равно придется много ездить в город и Лос-Анджелес по работе, но нет закона, обязывающего жить на Манхэттене. Мы могли бы жить здесь постоянно. Сделать это место нашим домом.
Дом.
Мне понравилось, как это звучит.
Не имело значения, что дом у озера формально принадлежал моей тете и матери. Или что восточный Вермонт был довольно далеко от Манхэттена, не говоря уже о том, как далеко от Лос-Анджелеса, где Лен проводил так много времени. Идея привлекала меня. Как и Лен, я жаждала жизни вдали от нашей повседневной рутины.
– Дай подумать, – сказала я.
Но шанса подумать у меня не было. Через неделю Лен умер.
Кстати, это «Шестой Шаг».
«Пусть ваш муж умрет во время отпуска».
В то утро, когда это случилось, меня вытащил из постели голос Эли, стучащего в входную дверь. Прежде чем открыть ее, я посмотрела на часы в холле. Семь утра. Слишком рано для него, чтобы нанести соседский визит.
Что-то случилось.
– Твоя лодка оторвалась, – объявил Эли. – Проснулся и увидел, как она дрейфует по озеру. Думаю, ты не правильно ее завязала.
– Она все еще там? – спросила я.
– Нет. Я отбуксировал ее в свой док. Могу привести ее тебе. – Эли оглядел меня, заметив мою ночную рубашку и наспех накинутый халат. – Или пусть Лен плывет со мной.
Лен.
Его не было в постели, когда я проснулась. В доме его тоже не было. Эли и я обыскали дом вдоль и поперек, выкрикивая его имя. Его не было нигде. Он ушел.
– Как ты думаешь, он мог выйти на утреннюю пробежку или что-то в этом роде?
– Лен не бегает, – сказала я. – Он плавает.
Мы оба посмотрели на озеро, мерцающее за высокими окнами гостиной. Вода была спокойной. И вокруг никого и ничего. Я не могла даже представить себе нашу лодку, не пришвартованную, бесцельно дрейфующую по воде. Пусто.
Эли тоже представил себе это, потому что следующее, что он сказал, было:
– Ты не знаешь, была ли у Лена какая-то причина брать лодку сегодня утром?
– Некоторые дни… – Я сделала паузу, чтобы проглотить комок беспокойства, который внезапно застрял у меня в горле. – Иногда по утрам он ходит на рыбалку.
Эли знал это. Он видел Лена на воде в этой дурацкой рыбацкой шапке и с отвратительными сигарами, которые, как он утверждал, отпугивали комаров. Иногда они вдвоем даже рыбачили вместе.
– Ты видела, как он уходил сегодня утром? – Эли еще раз взглянул на мое постельное белье и опухшие глаза, справедливо решив, что именно из-за него я встала с постели. – Или может быть слышала?
Я ответила коротким, испуганным качанием головы.
– И он не сказал тебе прошлой ночью, что собирается порыбачить?
– Нет, – ответила я. – Но он не всегда говорит мне. Особенно, если он думает, что я просплю несколько часов. Иногда он просто уходит.
Взгляд Эли вернулся к пустому озеру. Когда он снова заговорил, его голос был прерывистым, осторожным.
– Когда я буксировал твою лодку, я увидел внутри коробку для удочек и снастей. Лен не всегда держит их там, не так ли?
– Нет, – сказала я. – Он держит их…
В подвале. Вот что я хотела сказать. Вместо этого я пошла туда, вниз по шатким ступеням к тому, что технически является первым уровнем дома у озера, но используется как подвал, потому что он встроен в крутой склон холма, спускающегося к воде. Эли последовал за мной. Мимо комнаты с печью и водонагревателем. Мимо стола для пинг-понга, который в последний раз использовался в девяностых. Мимо лыж на стене и коньков в углу. Я остановилась.
Флигель.
Место, куда мы с Леном входили и выходили после купания и катания на лодке через старую синюю дверь, которое было частью дома с самого начала. Там есть старая раковина и длинная деревянная вешалка, на которой висят куртки, толстовки и шапки.
Чего-то не было.
Рыбацкая шапка Лена – гибкая и вонючая, армейского зеленого цвета – отсутствовала.
Кроме того, полка, на которой должны были стоять его коробка для снастей и удочка, была пуста, а скрипучая синяя дверь, ведущая наружу, была приоткрыта.
Я сдавленно всхлипнула, заставив Эли оттолкнуть меня от двери, словно это был изуродованный труп. Он схватил меня за плечи, посмотрел мне в глаза и сказал:
– Я думаю, мы могли бы вызвать полицию.
Эли сделал вызов. Он сделал все, если честно. Он даже собрал соседей, Фицджеральдов с его стороны озера и Митчеллов с моей, чтобы сформировать поисковую группу.
И именно он, в конце концов, нашел Лена после десяти утра.
Эли первым обнаружил его шляпу, плавающую, как кувшинка, в нескольких ярдах от берега. Он пошел за ней вброд, а когда повернулся, чтобы вернуться на сушу, то заметил Лена в сотне ярдов от себя, выброшенного на берег, как жертву кораблекрушения.
Других подробностей не знаю. Ни Эли, ни полиция не сказали мне, где именно нашли моего мужа, а я не спрашивала. Лучше бы я не знала. Кроме того, это не имело особого значения. Лен же был уже мертв.
Задав мне несколько вопросов, полиция довольно быстро во всем разобралась. Лен, который всегда рано вставал на озере, проснулся, сварил кофе и решил порыбачить.
В какой-то момент он выпал за борт, хотя представители закона не могли сказать мне, как, почему и когда. Вскрытие обнаружило в его организме алкоголь – мы выпивали прошлой ночью – и большую дозу антигистаминного препарата, который Лен принял от аллергии, предполагая, что он принял двойную дозу перед тем, как выйти на улицу тем утром. Все, что знал судмедэксперт, это то, что он упал в воду и утонул, оставив после себя лодку, ящик для снастей и удочку, а также термос с еще теплым кофе.
Меня оставили.
В тридцать пять лет я овдовела.
Ну, вот, после этого остается только один, «Последний Шаг».
Несчастливый номер семь.
«Провал».
Мое возвращение
