грязные грызуны! — вересковая богиня металась по пустошам и яростно била львиным хвостом по бокам. — Им нет здесь места!
— Но в нашей стране принято верить во многих богов, — попыталась успокоить ее Беата, — наше влияние велико, один священник ничего не изменит. Почему бы не оставить его в покое, раз Морланд уже наш?
Калунна обернулась к ней.
— Когда-то я позволяла ставить иные алтари, кроме моих, и подкармливать мелких, безвредных божков объедками с моего стола. Они были почтительны и не мешали мне. Но когда на мои земли явились захватчики, эти ничтожества тут же сдались и согласились стать демонами, лишь бы он сохранил им жизнь! Предатели! Даже не попытались защитить наш общий дом! Никогда их не прощу! Теперь в моих землях будут верить только в меня, а крысы будут уничтожены! Разберись со священником! Ты — моя главная жрица, это твоя обязанность!
Ее голос все сильнее походил на рычание, а черты лица поплыли, вытягиваясь в львиную морду.
Беата глубоко вздохнула и поклонилась, подавляя дрожь.
— Да, о Калунна. Я избавлюсь от него.
Отец Вирджил не понимал, куда приехал. Его нужно было отправить из Морланда как можно скорее. Ведь уже в воскресенье за ним гарантированно придет призрачный пес, наказывая за неуважение, проявленное к вересковой богине.
Отец Вирджил был искренне рад ее видеть. Правда, взгляд его вспыхнул радостью, когда он разглядел в ее руках коробочку фирменных пирожных из лучшей кондитерской Морланда, а до того выражал лишь вежливый интерес.
— Проходите, проходите, дорогая моя! Я как раз вскипятил чайник. Очень мило с вашей стороны принести мне сладостей: люблю их, водится за мной такой грешок! Ммм, потрясающий вкус! Где вы их купили?
— На улице Вестфор, там полно кондитерских. Как устроились?
— Замечательно, — отец Вирджил разлил чай по чашкам и протянул одну из них Беате, — тут есть все, что нужно для скромной жизни священника. И даже больше. Представляете, я обнаружил в церкви отличный ковер и жаровню! Видимо, кто-то решил пожертвовать их нашему храму. Правда, оставили их прямо перед алтарем, и пришлось перенести дары в кладовку.
Беата натянуто улыбнулась. Ладно, хоть не придется искать их во время следующего ритуала.
— Отец Вирджил, а кто вы для Александра? Родственник? Вы как-то на удивление спокойно приняли тот факт, что он нарушил целибат и отрекся от вашей веры. Его семья, вроде бы, была в ярости.
— Вера — дело добровольное. Алекс рос в моем приходе, и я учил его читать, писать и считать, готовя к семинарии. Он любил приходить ко мне и задавать множество вопросов о мироустройстве и справедливости. У нас всегда были хорошие отношения. Я часто замечал, что Алексу не хватает родительского внимания: многодетная семья требует постоянного труда для обеспечения, сами понимаете. И я пытался восполнить это, дать одинокому ребенку немного тепла и заботы. Научить его морали и состраданию. Алекс всегда очень ценил это и проявлял старание в обучении, — отец Вирджил стал серьезным, — он очень страстный и пылкий юноша, готовый нести свет веры и бороться с несправедливостью. Его зря отправили в тихий Морланд, ему нужно было дело посерьезнее. Неудивительно, что он заскучал и поддался искушению. Я не могу его судить за это.
Беата улыбнулась.
— Я тоже занимаюсь наставничеством для трех сирот, принятых в культ Калунны.
— И это многое говорит о вас. Сироты нуждаются в заботе церкви не меньше, а больше других людей, ведь только чужая доброта у них и есть. Скажите, а не стал ли я невольно причиной вашей семейной ссоры с мужем? — неожиданно спросил отец Вирджил. — Он был настроен резко против меня. Не рассердится ли он, узнав, что вы угощаете меня столь восхитительными пирожными?
Беата покачала головой.
— Прошу, не судите Джеральда по первому впечатлению: он бывает несколько резким и колючим, но в целом — хороший человек. И мы не ссоримся по пустякам.
— Славно. А вот Алексу я, кажется, несколько подпортил его… семейную жизнь. Он познакомил меня со своей возлюбленной. Голди очень милая девушка, но недобрая. И я ей очень сильно не понравился.
Беата удивленно приподняла брови.
Была ли Голди доброй, доподлинно не знал никто, но она точно умела производить приятное впечатление на людей.
— Как же это вышло? Мне кажется, вы очень обаятельный человек.
— Благодарю вас, — отец Вирджил улыбнулся, но затем помрачнел. — Видите ли, я хотел узнать, насколько серьезные у них отношения, и расспросил о планах на будущее. Собираются ли они пожениться и завести детей? И почему до сих пор этого не сделали? Они ведь вместе почти год, а ведьмы вовсе не противницы брака. Каюсь, я даже привел вас в пример. Алекс тут же устыдился и изъявил желание заключить с Голди брак, доказывая серьезность своих чувств. Но вот она… Если бы взглядом можно было сжечь, я бы превратился в кучку пепла. Очаровательная Голди не хочет замуж за него. И я беспокоюсь, что она разобьет Алексу сердце.
— Им немногим больше двадцати лет, а Голди сейчас делает карьеру. Ей просто рано, — успокоила его Беата.
— Надеюсь, что дело в этом. Алекс отрекся ради нее от всего: от веры, от семьи, от положения. За любовь можно заплатить многим, но простая похоть того не стоит, — серьезно ответил отец Вирджил, — хорошо бы вы повлияли на нее в нужную сторону. И рассказали, что двум любящим друг друга людям не стоит бояться брака.
Беата рассмеялась.
— О, нет, мне хватает моих воспитанниц! Голди — взрослая девочка, а Александр — не ребенок. Они сами разберутся.
Отец Вирджил вздохнул.
— Что ж, я займусь этим сам. Алексу определенно требуется поддержка в его ситуации.
Беата помолчала.
— Отец Вирджил, мне крайне неловко это говорить, но я пришла сюда не только выпить чаю. Боюсь, вам придется покинуть Морланд.
— Почему?
— Потому что теперь этот город находится под влиянием культа Калунны, а она не любит конкурентов.
Отец Вирджил удивленно приподнял брови.
— Но религии в нашей стране всегда мирно уживались рядом. Я не доставлю вам неприятностей.
— Увы, доставите. Я потратила много сил, чтобы все жители Морланда поклонялись именно Калунне. И я помню, как паства Александра требовала остановить нас. Ваши прихожане потребуют от вас того же.
— Я объясню им, что во вражде нет никакого смысла. Госпожа Хоффман, я не могу и не хочу уезжать отсюда. Люди должны иметь выбор, в чью церковь им идти. Вы не можете запретить им этого.
Беата тоскливо подумала, что не просто может, но обязана это
