Сигрен молча кивнул.
Комиссар еще раз внимательно проглядел листок. Взгляд его задержался на второй записи чернилами. В ней было очень много помарок. Сигрен зачеркивал, начинал писать что-то новое, потом опять зачеркивал и возвращался к написанному раньше. Даже не обладая математическими познаниями, можно было сказать, что автор напряженно и мучительно размышлял над этими строчками. Но размышления требуют времени…
«А что, если…» — мелькнула у Бэрда неожиданная мысль.
Он украдкой посмотрел на Сигрена. Тот сидел неподвижно, сцепив руки, и без всякого выражения смотрел куда-то в пространство.
— Вы заходили вчера к Девидсу второй раз? — скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес комиссар.
Сигрен побледнел.
— Зачем? — настойчиво спросил Бэрд, теперь уже совершенно уверенный, что попал в точку.
— Я хотел… хотел еще раз посоветоваться. Что в этом особенного?
— Почему же, в таком случае, вы скрыли это от своих товарищей и от меня?
Сигрен опустил голову.
— Боялись, как бы они не подумали, что вы были там последним?
— Да.
— А вы не были последним?
— Не знаю.
Теперь взгляд комиссара был прикован к двум последним карандашным строчкам.
— Значит, когда вы уходили во второй раз, Девидс был еще жив?
Сигрен вскочил, словно подброшенный неожкиданно распрямившейся пружиной.
— Вы тоже допускаете, что он мог умереть при мне?
— Пока это только гипотеза, — спокойно сказал Бэрд. — А что такое гипотеза, вы должны знать не хуже меня. Но не скрою, у этой гипотезы есгь известные основания. Вот взгляните.
Он протянул Сигрену листок с формулами.
— Обратите внимание на последнюю карандашную строчку. Вам не кажется, что она как-то странно обрывается?
Сигрен дико посмотрел на Бэрда.
— Просто Девидс вдруг положил карандаш и сказал: «Впрочем, скорее всего все это чепуха». Я очень хорошо помню.
— Это ваша версия, — все так же спокойно произнес комиссар. — Если разрешите, я оставлю этот листок у себя.
Он аккуратно сложил бумагу вдвое, потом еще раз и спрятал в карман.
— А вы не помните, в котором часу ушли от Девидса?
— Очень хорошо помню, — с готовностью сообщил Сигрен. — Было пятнадцать минут третьего.
— Пятнадцать минут третьего, — повторил комиссар, на всякий случай отметив про себя, что, по словам Хэксли он нашел Девидса мертвым без пяти минут три.
— И вовсе не обязательно имение я был последним, видевшим Девидса, — торопливо добавил Сигрен, словно испугавшись, что комиссар уйдет. — Ведь оставалось еще четверть часа.
— Четверть часа? — заинтересовался Бэрд. — До чего?
— Видите ли, господин комиссар, каждый день с половины третьего до трех у нас небольшой перерыв — мы пьем чай. Девидс любил делать это в одиночестве. Стакан чаю и сдобная булочка. И в эти минуты его обычно никто не беспокоил.
— Хорошо, — сказал Бэрд. — Благодарю вас, господин Сигрен. Извините, что потревожил.
— Как, вы уже уходите? — волнуясь, спросил Сигрен.
Комиссар развел руками.
— Но ведь за эти пятнадцать минут, — робко напомнил Сигрен, — к Девидсу мог зайти кто-нибудь еще.
— Мог, — согласился Бэрд — Но мог и не зайти.
— Что же мне делать? — окончательно сникнув, тихо спросил Сигрен. — Вы, должно быть, подозреваете меня? Ну, конечно же — этим и должно было кончиться, — добавил он обреченно.
— Я советую вам хорошенько все обдумать, господин Сигрен, — официальным тоном произнес комиссар. — Хочу вам напомнить, что если бумага будет возвращена, ваш шеф согласен замять дело. Можно даже все так устроить, что и ваши товарищи ничего не будут знать. У вас есть сутки. Завтра утром мы встретимся еще раз.
Прежде чем открыть дверь в следующую комнату, где находился рабочий кабинет Ленгли, Бэрд на несколько минут задержался в гостиной. Он извлек из кармана записную книжку Девидса и раскрыл ее на той самой странице, где 14 августа была сделана заинтересовавшая его запись о десяти лемах и булочке.
«Что бы это могло означать? — думал он, вглядываясь в аккуратно выписанные карандашные буквы. — Ленгли, десять лемов и булочка? И Девидс? Какая тут связь?.. Может быть, Девидс дал Ленгли эти деньги в долг? Но тогда причем здесь булочка? Когда ссужаешь кого-нибудь деньгами, стоит ли запоминать, для чего они ему понадобились? Да и, судя по прослушанным разговорам, Ленгли не из тех, у кого не найдется в кармане десяти лемов. Но и Девидсу вряд ли нужно было одалживать их у Ленгли. Ведь у него в записной книжке лежали и более крупные деньги. Но как бы там ни было, запись о булочке наводила на кое-какие предположения. По словам Сигрена, он ушел от Девидса в четверть третьего. А чаепитием Девидс занимался начиная с половины третьего. Это могло означать, что Ленгли зачем-то заходил к Девидсу после Сигрена».
Бэрд спрятал записную книжку в карман и открыл дверь в комнату Ленгли.
Ленгли небрежно развалился на диване. Он лежал на спине, забросив ноги в модных коракотовых туфлях на спинку стула, и, глядя в потолок лениво высвистывал какую-то мелодию.
Когда вошел Бэрд, он даже не переменил позы, только на мгновение перевел на него взгляд.
Комиссар, не обращая внимания на эту демонстрацию, плотно прикрыл за собой дверь и прошел прямо к письменному столу.
— Очень сожалею, — произнес он официальным тоном, — но вынужден вас потревожить. Вам придется ответить на несколько вопросов.
Ленгли убрал ноги со стула и носком туфли ловко подтолкнул его по направлению к Бэрду.
— Могли бы и не представляться, — пробурчал он. — И так за милю видно, что вы из полиции.
Бзрд сел.
— Начнем?
— Вы, разумеется, потребуете, — издевательским тоном произнес Ленгли, — чтобы я отвечал вам сидя? Или, может быть, стоя?
«Мальчишка, — подумал Бэрд — самый настоящий мальчишка. Вполне мог выкинуть любой номер… Ну что же, с таким только легче будет справиться».
— Нет, почему же, — произнес он невозмутимо, — можете лежать. Это никак не повлияет на характер допроса.
При слове «допрос» Ленгли поморщился, но все же спустил ноги на пол и принял сидячее положение.
Его надо было ошеломить чем-то неожиданным, и Бэрд уже знал, как это сделать.
— Вы не ели со вчерашнего дня? — спросил он резко.
Ленгли удивленно поднял брови:
— Я, кажется, пока еще не на вашем попечении, господин сыщик, чтобы вы проявляли заботу о моем питании?
— Возможно, у вас нет при себе денег? — все так же невозмутимо продолжал Бэрд. — Я мог бы вам одолжить.
