путь, оставив словами чуть ли не физическую рану на сердце Насти. Весь комок противоречий за последние дни сформировал ядовитый осадок, будто бы она отравлена, причем не только событиями, но и мотивами. Оттого Настя и посматривала на Оскара и Роду, ища в их адаптации хоть какой-то полезный ей самой инструмент. И вот сейчас, наедине с Целестином, глядя вслед Любе, Настя искренне хочет так тут и остаться, одна, в тишине и покое, вне границ истории Бэккера. Принятие этого желания напоминает глоток свежего воздуха, чуть-чуть отчищающего ее разум от отравления.
Люба остановилась перед небольшой неровной возвышенностью по пояс, оказавшейся при детальном рассмотрении границей пятиметровой траншеи. Ничего не сказав, Люба спешно перелезла, желая скорее ее пересечь, и только Настя догнала ее, спрашивая вслед о причинах такой реакции, как та уже добралась до противоположного края. Остановившись, Настя уже хотела отдернуть увлеченную Любу, как та указала рукой вниз — туда, где граница траншеи соприкасается с пропастью, видимо, образовавшейся из-за падения космического объекта, оставившего вскопанную линию на поверхности Целестина. Там, на глубине метров сорока, что-то лежало, прямо у дальней стены, почти целиком заваленное камнями и пылью. Если бы Люба не указала, то и заметить нечто спрятанное при беглом осмотре было бы невозможно. Настя вряд ли бы вообще решилась обратить хоть какое-то внимание на слегка выпирающую из-под наклонной насыпи некую глыбу с острым углом в девяносто градусов, если бы не ярчайшая заинтересованность ее спутницы, проявляющей откровенную смесь возбуждения и переживания.
Люба произнесла определение объекта внимания с ярким чувством радости, безошибочно давая понять великую ценность этого момента. В тот момент, когда мозг Насти начал осознавать услышанное, запуская цепную реакцию для неоднозначных эмоций, позади них случилось немыслимое — на высоте метра в четыре прямо из пустоты появились две фигуры. Перед их физическим проявлением нечто вырвалось из точки их скорого проявления, окутало все вокруг живыми волнами переливающегося красно-белого оттенка и в ту же секунду исчезло, что и подтолкнуло обеих обернуться в ужасе. То было вспышкой, больше походившей на обман разума или проблемы с глазами, опровержением чего и послужило резкое появление двух фигур, упавших вниз следом за исчезновением странной световой сигнатуры, будто бы оно на какую-то миллисекунду выползло и залезло обратно. Но образ более не интересовал, ведь в трех метрах от них на спине лежал Петя, чья броня уже была повреждена от ранних ударов того, кто ныне стоял сверху и большим размахом нанес еще один удар в грудь. Агрессор был Варваром. Трехметровый, широкий, с крупным руками, ногами и корпусом, он напоминал грубую форму человеческого тела, покрытого или целиком состоявшего из чего-то около металлического, цвета то ли серого, то ли черного. Черные горизонтальные линии начинались от пят и шли до головы, словно его делили на тонкие доли. Голова была без лица, ушей, рта и носа, будто бы лишь простая, немного вытянутая форма. Один его вид внушал чудовищный страх от одновременной простоты и неописуемого таинства природы этого существа. Петя выставил руку перед ним, но Варвар одним ударом разнес ее на куски, уронив ладонь тому на грудь, после чего они вновь исчезли. Все произошло за какие-то десять секунд. Люба и Настя не успели сообщить по связи об этом фрагменте будущего, потому что сотрясение почвы от тех трех ударов оказалось столь сильным, что камни стремительно стали уходить у них из-под ног. Падая вниз, Настя была окутана чем-то столь немыслимым, что разум мог успокоить себя лишь полезным для выживания вспоминанием слов Любы о находке на дне этой ямы, куда они и падают: «Это кусок космического корабля, который улетел с Опуса на Кому для основания Авроры».
Гаскоин не имел привычки нарушать приказ или выражать сомнение в решениях вышестоящего руководства, особенно без цельной картины происходящего. Но когда им поступили сведения о нападении хищников неизвестного происхождения на Монолит, в нем заиграло волнение ранее невиданного уровня. Этот человек был воспитан строго, но справедливо преимущественно отцом, учившим его, что труд человека не только формирует, но и характеризует этого человека. «Нормально делай — нормально будет», — любил повторять его отец при каждом удобном случае, приучая единственного сына быть ответственным за себя и свой труд. Эти мудрые слова выручали его в каждый сложный час и день, но здесь, когда столь глобальная угроза уничтожила Монолит, что-то в нем пошатнулось. Некогда надежность Опуса во всех сфера деятельности вызывала лишь восхищение и гордость за возможность быть частью большого отлаженного механизма, именуемого государством. Теперь же его слаженный ум обогащен сомнениями самого примитивного характера, что не просто несвойственно ему — напоминает болезнь, этакую инвалидность. Начиная от его бессмысленного назначения на Эфир, заканчивая своеволием Бэккера, который, как теперь известно, взял на себя роль первопроходца на Целестине для битвы с каким-то Варваром, что само по себе звучит бредово, так еще и вмешиваться станции почему-то запрещено — лишь слежение да сводка.
К таким событиям он не просто не был готов — ему кажется, что нынешняя «болезнь» может лишь усугубить возможные в скором будущем события, где потребуются все его силы и навык, дабы… спасти их? Или вступить в эту битву? Очень плохое предчувствие пронизывает Гаскоина от головы до пят. Не менее важным в этом смятении выступает страх за семью перед этими хищниками, наличие коих на Опусе не доказано, но и не опровергнуто… насколько сам он осведомлен в этом вопросе. Совсем ведь недавно он узнал, что у него будет ребенок от женщины, которую ему нашел для продолжения рода отец вместе с мамой благодаря программе продолжения рода человеческого. Простая процедура совместимости для сильного потомства сверхточно определяла подходящих партнеров не только генетически, но и психологически, отчего жена его была ему приятна умом и характером. Возможно, то, что она оказалась беременна его ребенком за месяц до Эфира, и будит те самые родительские инстинкты. Он должен быть сильней, чтобы защитить ребенка, чему явно не способствует ранее выраженная Изабелле тревожность. Как же тут все одноклеточно примитивно, сокрушался Гаскоин, пока слушал разговоры Бэккера с остальными: они словно голышом собираются сражаться с неким существом, для изучения которого Лорн имеет на руках лишь пару дронов и немного мелкого оборудования. Может быть, в этом задача Эфира на самом деле: исследовать возможности Монолита как возможного противника для Опуса? Если так, то у них для него хорошие новости — столице потребуется от силы сутки для доминирования над колонией. Возможно,
