на меня как на идиота и сочувственно кивали головой. И тогда я решил бежать. От всего. От людей, от машин. Я спрятался, затаился, отрастил волосы, принял гормональные препараты, подделал документы. А они… искали меня все эти годы. Но я их выследил. Их немного. Не более двадцати-тридцати человек. Отъявленные подонки. У каждого из них есть вполне респектабельное занятие, но главное их призвание — растление людей.
— Но для чего им это нужно?
Шенбрунн усмехнулся и похлопал Андрона по плечу:
— Старина, шантаж — древнейшее и подлейшее из злодеяний. Преступники заманивают в свои сети высокопоставленных особ, их детей, близких им людей, а потом предъявляют счет. По самым высоким расценкам. И в обмен требуют если не денег, то власти, влияния, покорности…
В кабачок вошли несколько гвардейцев. Один из них провозгласил тост за здоровье кардинала. Мушкетеры скорчили кислые мины. Гвардейцы схватились за шпаги. Началась веселая потасовка с беготней по столам и швырянием лавок и бочонков. Не обращая внимания на эту кутерьму, Шенбрунн продолжал:
— Однажды ночью я увидел, как трое балбесов запихивают в машину истошно кричавшую девушку. Я попытался вмешаться, но меня так огрели песочной дубинкой, что у меня из глаз искры посыпались. Однако я успел сорвать с одного из нападавших вот это… — Он раскрыл ладонь, на которой лежала кредитная карточка. — И я вернулся к себе, на Средиземноморье. Я ведь работаю смотрительницей маяка.
Гурилин усмехнулся. Полосочный код с карточки уже по невидимым каналам поступил в передатчик его мозга, а оттуда в Систему-1.
— Ну что ты смеешься? Уверяю тебя, нормальная работа. От людей далеко, от роботов — еще дальше. А потом я восстановил в памяти лицо девушки, решил разыскать ее и обнаружил, что она мертва. Я поговорил с ее матерью и решил обратиться к тебе.
— Я тоже говорил с ее матерью, — сказал Андрон, с интересом наблюдая перипетии отчаянной фехтовальной схватки. — Она говорила, что похитители хотели, чтобы она вычислила им «формулу Импера»; с таким же успехом они могли заказать ей решение квадратуры круга или теоремы Ферма.
Шенбрунн пожал плечами.
— Кстати, карточка, которую я подобрал на месте взрыва и хотел показать тебе, идентична той, которую я сорвал с похитителя… На ней твой личный индекс. Но выдана она некоему Краммеру. Он не твой сотрудник?
Андрон резко повернулся к нему и твердо сказал:
— Не говори глупостей.
— Нет, дружок, это не глупости, — язвительно улыбнулся Шенбрунн. — Банда знала, что в тебе живет комплекс неполноценности, что ты очень хочешь самоутвердиться как личность, как стопроцентный человек, мужчина. Они подставили тебе шпионку, которая запеленговала частоту радиостанции, той самой, что сидит в твоем мозге и напрямую связана с системой. Так они узнали о существовании кода «Большой Охотник»…
Фехтовальщики носились вокруг, гремя клинками, промчались по столам, топоча сапогами со шпорами…
— Кучка мерзавцев собирается захватить власть над миром, они уже сколотили себе целое состояние — и ты ничего не знаешь. У тебя закрыты глаза на все, что не исходит от машины. Слепец! Ты даже не подозреваешь, что главарь этой банды… О! Боже!.. — неожиданно вскрикнул он, прижался грудью к столу и сполз на пол.
Фехтовальщики прыгали рядом, звенели шпаги. Андрон пролез под стол, нашел Шенбрунна и перевернул его на живот. На спине экс-детектива расплывалось влажное багровое пятно.
Схватив одного из мушкетеров за шиворот, Гурилин бросил его в угол, но тот моментально поднялся и продолжал махать рапирой.
Андрон крутанул ручку настройки «поводка». И немедленно вокруг него заплясала задорная фарандола, праздничный хоровод венецианского карнавала окружил его, осыпал конфетти… Он рванулся вбок — и попал на состязание поэтов при дворе герцога Миланского. Он в растерянности крутил и крутил ручку, стервенея от ежесекундно меняющихся вокруг него одежд, обычаев, строений, от призраков, которые окружали его глумливой толпой, или ходили поодаль, подбоченясь, не замечая его, или в недоумении таращили глаза.
И тогда он набросился на толпу разряженных фантомов и стал расшвыривать их в разные стороны, колотил по лицам сенаторов и рыцарей, крестьян и феодалов, греков и илотов, громя и сокрушая все, что попадалось ему под руку, пока резкий широкий сноп света не ударил ему в глаза, ослепляя мертвенно-белым сиянием, и в наступившей гробовой тишине не прогремел унылый голос клюги:
— Человек! Стоять! Вы совершили преступление!
Глава двенадцатая
ПРЕСТУПНИК
— Стоять, человек, стоять, — монотонно и даже немного нараспев повторяла клюга. — Не делайте никаких движений, не пытайтесь бежать…
Гурилин сделал шаг вперед.
— Стоять!!! — загремел тот же голос. — В случае сопротивления вы будете поражены парализующим лучом!
Инспектор огляделся. Внутренность огромного зала была залита мертвенно-белым светом. В голубоватом мерцании светильников потеряли свои очертания сказочные замки, рассеялись умиротворяющие пейзажи. Декорации различных эпох превратились в хаотические нагромождения металла, пластика, ткани. Вокруг него беспорядочно блуждали и время от времени странно подергивались надувные роботы, вздымали руки, гримасничали. Невдалеке растерянно озиралась кучка людей, истерически, навзрыд заплакал ребенок.
К инспектору подошли несколько человек.
— В чем дело? — спросил один из них.
— Я… не знаю.
— Для чего вы начали ломать роботов, бить людей, хулиганить?
— Я… — инспектор оглядел людей, которые смотрели на него спокойно и настороженно. — Только что здесь был убит человек. Мы сидели за столом в мушкетерском кабачке, — торопливо объяснял он, пока они шли за ним на место происшествия, — как вдруг началась драка. И он вдруг упал… Я думаю, это один из роботов ударил его…
— Чем? — спросил один из служителей музея, подойдя к перевернутому столу. — Чем мог зарезать вашего приятеля этот прыгающий матрац?
Какое-то бесформенное чучело колыхалось над перевернутым столом, над трупом человека, плавающего в луже крови.
— Но я же ясно видел, здесь только что дрались мушкетеры! — воскликнул Гурилин.
— Это иллюзия. Оптический обман. Если проекцию производить под одним углом, вы увидите мушкетеров, под другим — наполеоновских гвардейцев, под третьим — дикарей, дерущихся с тиграми. Для этого у вас на груди и висит «поводок», чтобы любой видел только то, что ему вздумается.
Мало-помалу вокруг них собирались люди.
— Пропустите! Пропустите меня!.. — Сквозь плотный слой зевак к месту происшествия пробился директор музея. Увидев труп, он всплеснул руками и поглядел на Гурилина:
— Ты?.. — с ужасом прошептал он. — Зачем ты убил ее?
— Кого? — закричал инспектор, рванувшись к нему, но его держали несколько крепких рук.
— Да-да, — топорщил брови Шарль Дебуа, — я все понимаю, все это, конечно, ужасно, жуткая трагедия, удар по престижу нашего правосудия…
— При чем здесь престиж правосудия? — убеждал его Андрон. — Я в третий раз объясняю тебе, почему
