Но уже через день все вернулось на круги своя. Теперь ребенок растет без отца… А теще до внука вообще никогда не было дела — она любила оперные тусовки. Одевалась всегда во что-то обтягивающее, черное, и вызывающе крутила задом — огромным и круглым, словно зонт от Версаче…
— Мы ждем, возлюбленный брат наш, — голос молодого адепта вклинился в мысли Джузеппе.
Надо что-то сделать. Главное понять — раскрыли его или нет? По голосу молодого не сориентироваться. Магистр молчит.
— Я не совсем понимаю, какие результаты вы хотели бы получить, — произнес Джузеппе с почти искренним недоумением.
— Странное дело, Джузеппе, — сказал Магистр. — Вы что, забыли пароли?
— Нет, но мне не хотелось бы вмешиваться в работу системы слежения без достаточных на то оснований. На данном этапе я таких оснований не вижу, и мне трудно сказать что-то определенное…
— Что касается оснований, то мы вам их предоставим, — почти ласково проговорил молодой адепт.
— Каким, позвольте осведомиться, образом? — с легким вызовом поинтересовался Джузеппе.
— Именем Верховного Пророка, — спокойно ответил адепт, доставая из складок одежды золотую таргу — изображение Всевидящего Ока в окружении двенадцати черепов. Все находящиеся в комнате бухнулись на колени. Магистр, держась за поясницу, неохотно последовал общему примеру. Один Джузеппе остался сидеть.
— Встать!.. — прошипел адепт. — Встать, когда с тобой говорит Жрец Двенадцатой Головы!!
— Мальчик… — устало сказал Джузеппе. — Если тебя по знакомству приобщили к верхам Культа и дали поносить золотую безделушку как символ власти, это не дает тебе права ставить на колени тех, кто постарше тебя и по возрасту, и по уму. Так что убери чужую таргу и не паясничай.
Лицо жреца побагровело.
— Слушайте все! — он патетически воздел таргу над головой. Все присутствующие, кроме Джузеппе, пали ниц. — Магистр нижнего градуса Джузеппе Фольи — предатель! Именно он изменил потоки камер слежения и помог трем соплякам организовать побег! Он хорошо замаскировался. Но забыл о Силе Истины! И о том, что ее не обмануть электронными приборами! Силе Истины известно все!!
Джузеппе слегка похлопал в ладоши.
— Браво-браво, молодой человек! Брависсимо… Еще немножко, и эта патетика будет так естественна! Вы уж поднатужьтесь, дорогой мой, не разочаровывайте почтеннейшую публику…
При этих словах «почтеннейшая публика» в лице представителей Высокого Совета и Магистра попыталась как можно сильнее вжаться головами в пол.
Жрец округлил глаза, возвысил голос до фальцета и воскликнул, потрясая по кругу рукой, словно призывая в свидетели выпяченные зады своих братьев по религии.
— Ты предал Контур! Ты предал Культ! Ты предал Истину!! Ты повинен смерти!!!
Джузеппе молча встал. Коротким движением вырвал из рук орущего противника цепочку с таргой и со словами «Cazzo giovanne!» изо всех сил ударил ею жреца по лицу. Тот испуганно шарахнулся, хватаясь за нос.
— Ты!.. — гнусаво проныл он. — Ты поднял руку на… на…
— А сейчас подниму еще и ногу.
Молодой жрец отлетел к двери, отброшенный полупрофессиональным футбольным ударом. Джузеппе подошел к нему, поднял за воротник и уже замахнулся для нового удара, но тут его запястье перехватила чья-то твердая рука и вырвала таргу. Где-то глухо взвыл сигнал тревоги. Звук его все нарастал. Джузеппе повернул голову. За его спиной стоял рослый человек в форме Службы безопасности Контура. Угловатое лицо неопределенной формы было перечеркнуто безобразным шрамом ото лба до подбородка. Глаза не выражали ровным счетом ничего.
— Повинен смерти, — прошипел поверженный жрец, пытаясь встать.
— Да пошел ты, молокосос… — Джузеппе успел пнуть адепта в зад, прежде, чем на его голову обрушился могучий удар огромного кулака с зажатой в него таргой.
Когда впереди показался очередной тупик, беглецы остановились на полдороге — уже не было ни сил, ни желания проверять показавшуюся впереди стену на предмет тайного прохода.
Добрыня бросил свой рюкзачок возле стены и сел на него, уставившись в одну точку.
— Саша, — сказал Антонио, осторожно взяв Бурика за локоть. — Магистр говорил, что ты как-то умеешь соединять пространства. Или разъединять? Я тогда не запомнил. Может быть, ты сможешь попытаться…
— Как? — мрачно бросил Бурик. — Если бы я знал, что он имел в виду или как это делается. Тем более тут эта… Дикая Блокада, или как ее там. В общем, как пытаюсь настроиться, сразу голова болеть начинает и тошнить хочется.
— Кошмар… — посочувствовал Антонио, покачав головой. — Тогда, конечно, лучше не надо. Ты извини, что я об этом спросил.
— Да хорош тебе извиняться, — ответил за Бурика Добрыня, когда тот перевел слова Антонио. — Нам главное — выйти за линию Контура. Помните, папа Карло говорил?
— Он не папа Карло, а Джузеппе, — поправил его Бурик.
— Да хоть Дуремар. Главное, что мужик хороший. Зря я его тогда мутотой бородатой назвал…
— Так он же все равно не понял, — сказал Бурик.
— И слава Богу!
Наступила тишина. Изредка ее нарушали мальчишеские вздохи — каждый думал, как выбраться из этого дурацкого лабиринта, но не находил ответа.
— Давайте так, — сказал Добрыня, вставая. — Я пойду вон по тому коридору. Там мы еще не были…
— Мы с тобой, — поспешил перебить его Бурик.
— Послушай… — Добрыня выразительно посмотрел на него своим колючим взглядом. Тот замолчал, так и не закончив фразы о том, что они с Антонио никуда одного его не отпустят. — Не переводи, пожалуйста, то, что я сейчас скажу. Антоха слабеет. Я это понял сразу, но думал, что пройдет. Гонять его зря не стоит. Ты посиди здесь с ним, а я схожу, обследую ближайшие проходы. Выход должен быть. Я его найду, помечу как-нибудь и вернусь за вами.
Бурик молчал, искоса поглядывая на Антонио. Неужели действительно слабеет?
— Короче, ждите меня здесь. Я скоро.
Добрыня поднял рюкзачок и легко пошел в сторону выбранного прохода.
— Куда это он? — встревожился Антонио.
— Ну, ему надо… — соврал Бурик.
— А-а… — понимающе протянул Антонио.
— Скажи, ты как себя чувствуешь?
— А что?
— Да нет, ничего. Какой-то ты… вялый.
— Я отдохну и сразу стану невялый. Ты не бойся, пожалуйста.
— Да я не боюсь. Просто спросил.
— Угу…
Антонио поднял с булыжного пола небольшой гладкий камешек с красивыми темно-зелеными прожилками и принялся подкидывать его на ладони. На пятый раз камешек резко изменил траекторию и улетел в темноту.
