег дает, у нас теперь не только в тюрьме людишки сидят, но и на барже. Всех кормить нужно, всем палачи нужны.
Монах сел писать бумагу, а кавалер сидел рядом, все еще мрачный, и думал о том, как попы узнали про его деньги. А тут его Ёган позвал:
– Господин, идите поглядеть, тут нашел я кое-что.
– Не до тебя, – холодно сказал Волков.
– Да идите, взгляните, – настаивал Ёган. – Авось получшеет вам.
Удивленный такой настойчивостью слуги, Волков встал и
