ешь, что хочешь и сколько — не стесняйся. Всё запишут на счёт администрации. Лично Бегемот подсуетился — гордись.
— А помыться где?
— Мыться в подвале — уж сама понимаешь, в нашем климате жидкая вода — дело сложное. Проще её держать поближе к котельным. Так что туда ходи. Только смотри не перепутай, тут у нас душевые и для мужчин и для женщин.
— А баня?
— Баня… — фыркнула Валентина, открывая двери в «апартаменты» Елены. — Баня для ребят дело святое — у нас обычай есть — если с полевых работ кто возвращается, то первым делом — в баню идёт, да сидит там, в жаре и паре, пока дочиста не отмоется. Ну и конечно — самое важное — нельзя носить в тундре ту же одежду, в которой ходишь в поселении. Это тоже такая примета.
Елена вспомнила, что абсолютно все жители поселения, кроме собственно самих туземцев, носили тут довольно необычную одежду — чистые ватники, шубы, жилетки из меха.
Войдя в комнату, Елена осмотрелась.
Комната была нежилой — в ней ощущался некий дух одиночества и тлена, что часто сопровождает пустые дома, в которых долгое время никто не живёт. Несмотря на то, что тут было тепло, стены и пол были прохладными — не успевшими прогреться, несмотря на пущенное отопление.
Из мебели тут был стол, пара стульев и четыре кровати, с четырьмя тумбочками. На кроватях лежал багаж Елены — упакованный в ящики «Оранг» и пара сумок с личными вещами.
— Вот тут и будешь жить. Не боишься одиночества?
— Нет. Не боюсь, — Елена подошла к одному из окон и потрогала стекло, на которое были наклеены полоски бумаги. — Это для чего?
— Там у нас, за вон тем насыпным холмом, бункер, где мы взрывчатку храним. Однако лет восемь назад при погрузке ящик динамита жахнул — все стёкла повыбивало. Пока вставляли, пока то да сё — куча времени прошла. С той поры мы и начали клеить бумагу на стёкла. В Ленинграде такое хорошо защищало от взрывной волны.
— Знаю, я такое видела, — Елена потрогала стекло. — Что-ж, вижу моё оборудование сюда доставили, и свет провели.
— Это да. У нас тут электричество не экономят, но все, же смотри… если что, то свечи вот… — Валентина положила на кровать завёрнутые в газету свечи.
Елена раскрыла одну из сумок и стала снимать с себя «Айзек» — тепло он тоже хорошо экранировал, но все, же щеголять в нём было бы не совсем умно — в определённом плане здешние жители правы — для работы должна быть одна одежда, для повседневной жизни и отдыха — другая.
…Валентина немного растерялась, когда Елена спокойно начала раздеваться прямо при ней — хоть и женщина, но все, же незнакомый человек…
Однако затем пришёл черёд удивляться ещё больше — под своим странным комбинезоном из серо-зелёной ткани, с капюшоном и странной маской, Елена не носила ничего.
Осторожно освободившись от комбинезона, Елена, прямо голышом, подошла к сумке и стала рыться в ней.
В этот момент Валентина и сумела её рассмотреть, как следует.
Первое, что бросалось в глаза, была необычайная худощавость девушки — ни капли жира или лишних мускул — не человек, а ожившая статуя, работы искусного скульптора. Единственное что выбивалось из общей картины — хорошо различимые под кожей рёбра Елены. Это единственное, что портило её красивое тело.
Грудь у Елены была не очень большой, но на удивление упругой — признак ни разу не рожавшей женщины. Обычно после кормления ребёнка груди хоть чуть-чуть, но обвисают, уж это Валентина знала не понаслышке.
Тело Елены не имело ни единого шрама или родинки — если не считать странных шрамов в районе почек — три белёсых полоски странного вида, больше похожих на уколы огромной иглы.
— А что вы думаете о том, что случилось? — Елена стала неторопливо одеваться. — Если, так можно сказать, без протокола? Наверняка же думали над этим жутковатым происшествием. И побольше моего.
— Думала, да, — кивнула Валентина. — Но тут ничего не могу придумать. Кроме разве что…
Елена повернула голову к Валентине.
Женщине на минуту показалось, что глаза Елены вспыхнули каким-то призрачным сиянием — скорее всего отражение Луны, что привольно расположилась на небосклоне.
— Что? — поинтересовалась девушка, влезая в чёрные брюки.
— Эти погибшие… Не похожи они были на археологов… Я ведь навидалась этого учёного брата, когда Иннокентий им тут позволил работы вести. Понимаешь, те ребята — палеонтологи и зоологи, что тут работали, они хоть и были суровыми, крепкими ребятами, но они были ДРУГИМИ. От них… — Валентина пощёлкала пальцами, — …исходила какая-то волна учёности. В общем, они давали понять, что у них мозги имеются. Они даже вели себя не так как большинство здешнего люда. Ну, они были как Семиазас — то есть Серафим. Ты ведь его видела? Серафим интеллигент — хоть и может выдрать человека из когтей белого медведя и трое суток тащить на себе через всю тундру…. Однако при всём этом он именно что интеллигент — то как он разговаривает, общается и смотрит на тебя.
Елена залезла в обычные женские брюки (конечно обычные только для простого человека — всё что шили или изготовляли в Биоинституте — простым не бывало).
— А эти люди — кто они были?
— А вот те были странные — они на тебя смотрели как то свысока. Как звери… Скажу так — так на меня смотрели уголовники.
Елена спокойно застегнула брюки и натянула свитер.
— Считаете, что это были никакие не археологи и не поисковики? Почему? Те, кто сидел в тюрьме или зоне, часто приходят сюда, чтобы тут работать и оставить груз грехов за спиной.
— Этих-то я насмотрелась досыта. Но скажу так — эти парни ничуть на раскаявшихся не походили. Они были иными. Ох, совсем иными… — Валентина посмотрела в окно. — Не всё с ними хорошо. Вот те крест.
— Что-ж. это хорошие сведения, — проговорила Елена. — Благодарю за помощь. Пойдёмте ужинать…
…Столовая была огромным помещением, с кучей столов, стульев. Одну из стен украшала богатая коллекция черепов и даже чучел голов разных зверей. Пол тут был изрядно затоптан десятками ног, да и аромат столовой стоял тот самый, который не перепутаешь ни с чем.
Елена взяла поднос и внимательно изучила меню.
Меню отличалось от обычного только наличием таких деликатесов как «котлеты из оленины» и «ягодный кисель из брусники». Суп тут был в основном рыбный. Совершенно необычном блюдом были жаренные трепанги и макароны с креветками — видимо Иннокентий наладил бесперебойную доставку сих явств