— Добрыня! — крикнул Бурик, — Мы ждем тебя в столовой. Это прямо по коридору, ты найдешь.
— Ладно… — крикнул Добрыня издалека.
В столовой на шведском столе остался только салат: разнообразные овощи вперемежку с крупными зелеными листьями.
— Ну вот, — огорчился Бурик. — И пожрать нечего.
— Ничего, — сказал Антонио. — Мы просто не вовремя пришли. Но ведь можно и это поесть?
— Можно, конечно…
Он поставил на поднос две тарелки, наполнил их из металлических лотков, отдавая предпочтение зеленым салатным листьям, и отнес к дальнему столику. Мальчишки сели друг напротив друга и принялись с удовольствием уплетать салат. Овощи были вкусными, а зеленые листья весело хрустели. Было хорошо.
— Интересно… хрум-хрум… о чем там Добрыню, хрум-хрум, будут спрашивать? — поинтересовался Антонио.
— Так это ведь… хрум-хрум… и ежу понятно — будут… хрум-хрум-хрум… уговаривать его повлиять на меня. Чтобы я, хрум-хрум, отдал тебе этот свой дурацкий дар.
Антонио сразу прекратил жевать.
— Почему дурацкий? — настороженно спросил он.
— Так от него же… хрум-хрум… одни только неприятности.
Антонио молчал.
— Эй, ты чего, обиделся?
— Нет-нет, что ты! Совсем нет! Ты только не подумай, что я… что мне… твой дар…
Бурик понял, что сказал что-то не то, и очень рассердился на себя.
— Ничего… Мы что-нибудь придумаем. Веришь?
— Хрум, — сказал Антонио. — Наверное, верю.
Бурик посмотрел на недоеденный салат и отодвинул тарелку. Есть больше не хотелось. Антонио взял из своей тарелки небольшой зеленый лист, последний раз сказал «хрум-хрум» и поставил обе тарелки на поднос.
— Что-то Добрыни давно нет, — сказал он. — Пойдем, поищем его?
— Давай.
— Вы давно дружите? — спросил Антонио, когда они вышли в коридор.
— Да нет, месяца два, — ответил Бурик. — Но теперь мне кажется, что всю жизнь.
Антонио еле заметно вздохнул.
— Хорошо вам. Мне бы так…
— Как «так»? — не понял Бурик.
— Ну вот так, как у вас…
Бурик остановился и непонимающе уставился на Антонио.
— Я… — было видно, что Антонио старательно подбирал слова. — Ты мне обязательно скажи, если вдруг я начну мешать вам.
Бурик положил руку на плечо Антонио.
— Глупый. Как ты можешь мешать? Что ты говоришь? Добрыня — мой друг. И ты — мой друг. Ты обязательно подружишься с Добрыней. Знаешь, какой он замечательный!
— Не то, что я, — грустно отозвался Антонио.
Бурик посмотрел на него и подумал: «Ну что мне с тобой делать!» А вслух сказал:
— Пошли. Все будет хорошо.
В коридоре Антонио посмотрел по сторонам.
— Я что-то не могу вспомнить, где кабинет Магистра.
— Кажется, там, — Бурик махнул рукой в левую сторону. — Пошли.
Но дойти до кабинета Магистра им не пришлось — где-то поблизости раздался знакомый голос.
— Ты! Мутота бородатая!! — кричал знакомый голос.
Бурик и Антонио бросились на этот крик. Рванули дверь. Их взору предстала обширная комната, заставленная разнообразной аппаратурой. В углу светился экран компьютера. На столе стоял телефонный аппарат, рядом на проводе безжизненно болталась телефонная трубка.
Оказалось, что, покинув кабинет Магистра, Добрыня направился не в столовую, где его ждали ребята, а в коммуникационную пультовую, которую заприметил, когда его вели на переговоры, — из любопытства он заглянул в одну из приоткрытых дверей и краем глаза углядел несколько телефонных аппаратов. Трезво рассудив, что один из них должен непременно оказаться городским, Добрыня решил зайти и позвонить Вовке — раз уж не удалось воспользоваться интернетом. Добрыне повезло — в пультовой не оказалось ни души. Впрочем, это было неудивительно — подобные службы в Контуре работали в автоматическом режиме, а «продвинутость» попавших в него подростков предусмотреть было некому.
Джузеппе, которому было получено пасти всю эту непредусмотренную молодежь, хватился Добрыни, когда тот уже вовсю набирал: 007–095 и номер вовкиного мобильного. Этой нехитрой последовательности его научил Стас во время вечерней беседы «ни о чем» у Вовки дома. Джузеппе вбежал в пультовую и попытался урезонить обнаглевшего мальчишку, жестами объясняя, что это местный телефон, а связь с внешним миром для пленников не предусмотрена. При этом фамильярно потрепал его по щеке. На это атавистическое средиземноморское «все бамбини до тринадцати лет включительно суть ангелы» Добрыня отреагировал, как ему показалось, совершенно адекватно. Он мобилизовал весь свой разговорный английский и, взмахнув длинными тощими руками, выронил телефонную трубку и сообщил Джузеппе, что тот — абсолютный шит. И что он, Добрыня, его фак. И вообще, старина Джузеппе может кисс его, Добрыню, непосредственно в эсс. Джузеппе в ответ на это неожиданное проявление национальной гордости великороссов изошел длинной итальянской тирадой и попробовал схватить малолетнего грубияна хотя бы за ухо. За этим безуспешным занятием Бурик с Антонио его и застали.
— Привет, Джузеппе! — крикнул Бурик. — Пойди и найди себе какого-нибудь другого Буратино — этот носом не вышел! Добрыня, ты чего это здесь?..
— Да я в Москву хотел позвонить, а тут этот козел как прицепится!
— Он хам! — громко возмущался оскорбленный в лучших чувствах итальянец. — Вы все хамы! Мне еще никогда так не хамили!!
Бурик принялся переводить.
— А чё сразу за ухо! — наступал в ответ Добрыня — У меня чё, казенное ухо, да?
— Незачем трубки хватать, где не положено!
— А на ней не написано, положено или нет! — вступился Бурик за друга в тех же скандальных интонациях. — А было бы написано, так он по-итальянски не читает! И нечего орать на него, понял?!!
— Нет, вы только посмотрите на этих прихлебал!! — кричал Джузеппе. Бурик перевел сказанное в тех же интонациях.
— Да?! — взвился Добрыня. — А мы к вам сюда в нахлебники не просились! Пожалуйста, хоть завтра покинем это ваше стойло!
— Пожалуйста, прекратите ругаться!! — громко взывал Антонио, пытаясь перекричать всю компанию. — Успокойтесь!!!
— Завтра?! — взвился Бурик.
— Нет, мы его сегодня покинем! Сейчас же!! Где выход? Выход где, мутота бородатая!! — зная, что Джузеппе не понимает по-русски, Добрыня не стеснялся в выражениях, чем несказанно веселил Бурика. — Сейчас в рожу вцеплюсь!
— Это неслыханно! — не унимался Джузеппе.
— Мало не покажется! — не отставал от него Добрыня.
В комнату периодически заглядывали перепуганные служащие центра «Чизанелли» — скандалы были здесь нечастым явлением, потому всегда наводили ужас на дисциплинированный, до предела вышколенный персонал.
