— Нет, — перебила его Тина. — Вы знаете, что я прошла гипноманипулятор в возрасте трех лет по настоянию отца? Знаете ли, что это означает?
— Не совсем, — ответил он. — Каким-то образом он гарантирует, что вы раскроете весь свой творческий потенциал.
— И привязывает вас к этому.
— Я не понимаю, — нахмурился он.
— Каждый из нас, кажется, родился с определенными способностями, — ответила Тина, подойдя к окну и повернувшись к нему спиной. Ее темные волосы и смуглая кожа казались светлыми на фоне ночи. — Дэйн, например, унаследовал писательские способности, как Бетти и Доротея. У мамы удивительные музыкальные способности. Отец, как и я, имеет талант в искусстве.
Сент-Сир выжидательно молчал.
— После того, как вы прошли психологический гипноманипоулятор, раз впустив его в свою голову в поисках основного таланта, вы привязаны к тому, что он нашел. Я должна рисовать. Весь мой мир — это живопись и графика, я получаю удовольствие, заканчивая день чисткой кистей.
Отойдя от окна, она встала рядом с автопортретом, выполненном в оранжевом и желтом оттенках.
— Раньше я пыталась убежать от этого, — продолжила она. — О-о, было время, когда я чувствовала отношение к самой себе, к своим неуклюжим пальцам, к ограниченному зрению, злилась, бросала и не хотела возвращаться к рисованию снова. Но через несколько дней после того, как я бросила рисование, гнев прошёл. Я нервничала все больше… Мне не терпелось вернуться, чтобы попробовать еще раз, сделать все лучше, чем было раньше. Я знаю, что не смогу сделать лучше, что мой талант имеет какие-то границы, знаю, что я хороший художник, но не великий. Но я всегда возвращаюсь к рисованию. Всегда по новой беру в руки кисть. Снова и снова одурачиваю себя. Никогда не могу продержаться дольше недели или двух без живописи. Иногда три.
— Может быть, все ваше стремление…
Она продолжала говорить, будто не слышала его:
— Каждый, кто прошел гипноманипулятор узнает, свое призвание. Если его талант огромен, велик, он живет словно в Аду. Он не умеет ничего, кроме заданного гипноманипулятором — и он знает, что никогда не сможет делать это так хорошо, как только можно. И потом, стремление, как вы сказали.
Значит, она все-таки слушала его.
— Гипноманипулятор мотивирует. В конце концов, вы можете сделать только одну вещь, вы хотите делать только одну вещь, но вы никогда не сможете делать это так хорошо, как вам хочется.
— Остальные думают так же? — спросил он.
— Хотя они не говорят, но они это чувствуют.
— Незаметно, — сказал Сент-Сир.
— Правда? — она повернулась лицом к нему. Ее это больше не трогало, не злило. Ровным голосом она спросила:
— Вам не кажется, что семья слишком спокойно восприняла смерть Бетти?
— Ваша мать плакала.
— Подтверждение моей теории, — ответила Тина. — Она прошла гипноманипулятор позже всех остальных. Отец прошел еще ребенком, как и все остальные. До свадьбы мама не знала своих талантов. Поэтому она самая нормальная.
— Я не понимаю, как связаны гипноманипулятор и слабое проявление эмоций в вашей семье.
— Очень просто, — ответила она с улыбкой, совсем на улыбку не похожей. — Каждый из нас наделен какими-то способностями, и мы все очень привязаны к ним, несмотря на ограниченность. Поэтому непросто заботиться о других людях, беспокоиться о них, когда ваша энергия и жизнь связаны с вашим талантом.
— Вы забываете, что здесь произошли еще два убийства. И ваша реакция на третье оправданна.
— В первый раз реакция была такая же, — сказала Тина. — День или два траура, а затем все опять вернулись к работе — лепить, проектировать, рисовать, строить… — посмотрев на картины слева, она громко вздохнула. — Похоже, все эти эксперты по манипулятору совершенно не понимают, что невозможно создавать шедевры без личной жизни. Если любовь к искусству превыше всего, то все это мастурбация. Если жизнь, люди, окружение уходят на второй план, то нечего нарисовать, нечего запомнить.
Хотя он не был, как она тонко заметила, очень внимательным человеком, — он любил яркие цвета, смелые линии, приятные формы, громкую и живую музыку в любой день; к черту достойные и благородные критерии — Сент-Сир увидел ее глубокие, ужасные страдания, которые, как бы она не описывала, ему никогда бы не удалось понять до конца. Ему вдруг показалось, что, как полная гармония в искусстве ускользает от него, так же и ее чувства — ускользают от него. Детектив почувствовал, что она не могла заснуть ночью, любой ночью, и этой не сможет — и что она порвала больше картин, чем оставила. Он не сказал ничего, потому что не знал, что могло бы подбодрить ее — или как-то отреагировать, раз уж на то пошло.
Тихо, почти шепотом, она сказала:
— Как я могу сделать что-то вечное, что-то настоящее на бумаге или полотне, когда я не умею заботиться о других?
— Вы можете заботиться, — сказал он.
— Нет.
— Послушайте, вы всю жизнь провели среди талантов, прошедших гипноманипулятор. Но если бы вы жили среди обычных, нормальных, людей, они бы реагировали на вас, заботились о вас, научили бы вас относиться к ним так же. Вы можете заботиться.
— Вы правда так думаете?
— Да.
«Осторожнее».
Пошел к черту.
— Сомневаюсь, — сказала она.
Смешение реального и внутреннего разговора заставило его растерянно спросить:
— В чем?
Она с любопытством посмотрела на него:
— Сомневаюсь, что смогу заботиться о ком-то.
— Сможете, — тупо повторил он.
Долгое мгновение они неловко смотрели друг на друга. Сент-Сир не знал, как чувствует себя Тина, но самому ему казалось, будто он превратился в ужасно неловкое, неуклюжее трехногое существо. Он слышал свое дыхание и мог поклясться, что оно было таким же громким, как охладитель вентиляционной системы. Он ждал, пока она что-нибудь скажет, потому как сам был не в состоянии. Потом, поняв наконец, что она и так сказала слишком много и, наверное, хочет остаться одна, он проговорил:
— Держите оружие рядом.
— Хорошо.
Пожелав спокойной ночи, он вышел.
Лифт поднимался на пятый этаж, казалось, целую вечность.
Вернувшись в свою комнату, он налил себе большой стакан виски, положив один кубик льда — чтобы выпивки влезло больше.
Спиртное притупит твое восприятие.
Пошел к черту.
Он понимал, что в этот день не сможет куда-либо идти или что-то делать, пока не поспит несколько часов. Сев на стул рядом со стеклянной дверью, он стал наслаждаться напитком.
За последние шесть часов количество данных возросло. Он уже собрал несколько кусков этой головоломки, скоро компьютер в нем будет пытаться их сложить. Если темп не уменьшится, он сможет сформулировать новые теории за день, может за два, а затем исключить нелогичных подозреваемых.
